Евгений Бесчастный

Зимние  гуси-лебеди

№44(12)

Март 2020

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

Ольга Фикс. В поисках живого тепла

Неся Зейтман. Типажи из дома скорби

Анна Немеровская. И даровал Всевышний человеку свободу воли

Александр Иличевский. Грузди и кузов

Михаил Юдсон. Из записных книжек

Яков Шехтер. Человек новомесячья

ИЗРАИЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА НА ИВРИТЕ СЕГОДНЯ

рубрику ведет  Александр  Крюков

Этгар Керет. Как в предпоследний раз меня выстрелили из пушки

Шира Гефен. Гефильте

Дан Бен-Ишай. Возвращение

 ПОЭЗИЯ

Ирина Каренина. Любовь проходит мимо

Катя Капович. Март

Ирина Маулер. Слово

Нелли Воронель. Ключик

Максим Жуков. Безотказная герла

Валерий Скобло. Живя на Руси

Сергей Штильман.Пока растет трава

Игорь Губерман. Иерусалимский дневник (свежие гарики)

 ИНТЕРВЬЮ

Максим Леонидов. За тех, кто рядом

 НОН-ФИКШН

Лилия Газизова. А Кайсери унесет ветер

Александров Крюков. На зоне

Михаил Сидоров. «Веселая» наука и грустная фантастика

Владимир Ханан. Respublika Uzupis

Эдуард Бормашенко. Философские итоги ХХ века

ХРОНИКА ТЕКУЩИХ СОБЫТИЙ В ИЗРАИЛЬСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Роман Кацман. In Memoriam

Евгений Сельц. Найти себя в себе

Елена Юфит. Читать или не читать

 СТИХИ И СТРУНЫ

Ирина Морозовская «Вниз по седьмой воде». Дмитрий Коломенский

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Михаил Юдсон

ИЗ  ЗАПИСНЫХ  КНИЖЕК

Всё не просто так!

Почему Аполлон Аполлоныч едет в автобусе именно на Елоховскую улицу? Потому что там (дом 16) жила любовница Петра Первого Аннушка (Монс), согласно легендам – ведьма и ворожея. И там же, на Разгуляе, на углу – дом колдуна Брюса.

!! Быков !!                                                                                                                              !!!!!!!!!!!!!!!

2-я книга «В лесах» Мельникова-Печерского – там есть куски – это зародыш Леса из «Улитки на склоне» Стругацких – герой ищет город,  деревья переходят с места на место, властные женщины, владыки скитов, навьи чары болтающей монашки…    молчащий среди них мужчина (ясен перец – Молчун), описание леса, болота, прицепившегося ядовитого «живого» цветка и т.д.

Вперед, двуногое без перьев, поет нам ангел на мосту – там, за рекой, в тени деревьев, под сенью девушек в цвету… Белеет парус одинокий (Марлинский), как гений чистой красоты (Жуковский), сотри случайные черты (Флейерверт  (? – И.К.)), и ты узыришь смысл широкий  (одинокий)

И тексты-то, мягко говоря, малосамостоятельные, и пишмашинки чисто из канцелярии Маслоцентра… но свистнуто очень средне.

Бендер прикурил  у дворника в Старгороде. А потом – бросил, что ли?!!

 

Он даровит безмерно, мобилен на диво, буйно цветущ. Почему не пошёл к Путину? Жаль, что не довелось присутствовать хотя и камер-юнкером.

Быков сродни снегу – чурается черновиков – его лепная проза сразу набело нижется.

Так пускай и я погибну, кочевой народ – той же славною кончиной, что Иосиф Рот (зиятельный австрийский писатель, «Иов» и т.д.). Умер в 1940 г. в Париже от белой горячки.

*    *     *

Читал я, что чукчи называют себя «луораветланы» (буквально – настоящие люди). То есть – «Повесть о настоящем человеке» – это о чукче, ползущем в снегах. А мы – какие-то нестоящие. Обленились в тепле.

*    *     *

Последняя запись в истории болезни Шаламова: «Пытался укусить врача».

*    *     *

Я сам внёс посильный вклад в алкоголизм-закусизм Алии. Но переводиться и печататься на иврите – зачем? Уже есть одна Книжка…

*    *     *

Буриданов выбрал валаамову.

Подаю признаки жизни.

«Рассказ его не блистал звёздами», как выражался Всеволод Иванов.

*    *     *

Написать бы чего-нить оптимистическое, антипотопное, эстетское – «Антиной». Плюнуть на разливанные Нилы, с крокодилами…

Как писал замечательный русский писатель Борис Зайцев: «Тут же, у стока, в час ночной, в смутном громе событий и пустяков, вот уже основал малый скит на базаре, в проходной комнате, в уплотнённом логове («Уединение»).

Это уединение.

*    *     *

Я, малюсенький моллюск, сижу в своей норке-норушке и жалко жалуюсь…

*    *     *

Шармута, травиата беспутная

*    *     *

Каждый строчит, как он хочет – онанотехнологии!

*    *     *

«Тягло одеяла» – тянет на себя.

*    *     *

Истинный выкрест пьёт горькую, пляшет «русскую»…

*    *     *

Тины всякие, трахели, гусары у Сары…

Неся Зейтман

                 

              ТИПАЖИ ИЗ «ДОМА СКОРБИ»

 

                                                        Инбаль

Инбаль — моя соседка еще с первой госпитализации. 40 лет с небольшим, двое взрослых детей, тяжелый развод и последующее общение с уже бывшим. В результате депрессия. Типичная история: ухудшение, апатия, «забыла» пить антидепрессанты, потом как-то неожиданно для себя выпила огромную дозу риталина и еще много чего-то подобного. Дети нашли — и вот она тут. Когда-то Инбаль писала детские книжки. Работала в книжном магазине продавцом-консультантом. Потом резко ушла с работы — и вот напилась таблеток. К ней приходят папа и мама, тихие, грустные ашкеназы. Папа преподает в паре колледжей что- то на стыке юриспруденции и политологии. Раньше преподавал в университетах, но ушел, не выдержав общей либерализации  академии.  Немного  говорит  по-русски (выучил в академических целях), тренируется на мне, я не против. Инбаль — стройная женщина среднего роста, европейской средней внешности с умными и до жути грустными глазами, в которых всегда только одно: «Я ничего не хочу, я ни во что не верю, я ничего не жду, оставьте меня в покое». Много спит, много курит. Очень мало и очень тихо говорит. По сравнению с тем, какой она пришла, конечно, она уже живчик. Недавно ей разрешили выходить во двор и питаться  в  общей  столовой  за  пределами  отделения.  И даже сменить больничную одежду на обычную. И она уже может сходить в душ (ну, если вы хоть как-то знакомы с депрессией, то знаете, что искупаться в этом состоянии крайне сложно, это сродни подвигу и съедает силы трех дней). Сегодня предложила ей посмотреть «Гордость и предубеждение»,   сериал   классический,   есть   у   меня   в компьютере — и она согласилась! Отношения с бывшим настолько болезненны, что она не готова об этом говорить даже  с  врачами,  физически  не может, ее  начинает скручивать  и   она   теряет   голос.  Вначале   очень   много плакала. Бесконечно и совершенно бесшумно. Потом очень много ела, прямо пожирала еду, почти без разбора, совершенно  не  чувствуя  вкуса.  Сейчас плачет  поменьше. Ест уже, подбирая вкусы и даже немного получая удовольствие. Начала рисовать и делать объемные фигуры как барельефы, только на бумаге и из картона. Я очень к ней привязалась. Мы с ней провели множество бесед – без слов, молчаливых и насыщенных, сидя в курилке и в комнате. Таких,  которые  начинаются  кивком  и  заканчиваются вздохом. Она не знает, когда сможет выйти, ее это не интересует. С папой они тоже ведут такие долгие беседы без слов, кивая и вздыхая время от времени.Она все время чудовищно уставшая, настолько, что засыпает со снотворными. Утром за завтраком я рассказала ей анекдот: «Больной, проснитесь, вам надо принять снотворное,» — оказалось, что вчера с ней приключилась именно такая история! Это было впервые, когда я увидела, как она улыбается. И, наверное, это глухое покашливание было на самом деле смехом. И, знаете, — я горжусь этим, я нечеловечески горда тем, что смогла вызвать этот глухой смех и эту тень улыбки.