Почему Аполлон Аполлоныч едет в автобусе именно на Елоховскую улицу? Потому что там (дом 16) жила любовница Петра Первого Аннушка (Монс), согласно легендам – ведьма и ворожея. И там же, на Разгуляе, на углу – дом колдуна Брюса.
!! Быков !! !!!!!!!!!!!!!!!
2-я книга «В лесах» Мельникова-Печерского – там есть куски – это зародыш Леса из «Улитки на склоне» Стругацких – герой ищет город, деревья переходят с места на место, властные женщины, владыки скитов, навьи чары болтающей монашки… молчащий среди них мужчина (ясен перец – Молчун), описание леса, болота, прицепившегося ядовитого «живого» цветка и т.д.
Вперед, двуногое без перьев, поет нам ангел на мосту – там, за рекой, в тени деревьев, под сенью девушек в цвету… Белеет парус одинокий (Марлинский), как гений чистой красоты (Жуковский), сотри случайные черты (Флейерверт (? – И.К.)), и ты узыришь смысл широкий (одинокий)
И тексты-то, мягко говоря, малосамостоятельные, и пишмашинки чисто из канцелярии Маслоцентра… но свистнуто очень средне.
Бендер прикурил у дворника в Старгороде. А потом – бросил, что ли?!!
Он даровит безмерно, мобилен на диво, буйно цветущ. Почему не пошёл к Путину? Жаль, что не довелось присутствовать хотя и камер-юнкером.
Быков сродни снегу – чурается черновиков – его лепная проза сразу набело нижется.
Так пускай и я погибну, кочевой народ – той же славною кончиной, что Иосиф Рот (зиятельный австрийский писатель, «Иов» и т.д.). Умер в 1940 г. в Париже от белой горячки.
* * *
Читал я, что чукчи называют себя «луораветланы» (буквально – настоящие люди). То есть – «Повесть о настоящем человеке» – это о чукче, ползущем в снегах. А мы – какие-то нестоящие. Обленились в тепле.
* * *
Последняя запись в истории болезни Шаламова: «Пытался укусить врача».
* * *
Я сам внёс посильный вклад в алкоголизм-закусизм Алии. Но переводиться и печататься на иврите – зачем? Уже есть одна Книжка…
* * *
Буриданов выбрал валаамову.
Подаю признаки жизни.
«Рассказ его не блистал звёздами», как выражался Всеволод Иванов.
* * *
Написать бы чего-нить оптимистическое, антипотопное, эстетское – «Антиной». Плюнуть на разливанные Нилы, с крокодилами…
Как писал замечательный русский писатель Борис Зайцев: «Тут же, у стока, в час ночной, в смутном громе событий и пустяков, вот уже основал малый скит на базаре, в проходной комнате, в уплотнённом логове («Уединение»).
Это уединение.
* * *
Я, малюсенький моллюск, сижу в своей норке-норушке и жалко жалуюсь…
Инбаль — моя соседка еще с первой госпитализации. 40 лет с небольшим, двое взрослых детей, тяжелый развод и последующее общение с уже бывшим. В результате депрессия. Типичная история: ухудшение, апатия, «забыла» пить антидепрессанты, потом как-то неожиданно для себя выпила огромную дозу риталина и еще много чего-то подобного. Дети нашли — и вот она тут. Когда-то Инбаль писала детские книжки. Работала в книжном магазине продавцом-консультантом. Потом резко ушла с работы — и вот напилась таблеток. К ней приходят папа и мама, тихие, грустные ашкеназы. Папа преподает в паре колледжей что- то на стыке юриспруденции и политологии. Раньше преподавал в университетах, но ушел, не выдержав общей либерализации академии. Немного говорит по-русски (выучил в академических целях), тренируется на мне, я не против. Инбаль — стройная женщина среднего роста, европейской средней внешности с умными и до жути грустными глазами, в которых всегда только одно: «Я ничего не хочу, я ни во что не верю, я ничего не жду, оставьте меня в покое». Много спит, много курит. Очень мало и очень тихо говорит. По сравнению с тем, какой она пришла, конечно, она уже живчик. Недавно ей разрешили выходить во двор и питаться в общей столовой за пределами отделения. И даже сменить больничную одежду на обычную. И она уже может сходить в душ (ну, если вы хоть как-то знакомы с депрессией, то знаете, что искупаться в этом состоянии крайне сложно, это сродни подвигу и съедает силы трех дней). Сегодня предложила ей посмотреть «Гордость и предубеждение», сериал классический, есть у меня в компьютере — и она согласилась! Отношения с бывшим настолько болезненны, что она не готова об этом говорить даже с врачами, физически не может, ее начинает скручивать и она теряет голос. Вначале очень много плакала. Бесконечно и совершенно бесшумно. Потом очень много ела, прямо пожирала еду, почти без разбора, совершенно не чувствуя вкуса. Сейчас плачет поменьше. Ест уже, подбирая вкусы и даже немного получая удовольствие. Начала рисовать и делать объемные фигуры как барельефы, только на бумаге и из картона. Я очень к ней привязалась. Мы с ней провели множество бесед – без слов, молчаливых и насыщенных, сидя в курилке и в комнате. Таких, которые начинаются кивком и заканчиваются вздохом. Она не знает, когда сможет выйти, ее это не интересует. С папой они тоже ведут такие долгие беседы без слов, кивая и вздыхая время от времени.Она все время чудовищно уставшая, настолько, что засыпает со снотворными. Утром за завтраком я рассказала ей анекдот: «Больной, проснитесь, вам надо принять снотворное,» — оказалось, что вчера с ней приключилась именно такая история! Это было впервые, когда я увидела, как она улыбается. И, наверное, это глухое покашливание было на самом деле смехом. И, знаете, — я горжусь этим, я нечеловечески горда тем, что смогла вызвать этот глухой смех и эту тень улыбки.
И близко не представляла себе, каково оно придётся — готовить эту колонку. Казалось бы — вот дошли время и руки до человека, давно любимого и уважаемого мной очень, очень, и очень интенсивно и непрерывно. Слушай песенки и вспоминай всё, чего хотелось после них сказать в глаза — но не сказалось, из-за общей несерьёзности места и действия. Ну и решительной не склонности Коломенского к пафосу, в любой форме изъявленному. Так что слушай, вспоминай да записывай — предвкушала я по дороге из Берлина к ноутбуку, в разлуке с которым прожила пару недель, а тут и время собирать колонку подоспело. Дома внезапно оказалось, что у ноута не работает гнездо под наушники, и резко упал звук — но времени тащить его в ремонт уже никакого не осталось, а наоборот, остались долги, которые надо прям вчера исполнять. Стала я слушать Диму Коломенского через наушники в телефоне. Слушала долго, никогда ещё не принимала такой дозы его творчества в таком концентрированном виде. Ходила всюду с наушниками, как с капельницей, прямо в душу. Не раз ловила на себе табуны мурашек, что является моим личным симптомом встречи с поэзией в химически чистом виде.
Тут-то оказалось — всюду, где он поёт — он замечательно исполняет чужие хорошие песни. Либо свои стихи читает. А записей его собственных песен нету. Как такое могло получиться — не знаю. И колонка моя, вроде, не о поэтах. А о бардах — и вот тут хороши бы ссылочки на то, что у меня в голове живёт, а в ютубе — нет. На каком-то из выступлений Дмитрия я обнаружила ответ на эту загадку — что он сознательно не смешивает свои песни и стихи, поскольку считает их разными жанрами. Тут я даже не пробую спорить, автору всяко виднее.
Совместное с Машей Пилюковой выступление на»Зимородке»
Как-то справлюсь со своей задачей, показав, как поёт Коломенский — в одних ссылках, а как он читает стихи — в других. Что получится от смешения этого всего в воображении читателей — самой интересно. Ну и повторю, что Дмитрий Коломенский — совершенно прекрасный поэт, автор собственных песен и исполнитель многих, многих других хороших авторов. Петь с ним дуэтом или в компании
— редкое удовольствие. В смысле, что чаще хотелось бы встречаться, гораздо чаще. Повседневная ирония и безупречное чувство юмора Димы удивительно сочетаются с умением не ранить словом тех, кто рядом, а подсвечивать, как фонариком, любую обыденность — и походную, и городскую. Поддерживать, опекать, заботиться. В полевых условиях лагеря при сомнительной погоде это особенно ценно. Да в любых ценно. Ещё у Димы есть нечастое для поэта умение организовывать и модерировать выступления других, мастерские, да и что угодно, мне кажется. И безупречный вкус (читайте — совпадающий с моим и по части репертуара, и по человеческой).
ПРОЗА
ПОЭЗИЯ
ИНТЕРВЬЮ
НОН-ФИКШН
СТИХИ И СТРУНЫ
