Александр Карабчиевский

Имя в углу страницы

(К сведению авторов присылаемых в журнал рукописей)

 

Обращали вы внимание на то, что оформление нашего замечательного журнала «Артикль» нивелирует авторов? Фамилия всеизраильски, а может, и всемирно известного писателя отпечатана в верхнем правом углу страницы тем же шрифтом, что и фамилия начинающего, приславшего в журнал свой первый всерьёз написанный рассказ. И тексты их произведений тоже набраны одинаково. Даже главный редактор, имеющий полную возможность занимать весь журнал собранием собственных сочинений из номера в номер, – кто же ему помешает? – не злоупотребляет своими правами, и если отводит преимущественное место для произведений своих приятелей и добрых знакомых, то всё-таки требует от них связности в сюжетах и грамотности при изложении мыслей. То есть требует уважения к читателям. А писатели, расположившиеся на страницах, в свою очередь, ожидают от читателей уважения к себе. За что? За то, что они допущены редактором к читательскому взгляду, скользящему по страницам журнала. За тексты, которые они писали не для того, чтобы заинтересовать или потешить читателей, а для того, чтобы потешить себя. Ну, и читателей – заодно, если получится.

Понятно, что на творчестве одних только добрых знакомых журнала не вывезешь. Тем более солидного литературного журнала, который воплощается на бумаге, продаётся в книжных магазинах и распространяется по подписке. Очень важно и нужно, чтобы читательско-писательское сообщество, так называемый литературный мир отреагировал на приглашение   редакции,  и авторы принялись посылать для журнала свежие рукописи, которыми они надеются создать себе литературное имя. Редакторы такие рукописи называют ёмким словом «самотёк».  Если рукопись будет одобрена – имя автора будет напечатано в правом верхнем углу страницы, точно так же, как имена всеизраильски, а может, и всемирно известных писателей. Автор, пекущийся о собственном литературном имени, почти наверняка принял на себя нелёгкий труд увлечь и развлечь именно читателей, а не себя самого – и поэтому его усилия идут на пользу журналу. И самотёк таки поступает! Иногда щедрым потоком, иногда тонкой струйкой – но поступает непрерывно. А на страницы журнала попадает редко, моросящими капельками. Дальше читающего редактора многие, очень многие рукописи не проходят. Ну, некоторые приходится отвергать из-за их неликвидных качеств. Но не попадают на страницы и вполне приличные, причём весьма многие.   Парадокса тут нет: отбирающий тексты редактор обеспокоен более всего не качественной оценкой присланного материала, а вопросом: чем этот автор может быть полезен журналу? Потому что во всё то свободное своё время, которое отдано созиданию «Артикля», его редактор решает важнейший  вопрос: что ещё можно предпринять для пользы и престижа издания? Ни один из сотрудников «Артикля» не зарабатывает себе на жизнь работой в журнале; все они честно трудятся в других местах, а в редакции не то что на жизнь, – и на обед не заработаешь. И вот тут парадокс:  журнал всё-таки выходит регулярно, привлекает всеизраильски и даже всемирно известных авторов, и – несмотря на обилие у главного редактора добрых знакомых и друзей – старается поддерживать на своих страницах высокий литературный уровень.

Простим же и тех, кто вынужден работать с самотёком, и тех, кто направляет электронной почтой в журнал рукописи. Каждый из них выполняет своё предназначение в этом мире. Но как раз для разумных авторов и придумали в редакции способ обратить на свой текст внимание и гарантировать ему, при наличии сколько-нибудь приемлемых художественных качеств, попадание на страницы. Способ этот – подписка. Он недорог и несложен.  Судите сами: самые бедные работники низового звена в Израиле зарабатывают не менее 4000 шекелей в месяц. Остальные – больше. А годовая подписка на «Артикль» (4 номера) стоит 230 шекелей (0,4% минимальной зарплаты) с почтовой доставкой. И в одном из этих номеров в правом верхнем углу страницы будет над вашим текстом напечатано ваше имя – тем же шрифтом, что и имена всемирно известных писателей. Назвать такие условия обременительными посмеет только жлоб,  а со жлобами приличные редакторы стараются дела не иметь.

Это никак не означает, будто я призываю всех авторов немедленно оформить подписку, а всех подписчиков – присылать в «Артикль» рукописи. Подписка – дело сугубо добровольное, просто к результатам творчества героев-добровольцев может быть проявлено особое отношение. И поскольку литература – искусство образное, а я не только подписчик «Артикля», но и его сотрудник, и добрый знакомый главного редактора, – расскажу для иллюстрации уже изложенного короткую историю из своей жизни об одном замечательном высказывании, применимом и в данном случае.

Когда я был гораздо моложе, мне очень хотелось активной и разнообразной сексуальной жизни. Хотелось гораздо сильнее, чем начинающему автору хочется печататься. Ну, хотелось – ещё не значит имелось; платные услуги такого рода были в те дни недоступны – так же, как недоступно было для писателя издание книги за собственный счёт. Очень многие обременённые советской моралью девушки рассматривали секс только как важный способ подготовки партнёра к женитьбе. И вот познакомился я с одной девушкой… Теперь она уже бабушка нескольких внуков; уже сорок лет замужем за хорошим человеком. Но тогда… По-видимому, тогда я ей случайно понравился, потому что после пяти-шести платонических свиданий близость всё же произошла. Она умело и аккуратно предохранялась. От восторга я говорил глупости. И когда я извинился за то, что мои подарки ей сравнительно скудны и малоценны – а на лучшие средств не хватало, она спокойно сказала: «Дурашка, ты же и так отдал мне всё лучшее, что в тебе есть». Безусловно имея в виду семенную жидкость. А мне наивно казалось, что этим-то веществом я готов одарить всю женскую часть человечества – да вот эта часть сдуру возражает.

 Так вот, обращаясь к авторам самотёка  любого пола, я смело могу сказать: «Вы отдаёте нам всё лучшее, что в вас есть». Безусловно имея в виду творческую потенцию и излитые на бумагу или на экран слова. Мы с вами получаем доступное удовольствие вместе. А знаете, ведь сегодня приличный обед, без излишеств, стоит в израильском ресторане приблизительно 230 шекелей. Неужели после всего, что было и ещё будет между нами, вы не угостите «Артикль» обедом?

Александр Карабчиевский,

референт журнала «Артикль»

Осип Ксанин

Литературный процесс как общее дело

(О совместном вечере СРПИ и журнала «Артикль»

в театре «Маленький»)

 

Бывают события внешне неброские, и участвует в них сравнительно немного народа, и последствия у них проявляются не сразу – и тем не менее, эти события оказываются важными, знаковыми, определяющими судьбы. Вот, например, первый поцелуй. Участвуют двое, и для обоих это – событие немаловажное. И если повезёт – оно запомнится навсегда.  А если со стороны взглянуть, то посторонние рискуют ничего серьёзного не заметить.

Вот и в израильской русскоязычной литературе произошло знаковое событие, благотворный эффект которого ещё проявится в будущем. 18 июля в Тель-Авиве, в помещении театра «Маленький», на улице Хома-у-мигдаль, состоялся  творческий вечер журнала «Артикль», организованный при содействии Союза русскоязычных писателей Израиля (СРПИ), Вели этот вечер совместно главный редактор журнала Яков Шехтер и председатель СРПИ Марк Котлярский. Благословил мероприятие режиссёр театра Михаил Теплицкий.

Казалось бы: ну и что? Творческих вечеров в Израиле происходит немало; зал был заполнен более чем на две трети;  вечер длился всего два часа. Да, со сцены читали замечательные остроумные стихи, да – участвовали известные не только в Израиле маститые авторы, каждый из которых выпустил десятка два-три книжек, да – на вечере были и молодые талантливые писатели, которые пока не просили слова, но, несомненно, скажут его позднее. Но знаковость? Она отчётливо видна лишь тем, кто следит за состоянием местной литературы.

Дело в том, что израильский русскоязычный литературный процесс от 90-х годов ХХ века и до сих пор выстраивался по «тусовочному» принципу. Это легко объяснимо: когда для чего бы то ни было потребуется художественный текст, его автор должен оказаться рядом с заказчиком, – быть, так сказать, под рукой. Иерусалимские журналы заполнялись преимущественно произведениями столичных жителей, тель-авивские – жителей Гуш-Дана. Писатели переходили в журналистику, потому что литература не кормила; а с годами перестала кормить и русскоязычная журналистика. Источники дотаций и грантов держались в секрете и тщательно оберегались от чужаков; оберегаются они и сейчас. СРПИ объединяет более двухсот действующих авторов, платящих членские взносы, и ещё приблизительно стольких же литераторов, взносы не заплативших. Журнал «Артикль» также объединил под своей обложкой  более двухсот писателей – на вечере был представлен не только свежий, 25-й его выпуск, но и предыдущие номера – и в каждом два-три десятка авторов, преимущественно израильских. Журнал не требует взносов, но и не даёт гонораров. И до сего дня я не упомню такого продуктивного и творческого единения СРПИ и журнала, органом писательского союза никак не являющегося. Слились две активные и мощные тусовки, и это такая же редкость и столь же знаково, как предстоящий брак детей из семей Капулетти и Монтекки.

Что же касается самого вечера, то он прошёл увлекательно и насыщенно. Возможно, дополнительной приманкой послужил драматургический ход Якова Шехтера: он извлёк из своих запасов бутылку отличного виски и пообещал налить рюмочку каждому, кто скажет дельное слово. И в дельных словах недостатка не оказалось! Выступали поэты Михаил Сипер и Феликс Хармац, Феликс Чечик и Геннадий Каневский, Анна Файн и Даниэль Клугер… Зал периодически взрывался хохотом и аплодисментами. Сотрудник «Новостей недели» Пётр Люкимсон стихов читать не стал, но в краткой ёмкой речи объяснил, почему «Артикль» является средством не массовой, а персональной информации – вспомнив при этом всю историю мировой литературы. К чести всех выступающих, они осушали бокалы не до своего выступления, а только после него – что не характерно для нравов современной русской литературы.

Вечер удался. Осталось посмотреть, как развернёт свою работу на благо зрителей и читателей творческое содружество независимого печатного органа, писательского союза и профессионального театра.

В. Уваль-Крижановская

Ваше  величество  женщина

“Тьмою здесь все занавешено
И тишина, как на дне.
Ваше Величество Женщина,
Как вы решились ко мне?
Кто Вы такая? Откуда Вы?
Ах я смешной человек.
Просто Вы дверь перепутали,
Улицу, город и век.”
Б. Окуджава

Новый роман Ирины Маулер “Судьба Марго” рассказывает нам о жизни женщины, выстоявшей и не сдавшейся под ударами судьбы. Мы все помним произведение Л.Н. Толстого “Война и мир”. Там юная Наташа Ростова появляется стремительно в комнате с “нерассчитанного бега”, с широко раскрытыми глазами с восторгом и надеждой глядя на этот мир. Героиня Ирины Маулер, Марго – это повзрослевшая Наташа Ростова. И у них очень много общего.
Почему Лев Толстой так любит Наташу – свою главную героиню? Не многоумную и холодную Веру, не правильную и преданную Соню, а именно Наташу? А вот за этот “нерассчитанный бег”, за то, что Наташа, живая и веселая, и есть сама жизнь.
Героиня Ирины Маулер – это Наташа обожженная, испытавшая сильную боль и боящаяся испытать ее снова. Ведь большая любовь – это всегда боль, всегда испытание.
Может быть бессознательно она выбирает таких мужчин, которые не могут вселить большую любовь. Она боится боли. Она сильнее тех мужчин, которых встречает на своем пути. А сильнее в отношениях тот, кто меньше любит.
Жизнь посылает ей Сергея, Бориса…
Ирина Маулер ведет повествование спокойно, без надрыва, но мы понимаем интуитивно, что это только вершина айсберга, который глубоко под водой: ” и что в душе ее творилось, и что варилось в ее котле?”, как сказал один не очень известный поэт.
Автор познает мир через себя и делится этим своим знанием с нами. И если женщины в образе и судьбе Марго узнают себя, значит книга удалась.
Что ждет Марго? Я не буду пересказывать все содержание романа. Пусть читатель сам погрузится в этот мир, который создала своим талантом и воображением Ирина Маулер. В мир ее героини Марго.

Андрей Доброволин

 

Наш местный «Новый мир»

Журнал «Артикль» как объединитель

русскоязычной интеллигенции

Подлинные интеллигенты добрых культурных традиций не теряют. Никакой переезд в новую страну не заставит интеллигентного человека позабыть родной язык или отказаться от привычки к чтению. Выучить новый язык – это пожалуйста, но культурные традиции непременно будут сохранены.

Возможно, кто-то скажет – интеллигентов  у нас мало. Возможно. Но именно для них зажигаются театральные рампы, именно для них настраивают музыканты свои инструменты, для них пишутся мудрые книги и выпускаются толстые литературные журналы.  Интерес к современной литературе – черта, непременно свойственная интеллигенции; а достоверным отражением современного литературного процесса на русском языке в Израиле уже несколько лет служит журнал «Артикль». Можно сказать, что подписка на «Артикль» есть своеобразное , но безошибочное удостоверение интеллигентности.

В этом журнале печатались и продолжают печататься лучшие писатели: прозаики и поэты, мемуаристы, эссеисты и критики. Многие из них хорошо известны не только в Израиле, но и за его пределами: Дина Рубина, Давид Маркиш, Игорь Губерман, Даниэль Клугер, Марта Кетро, Яков и Давид Шехтеры… Да что перечислять поодиночке: достаточно взять в руки любой выпуск «Артикля» – а вышло их уже восемнадцать – и вы найдёте в каждом три десятка разнообразных авторов. На любой  взыскательный вкус.

Главный редактор «Артикля» Яков Шехтер – энтузиаст еврейского образа жизни, автор многочисленных книг, собиратель и коллекционер талмудических и хасидских  фольклорных историй. Казалось бы, при таком начальнике подведомственное ему издание будет «застёгнуто на все пуговицы», предстанет перед читателями строжайше кошерным и, что самое печальное – назидательным. Но ничего подобного не происходит! Читатели получают живой, серьёзный и вместе с тем лёгкий в чтении интеллектуальный журнал, позволяющий и задуматься, и улыбнуться. Сам редактор определил концепцию «Артикля» так: «Журнал обращён к различным плоскостям встречи между еврейскими литературными, философскими и религиозными традициями с одной стороны, и существованием человека в современном мире во всём его разнообразии, изменчивости и противоречивости — с другой. В текстах журнала разные литературные области, традиции и измерения вступают в диалог, противополагаются друг другу и высвечивают друг друга. Именно поэтому образы еврейской мистики встречаются в журнале с радикальными поэтическими экспериментами, иронично-отстранённая критическая проза — с исповедальной, обострённое внимание к израильским реалиям — с философским универсализмом, а рефлексия человеческой души находит своё выражение в обращении и к Талмуду, и к современной аналитической философии».

 При всём этом разнообразии философских источников  редакция умудряется обходиться совершенно без политики. Можно сказать, что это – кредо журнала. В наши дни бурных политических дискуссий и отчаянных сражений за бюджет адептов самых противоречивых истин, «Артикль» производит впечатление чистого, незамутнённого озера, на берегах которого к людям приходят исключительно добрые мысли.

Конечно, в эпоху повсеместного господства Интернета выпускать и распространять  бумажный, типографский журнал нелегко. Но можно! И авторам, присылающим в «Артикль» рукописи буквально со всего мира, и подписчикам, каждые три месяца получающим свежий, более чем трехсотстраничный выпуск, хочется видеть текст на бумаге, листать его привычно пальцами, а не мышью, и даже поставить на книжную полку – в тех прекрасных домах, где такие полки ещё сохранились. Это желание радует! Скажу больше – именно оно делает редакцию «Артикля» счастливой. А счастливая редакция способна порадовать своих читателей очень и очень многим.

Валентина Уваль-Крижановская

Еще раз о еврейской теме в литературе

 

“Моцарт на старенькой скрипке играет.

Моцарт играет, а скрипка поет.

Моцарт Отечества не выбирает,

Просто играет всю жизнь напролет.”

Б. Окуджава

 

Тексты Танаха выверены тысячелетиями. Гениальный Томас Манн создал грандиозную книгу под названием “Иосиф и его братья”.

Два тяжелых тома повествуют в мельчайших подробностях о том, что происходило на Святой Земле почти три тысячи лет тому назад.

Писатель попытался повернуть время вспять. И вот, когда книга уже прочитана, в сухом остатке, в нашей памяти остается только изложенная уже в Библии история о том, как братья продали Иосифа в египетское рабство. Все подробности, детали быта скоро улетучиваются.

В 17-м номере журнала “Артикль” напечатан замечательный поэтический рассказ Анны Файн “Горький запах свободы”, где за основу своего повествования она берет историю о выходе народа Божьего из рабства.

“Случилось: некий раб полюбил рабыню.” “Они были даже не знакомы”. “Одна из них прошелестела подолом платья по голове сидящего раба, словно это мать погладила его сухой легкой ладонью. От ее подола шел запах горькой полыни, пустыни. То был запах свободы. Он знал это – когда ветер гнал полынный запах в их ном, мать говорила ему: так когда-то пахло у нас на родине. Он поглядел на уходящую рабыню. По ее спине, прикрытой льном, вились спутанные побеги волос – так вьется плющ по стене. Ее худые коричневые ноги мелькали    быстро-быстро, показывалась то одна иссеченная трещинами, измазанная глиной ступня, то другая. Под коленкой, на голени у нее было крупное родимое пятно. И этот раб полюбил ее…”

 Казалось бы, это фантазия, но так бывает в юности, и даже не в юности: человек любит образ случайно возникшего перед ним существа противоположного пола. И это очень точно подмечено. История этой любви изложена замечательно. Не понимаешь даже, проза ли это, или стихи. Но вот падает с неба “манна небесная”.  И рабы ропщут: “Нам бы мяса!”

И здесь начинается описание ужасов египетского плена: “Котлы с мясом подвозили к бараку на храмовые праздники…”, ” подвезут котел к бараку и поставят во дворе – один на всех. А мы бежим с мисками и ложками. Когда подберешься к котлу, рассиживаться нельзя – знай хватай, что в черпак влезло. Те, что за спиной, уже толкают тебя, подталкивают, чуть не в котел окунают. А задержишься – еще и миской по голове ударят…”. Что это? А не Варлам ли Шаламов все это написал? Бараки, миски, ложки, очереди… Понятно, что это – намек на Советский Союз.

Но если Варлам Шаламов отсидел в сталинских лагерях и застал страшное время, то наша ровесница Анна Файн этих ужасов уже не увидела. И уезжали мы из Советского Союза в “горбачевскй период”. Большей свободы, чем в это благословенное время не было и уже никогда не будет ни в одной стране. Мы не толкались в очереди за мясом. Мы перестали бояться друг друга. Мы доверяли власти. И не нужны были десять казней египетских, чтобы всех желающих выпустили из страны. Поднялся “железный занавес”.

Но вот повествование возвращается в свое поэтическое русло, продолжилась история любви раба и рабыни…

Изумительно описан переход через Море Растений: “Море расступилось. Мы все шли по мокрому песку. Но это только так говорится — по песку. Ведь Море Растений не зря так называется. Там чего только не растет. Кораллы, например. Это такие полукамни, полуцветы…”

И уже до конца повествования писательница выдерживает ту высокую поэтическую ноту, которую взяла в начале.

Но библейские мотивы не заканчиваются на повествовании Анны Файн.

Вот уже писатель Михаил Гельфанд пытается по-своему интерпретировать историю Эстер и Мордехая. Историю, которую каждый год мы заново перечитываем в праздник Пурим со своими детьми. Он пытается писать библейским слогом: “И явился император Ашшура, Шалманшар и осадил Самарию, столицу десяти племен, город, сверкавший, словно драгоценность, на высоком холме над плодородной равниной”.

В прологе мы читаем о том историческом периоде, который, собственно, предшествовал рассказу об Эстер – спасительнице народа.

Существуют несколько версий о том, кем приходились друг другу Эстер и Мордехай. Одна из версий гласит, что Мордехай был дядей Эстер и одновременно ее мужем. Михаил Гельфанд выбирает версию о том, что Эстер была двоюродной сестрой Мордехая.

“Принес он, со слезами на глазах, единственную дочь дяди своего из опустелого дома ее родителей, да будет благословенна память их обоих.” Писатель делает смелое предположение о том, что Мордехай был тайно влюблен в мать Эстер: “Много раньше, когда принес Мордехай крошечную девочку из дома дяди своего и жены его, женщины, которую любил он больше всего на свете, не смея ни словом, ни даже взглядом выразить свою любовь.”

Далее Михаил Гельфанд развивает тему: он наделяет Мордехая женой – наставницей юной Эстер и двумя сыновьями. Один из сыновей, естественно, питает чувства к самой Эстер.

Писатель подробно описывает быт и жизнь Вавилона. Он наделяет Эстер недюжинными умственными способностями и великолепным образованием. Он изображает Мордехая владельцем несметных сокровищ, коммерсантом, управлявшим мировой торговлей. И всегда при нем юное создание – Эстер, вникающая в тайны счетных книг: “Сажал Мордехай ее рядом с собой. Сажал и тогда, когда вел он счетные книги и когда выслушивал отчеты караванщиков и тамкаров и капитанов кораблей…”

“Звучали отчеты, и записывал старший из слуг, доверенный счетовод, то, что Мордехай приказывал ему записать. И не раз случалось так, что кроха Эстер подавала Мордехаю на диво разумные деловые советы.”

Неспешно льется рассказ о быте и обычаях Вавилона, о том, что пили, ели, как отдыхали в семье Мордехая.

Вот на страницах повествования появляется Вашти – жена царя. По одной из версий Вашти была изгнана из дворца во время пира, когда и решался вопрос о том, быть ли народу Израиля, или погибнуть. Гордая Вашти отказалась танцевать перед царем и придворными. Вот тогда-то Мордехай молниеносно выводит прекрасную, юную Эстер “перед царевы очи.” И Эстер самозабвенно танцует и покоряет своей красотой сердце старого сластолюбца. Вашти, близкая к Аману, изгнана. И теперь ее место займет прекрасная и дерзкая Эстер. По этой версии события разворачивались стремительно. И не было времени у Мордехая на раздумья. Ему нужно было любой ценой “скрутить” Амана.

И вот уже под влиянием ставшей дорогой его сердцу Эстер царь приказывает повесить Амана и его сыновей. Амана, замыслившего истребить народ Израиля. Отведена смертельная угроза. Аман повешен, уши его отрезаны. Народ Израиля ликует и прославляет Эстер и Мордехая. И эта радость передается через века и тысячелетия. Все остались живы. “Ле-хаим”, — говорят евреи. “За жизнь!”

В судьбе Амана просматривается и жребий нацистских преступников, осужденных на Нюренбергском процессе. Они тоже были повешены, хотя к этому времени существовало множество других способов расправы.

Что же такое еврейская тема в литературе? Не обязательно брать сюжеты из Торы и обыгрывать их в собственном исполнении. Они так отшлифованы временем, что вряд ли возможно что-то улучшить и усовершенствовать в них. Я вспоминаю роман Ирины Маулер “Под знаком перемен, или Любовь эмигрантки”, где действие происходит в 90-е годы. Это роман о нас с вами – о репатриантах и их судьбах. О тяжелых испытаниях, выпавших на долю эмигрантов. Но написан он легко, вдохновенно. В романе море юмора. И оставляет он по прочтении светлое чувство, которое, конечно же, связано с личностью автора.

В ее романе есть нечто общее с произведением М. Кундеры “Невыносимая легкость бытия”, с той только разницей, что роман Маулер заканчивается относительно счастливо.

Наша сегодняшняя жизнь не менее интересна, чем предания предков. Кто знает, возможно хасидские рассказы Якова Шехтера, романы Афанасия Мамедова, книги Михаила Юдсона, рассказы Риты Грузман, – сложатся в летопись и составят правдивую картину нашего времени и не так давно прошедших времен.

Я хочу отдельно остановиться на поэзии Ирины Маулер. Жизнь посылает некоторым поэтам такую судьбу, которая с первых же шагов ставит их в самые благоприятные условия для развития природного дара. Все в окружающей среде способствует скорому утверждению избранного пути. Уже в школьном возрасте Ирина начала писать стихи. Еще в Москве начала печататься. Но первые ее сборники вышли в свет уже здесь, в Израиле. Они были замечены читающей интеллигенцией, появились рецензии. Внимание к ним привлекла недилетантская зрелость стихотворной речи. Крепнет упругость стихотворной строки, расширяется диапазон речевых, вскрывающих правду чувства интонаций, ясно ощущается стремление к сжатой, краткой и выразительной манере, где все ясно, точно, стремительно в ритме, но вместе с тем и глубоко лирично.

Сжатостью мысли и энергией чувства отмечены стихи Маулер.

Вот новое стихотворение “Израиль”:

“Что такое еврей – мишень для камней,

Для травли и для поля боя идей.

Евреи во всем виноваты.

Еврей, это вместо – “плохиш”, вместо – “зверь”,

Которого надо – ату! И за дверь…”

Сила ее стихов – не в зрительных образах, а в завораживающем потоке все время меняющихся, гибких, вовлекающих в себя ритмов. То торжественно-приподнятые, то разговорно-бытовые, то песенно-распевные, то задорно-лукавые, то иронически-насмешливые, они в своем богатстве мастерски передают особенности ее емкой и меткой речи. Звуковые сочетания ее поэзии не заботятся о гладком благозвучии. И поэтому ее стихи всегда чуткий сейсмограф сердца, мысли, волнения, владеющего поэтом.

“Зачем нужны стихи – затем

Чтоб страх и сырость с серых стен

Стереть, всего сложив слова,

Но так, чтоб комната жила,

Дышала, полнилась теплом,

Чтоб счастье и любовь вдвоем,

Обнявшись, за руки взялись.

И так на всю страницу – жизнь.”

Взволновано и гневно звучат стихи Ирины Маулер, направленные против антисемитизма, против духовного оскудения и пошлости.

И тут же совершенно прекрасные, отвлеченные, “высокие” стихи, лишенные социальной направленности:

“Кашка скоро превратится в кашу,

Платья маков красные завянут,

Солнце по утрам надсадно кашлять

Будет, нарушая сны и планы.

Доведет до белого каления,

Раскидает нежность и надежду.

Надо будет белые одежды приготовить,

Но пока есть время.

На добычу слов и снов весенних,

На восторг и ожиданье счастья,

И на то, что сядет на колени

Бабочка по имени Удача…”

Это совершенно замечательное, “акварельное”, просто ахматовское стихотворение:

“Крылышки прозрачно кареоки.

И загар от усиков до брюшка.

Видимо летела издалека

И присела подзаправить душу.

Нашими полями и лесами,

Нашей ближнею восточной пеной.

Что взбиваем днями и ночами

Мы величиною переменной.

Здесь живу, и дальше ни ногою

Мне нельзя пока, ну что же делать…

Бабочка с восточною косою,

Приходи со мною пообедать.”

В израильской поэзии Ирина Маулер занимает особое место. Новизна и свежесть ее поэтической речи – это воплощение в словах ее мятущегося, ищущего истины, беспокойного духа.

Замечательный рассказ Якова Шехтера “Прямая трансляция из преисподней, или двести лет спустя”, глава тринадцатая романа “Бесы и демоны” повествует о жизни Ицхока-Лейбуша, габая синагоги “Биберман” в Бней-Браке. С юмором и сарказмом Шехтер пишет о демонах и прочей нечистой силе, пытающейся погубить душу праведного пожилого человека. Читатели со смехом находят в образах демонов что-то “до боли знакомое…”

Пошлая, грубая и бессовестная сила вторгается в жизнь этого человека. Мы читаем о том, как он то поддается, то противостоит соблазну. И каждый из нас задается вопросом: если за такие невинные прегрешения его ждет столь суровое наказание, то что же будет с нами, грешными?

Грустная история самого Ицхока-Лейбуша перемежается в рассказе со сценами из жизни демонов. И все это вместе создает атмосферу совершенно своеобразного юмора, не похожего на юмор знакомых нам писателей (и Гоголь, и Щедрин, и Булгаков писали совершенно в другой манере).

“Долго сомневался Самаэль, выбирая наиболее достойного. Наконец выбор пал на солидного пожилого демоняку по имени Перец. У демонов ведь тоже имена есть, подобно людям, и они, подобно им, рождаются, умирают, едят, пьют и размножаются. Самые близкие к человеку существа. Ласково поглядел Самаэль на посланца:

– Давай, дружок, мчись в Бней-Брак, задай там перцу. Не подведешь?

– Не подведу, ваше злодейство, – гаркнул демон, вытягиваясь в струнку. -Можете на меня рассчитывать.”

Никто из “литературоведов” до сих пор не смог ответить на вопрос: что же такое талант? Я не берусь отвечать на этот вопрос, но есть критерии, по которым я для себя определяю, хорошая книга или плохая. Это в первую очередь, желание прочитать произведение от начала до конца.  Мне должно быть интересно. И, во-вторых, это особая энергетика таланта, которая вдохновляет, дает заряд жизненной энергии. Всеми этими качествами обладает писатель Яков Шехтер. И его произведения волнуют людей, независимо от их взглядов и даже вероисповедания.

Завораживает в этих рассказах не только сюжет, но и ощутимое в них невидимое присутствие Б-га.