ТИПАЖИ ИЗ «ДОМА СКОРБИ»
Инбаль
Инбаль – моя соседка еще с первой госпитализации. 40 лет с небольшим, двое взрослых детей, тяжелый развод и последующее общение с уже бывшим. В результате депрессия. Типичная история: ухудшение, апатия, “забыла” пить антидепрессанты, потом как-то неожиданно для себя выпила огромную дозу риталина и еще много чего-то подобного. Дети нашли – и вот она тут. Когда-то Инбаль писала детские книжки. Работала в книжном магазине продавцом-консультантом. Потом резко ушла с работы – и вот напилась таблеток. К ней приходят папа и мама, тихие, грустные ашкеназы. Папа преподает в паре колледжей что- то на стыке юриспруденции и политологии. Раньше преподавал в университетах, но ушел, не выдержав общей либерализации академии. Немного говорит по-русски (выучил в академических целях), тренируется на мне, я не против. Инбаль – стройная женщина среднего роста, европейской средней внешности с умными и до жути грустными глазами, в которых всегда только одно: “Я ничего не хочу, я ни во что не верю, я ничего не жду, оставьте меня в покое”. Много спит, много курит. Очень мало и очень тихо говорит. По сравнению с тем, какой она пришла, конечно, она уже живчик. Недавно ей разрешили выходить во двор и питаться в общей столовой за пределами отделения. И даже сменить больничную одежду на обычную. И она уже может сходить в душ (ну, если вы хоть как-то знакомы с депрессией, то знаете, что искупаться в этом состоянии крайне сложно, это сродни подвигу и съедает силы трех дней). Сегодня предложила ей посмотреть «Гордость и предубеждение», сериал классический, есть у меня в компьютере – и она согласилась! Отношения с бывшим настолько болезненны, что она не готова об этом говорить даже с врачами, физически не может, ее начинает скручивать и она теряет голос. Вначале очень много плакала. Бесконечно и совершенно бесшумно. Потом очень много ела, прямо пожирала еду, почти без разбора, совершенно не чувствуя вкуса. Сейчас плачет поменьше. Ест уже, подбирая вкусы и даже немного получая удовольствие. Начала рисовать и делать объемные фигуры как барельефы, только на бумаге и из картона. Я очень к ней привязалась. Мы с ней провели множество бесед – без слов, молчаливых и насыщенных, сидя в курилке и в комнате. Таких, которые начинаются кивком и заканчиваются вздохом. Она не знает, когда сможет выйти, ее это не интересует. С папой они тоже ведут такие долгие беседы без слов, кивая и вздыхая время от времени.Она все время чудовищно уставшая, настолько, что засыпает со снотворными. Утром за завтраком я рассказала ей анекдот: “Больной, проснитесь, вам надо принять снотворное,” – оказалось, что вчера с ней приключилась именно такая история! Это было впервые, когда я увидела, как она улыбается. И, наверное, это глухое покашливание было на самом деле смехом. И, знаете, – я горжусь этим, я нечеловечески горда тем, что смогла вызвать этот глухой смех и эту тень улыбки.