(А. Гутфройнд, 1963-2015, – родился и жил в Хайфе, был одним из наиболее одаренных писателей своего поколения. Автор ряда книг, лауреат литературных наград, в том числе премии им. П. Сапира.)

  Месть

 

       После того, как солдаты покинули кафе, у одного из стульев осталась стоять прислоненная винтовка, и он сразу понял, что вот теперь сможет убить этого литературного критика. Да, именно так – бум! Трах! Бум! И немного справедливости и дыма поднимутся к небесам.

       Литературный критик, Шмуэль Яхини, ну, как это быть совсем мертвым? Совсем мертвым – это ведь гораздо драматичнее того моего сюжета, который ты высмеял…

Он взглянул на винтовку, на удалявшихся солдат. Все остальные посетители кафе были заняты своим, а официант с плаксивым голосом стоял далеко, облокотившись на стойку.

       Ну, раз, два, три… Он решительно положил на стол купюру и быстро пошел к выходу, с колотящимся сердцем и перехваченным дыханием. Главное – винт был теперь у него.

       Дома он начал изучать: винтовка, магазин, патроны. Класс! Немного та-ра-та-там – и все! Месть.

       Уже пять недель с того момента, как в газете была напечатана критическая статья Шмуэля Яхини, он бродит по улицам, а обида терзает его, словно застрявшая в горле кость, не позволяющая глотать. Как же можно так оскорблять человека? Как можно? В прошлом о нем уже писали критически, награждали эпитетами «посредственный», «докучливый», «мастер клише», «с отсутствием искры» и подобными. Однако у этого критика, Яхини, была способность включать в свою статью одно предложение, одно оскорбление из самых болезненных определений, которое в засаде ждало каждого писателя, словно созданное именно для него. В минуту, когда глаза автора наталкивались на это предложение, оскорбление со страницы врезалось прямо в горло автора и застревало там.

       Более смелые писатели громко жаловались на Яхини, и если вслушаться в их жалобы, можно было понять, чем именно поразил их критик в самое горло. Более сдержанные, те, в чьих глазах можно было разглядеть неисчезающую тень оскорбления, только иногда в беседах между собой бормотали что-то, и лишь внимательное наблюдение могло показать, как глубоко они уязвлены.

       Неделю назад один такой тихоня на публике набросился на Яхини с кулаками, врезал с левой и с правой и еще раз с левой, и пока его не оттащили, непрерывно повторял: «Вот тебе “образ, выражающий ее чувства”».

       Он тоже подумывал избить Яхини: уже пять недель он тешил себя чудесными фантазиями, как жестоко отделает того, после чего Яхини уже не будет Яхини. Но что же он будет кричать, когда будет наносить удар за ударом?

       Яхини насмехался над ним по разным случаям, последнюю книгу вообще назвал «мерзким дерьмом»… Однако главное оскорбление, та самая неизвлекаемая кость в горле, была в следующем пассаже: «Когда в очередной раз программа попыталась выправить то, что он написал, и спасти сюжет и реальность одного из его персонажей, он не позволил ей этого, так как не мог упустить возможность испортить все, что писал».

       Что же он будет кричать, когда я буду ломать ему кости? «Получай, а теперь я не “упустил возможность” или как?» Слишком неуклюже…

       Он уже выяснил адрес, по которому проживает Яхини и, несмотря на определенную опасность, несколько раз ходил вокруг его дома, даже сумел узнать код на входной двери и проверить отсутствие предательских камер внешнего наблюдения. Только в кафе напротив – неплохое место, где можно поджидать г-на Яхини, который вернется домой после еще одного дня жизни в неведении об ожидающей его смерти, – только снаружи кафе были установлены две видеокамеры. Одна, неизвестно почему, была направлена на мусорные баки и баллоны с газом на заднем дворе, а вторая смотрела на улицу, захватывая слева и вход в подъезд дома. Он решил, что все просто: он приблизится, а потом удалится справа от сектора обзора этой камеры. Однако окончательного решения напасть на Яхини и отдубасить его как следует он еще не принял.

       И вдруг – винтовка! Ствол, курок, обойма, пули…

       Решено: подойдет и удалится справа.

       «Использую возможность!» – крикнет он Яхини – точная, короткая фраза, и затем – очередь. Вот и все.

       Все еще не представляя, когда и каким образом он сумеет заставить себя подойти и выполнить задуманное, он сидел в кафе напротив дома Яхини. Заказал кофе и тост. Его рука лежала на большой теннисной сумке с винтовкой, готовой к действию. Он сделал глоток кофе… В голове туман, думать трудно.

       Что вообще он творит? Что он делает? Ведь обида, эта кость в горле, начала понемногу проходить….

Нет, не думать, а действовать. Винтовка и та-ра-та-там.

Он несколько раз глубоко вздохнул, словно подавляя слезы. Прочь эмоции, главное – винтовка. Главное – та-ра-та-там.

Он заказал еще кофе и воду. Он глотал поочередно горячую и холодную жидкости и запретил себе любые мысли, которые черт знает откуда появлялись у него в голове.

Два типа в дорогих костюмах подсели за его столик. Заказали по двойному эспрессо. И он захотел двойной эспрессо.

А может, бросить всю эту глупость? Он уже и так вспотел от страха и начинает понимать, что может произойти.

Скоро вернется Яхини, уже скоро. И тогда – винтовка и та-ра-та-там.

Один из соседей за столиком достал из портфеля стопку бумаг, айпад и папку с какими-то таблицами. Второй вздохнул и начал что-то ему рассказывать.

Он прислушался – нужно как-то протянуть время, пока не появится Яхини.

– Ты слушаешь? Вот прикол: вчера еду по Бен-Егуде, а голова-то на бирже, со всеми тамошними спадами. Понимаешь? Передо мной катит фургончик с динамиком, этих, бреславских. И тут, не знаю, задумался, наверное, въезжаю в них. Удар несильный, так, чепуха. Даже из машины не вышел, хотя у меня тачка совсем новая. А эти, ну, ты знаешь, на чем они ездят. Ну, из вежливости высовываю руку из окна и как бы сожалею и извиняюсь. Но, думаю, эти балбесы даже не почувствовали, они бы и сильного удара не почувствовали. У них же башка другим всегда забита. Да и корыто у них – на свалку пора.

И что же? Вдруг эта развалина берет вправо и останавливается у тротуара. Ты хоть раз видел, чтобы эти бреславские развалины включали поворотники? Ладно, из минивэна выходит такой, как обычно, весь помятый экземпляр, лохматый, вытаскивает откуда-то из лохмотьев бланк и без предисловия требует у меня сообщить личные данные, номер полиса, номер гаража. Прикинь?! И это бреслав. Кто бы ожидал такого от них?

А этот тип от слова к слову являет манеры адвоката! Разговаривает жестко, без этого, знаешь: «Братан, как дела, братан? Задумался, а?» Требует у меня страховку, смотрит и говорит: «Просрочена. А действующий полис есть у вас?» Хотел бы я сочинить тебе, что рассмеялся ему в лицо, но я почувствовал, что попал… И не чаял, как отделаться от этого типа. Всего-то слегка ударил их в задницу бампер, даже страховку не нужно поднимать. Но я был так подавлен… Что скажешь?

Вот-вот подойдет Яхини, вот-вот. А эту историю с типом в дорогом костюме он возьмет, подработает и сделает рассказ.

Человек в дорогом костюме кончил говорить, тоже достал бумаги и айпад и начал со своим партнером другую тему: деньги, недвижимость – вот что у них в голове.

…Ему нужно в туалет. Очень нужно. Невозможно готовить покушение, когда у тебя так давит мочевой пузырь.

«Извините, – сумел он выдавить из себя, – не приглядите ли за моей сумкой на минутку?»

Деловые удивленно подняли на него глаза от бумаг. Кивнули и вернулись к своим делам.

Он почти побежал в туалет. С трудом расстегнул молнию и едва успел достать член. А может, его и стошнит по случаю? Он глубоко вздохнул и пустил струю…

Когда вернулся, увидел Яхини. Он шел в своих разношенных сандалиях легкой походкой человека, закончившего свою ежедневную убийственную работу.

– Где, где моя сумка? – спросил он бизнесменов в дорогих костюмах. Те подняли головы от бумаг, посмотрели налево, направо, один даже выглянул на улицу, по которой мирно шествовал литературный критик Шмуэль Яхини.

– Уалла, братан, извини, мы совсем не обратили внимания, – произнес один из них, и они невозмутимо склонились над своими таблицами.

Он взглянул на хозяина кафе, экраны камер заднего двора и улицы. Что пользы? Яхини тем временем набрал код на двери и вошел в подъезд.

Нет сумки – нет винтовки. Возможность упущена. Как могло случиться? Может, побежать по улице, и удастся догнать похитителя сумки? Может, просмотреть записи видеокамер? Ради чего? Винтовка пропала, однако он же все еще может избить Яхини. А смысл? Это поможет? Нужно отказаться и уйти. Убраться.

Неуверенной походкой он двинулся к выходу. Ладно, еще несколько недель – и он успокоится. Все будет в порядке.

Хозяин кафе нагнал его на выходе: «Эй, приятель, а счет?»

Перевел с иврита Александр Крюков