Андрей Доброволин

Своя нота в полифонии

Писательство – дело протяжённое, труд кропотливый. Даже маленькая заметка в прессе требует точных формулировок и связного изложения. Тем более произведение художественное, беллетристика. Пишется долго, читается быстро. То ли дело самопубликация в Интернете – наспех написал, наспех и влепил; и критикуй потом кто хочет!

Умелого, профессионального, грамотного автора отличает  от незнаек и неумеек точный подбор слов. Если и встречаются в его работах косноязычие или канцелярские обороты, то они допущены сознательно – и характеризуют персонажа, а не автора. Опытному редактору неточности и ляпсусы заметны  так же, как дирижёру заметна фальшивая нота, взятая оркестрантом.

Литературный журнал сродни концертирующему оркестру. Он может быть профессиональным или самодеятельным, симфоническим или эстрадным, но в день концерта, сиречь в день публикации номера —  редактор, как дирижёр, должен предъявить аудитории лучшие качества тех музыкантов, которых ему Бог послал. При этом у редактора есть даже преимущество: его репетиции происходят в кабинетной тиши, наедине с текстом, и он имеет право – и даже обязан! – заранее убрать или выправить те ноты-слова, которые кажутся ему фальшивыми. А музыкант, постоянно допускающий фальшь в концертах, может приискать себе другой оркестр.

«Артикль» — журнал безусловно симфонический. Ещё точнее скажу: полифонический. В каждом номере – произведения тридцати пяти или даже сорока авторов. У каждого из них – собственный голос, индивидуальный литературный инструментарий и свои амбиции. Очень трудно заставить такой оркестр звучать слаженно, тем более что рычагов влияния на авторов у редактора немного. У него даже дирижёрской палочки нет, хотя иногда и хочется вместо хрупкого дирижёрского жезла взять дубинку поувесистее.

Причём у каждого автора, при всей его зависимости от редакторского мнения, есть несомненное преимущество: он может позволить себе оставаться беспечным тогда, когда редактор вынужден беспокоиться. Автор – композитор своего произведения; как уж там написал, что изобразил, о чём недосказал – дело десятое; он счёл текст готовым, передал его в журнал и на том работу над  своей рукописью окончил. Тогда как для редактора такая работа только начинается. Продолжая музыкальную аналогию: вообразим, что каждый инструмент в оркестре играет не строго те ноты, которые разложены на пульте перед носом, а собственную мелодию. И задача дирижёра свести все разрозненные мотивы в единый опус, рождающийся тут же под его палочкой, но актуальный лишь до следующего концерта.

На мотивах, исполняемых сочинителями, заметно влияние писательского и читательского опыта. Те, кто застал Советский Союз и его литературный процесс, помнят, что должность главного редактора печатного издания в столице была номенклатурой ЦК партии; в провинции – не ниже номенклатуры республиканской. Внесение  книги в план издательства требовало усилий, сравнимых с теми, которые требуются для получения медали «За отвагу». При этом книга могла стоять в издательском плане без движения годами, а в «молодых авторах» можно было числиться до пятидесяти лет. Но гонорар за опубликованную книгу был явлением непременным, независимо от её качества и успехов в продаже. И всякий печатный текст был обсосан и выверен как минимум тремя посторонними автору людьми: старшим редактором, просто редактором и корректором. Весь процесс осуществления публикации, — от задумки и первой строки до последней редакторской поправки, – был  для автора особой и своеобразной школой. И теперь в израильском русскоязычном писательском сообществе лидирующие позиции занимают как раз те, кто такую школу проходил.

Им, пожилым, на смену грядёт следующее поколение, тоже уже не молодое – тех, кто проходил иную, постперестроечную школу. Когда расплодились новые, ныне без вести канувшие журналы, а гонорары исчезли, но не везде. Когда главного редактора назначал генеральный спонсор, а издательства исчисляли сроки подготовки книги не годами, а днями.  Когда организовать публикацию стало многократно легче, но если она не выглядела скандальной, то казалась уже и не нужной. Когда редактор зачастую подменял корректора, а заодно и автора, а над всеми ними царил отдел продаж. Развивая музыкальную аналогию, смею заметить: ситуация – как если бы в городе ждали симфонический оркестр из сорока человек, а на концерт вышли бы десять групп клезмеров.

Формальных литературных различий между отдельными представителями обоих этих поколений я указать не могу; для этого потребовалось бы глубокое изучение творчества каждого из них. Это уж дудки! Но в общей массе различие заметно: старшее поколение более многословно и рассудочно; следующее — полнее довольно собой и результатами своих трудов. (И да, приветствую тех, кто верно угадал в тексте напрашивающийся вывод: я – представитель старшего поколения).

Говорят, что музыка в переполненном концертном зале звучит несколько иначе, лучше, чем в зале пустом. Так же и публикация в популярном журнале вызывает несколько больший резонанс, чем в издании заштатном и безвестном. Даже если размер страницы и шрифт у них одинаков. Чтобы вывести издание из тени под софит общественного внимания, требуется стратегия и совокупный повседневный  труд заинтересованных людей. А знаете, сколько человек реально делают «Артикль»? Не считая авторов, каждый из которых созидает лишь собственный образ. Нет, я вам не скажу – а то вы будете смеяться. Так дирижёр-редактор оказывается ещё и антрепренёром, и капельдинером, и кассиром – всё ради того, чтобы концерты продолжались.

Парадоксальность ситуации заключена ещё и в том, что редактор журнала, готовя к печати присланные материалы, невольно оказывается соавтором размещаемых произведений. Если автор сколько-нибудь популярен, то отсвет его популярности ложится и на редактора; так рассказавшего удачный анекдот подозревают в  собственном остроумии. Если же автор пока безвестен, — именно на редактора падает ответственность за все допущенные ляпсусы, несуразности и несоответствия. Причём сами по себе, вырванные из контекста и лишённые авторства, такие «ляпы» представляют собой отдельный весёлый жанр, размещающийся в литературе где-то между анекдотом и афоризмом. Долгие годы работы с израильской русскоязычной прессой  и её авторами научили меня святому искусству не персонализировать ошибки и опечатки, Тем более что их в «Артикле» очень немного. А для наглядной иллюстрации приведу несколько выдержек из произведений, которые не попали на журнальные или газетные страницы  только благодаря бдительности строгих редакторов. Остаётся только призвать авторов: будьте, пожалуйста, внимательны! Хотя бы к самим себе.

Вместо того, чтобы засучить рукава, он распускал руки...

Здесь будут давать консультации ребятам, мечтающим приложить стетоскоп к уху, которое наткнулось на закрытые двери израильских университетов.

Одной из главных причин детской смертности являются аборты.

У Амаль оказалось лицо, которым не ударишь в грязь.

Оба эти человека были братьями.

Желчнокаменная болезнь встречается значительно чаще, чем вы думаете.

Всё это я говорю для того, чтобы подчеркнуть: в данный момент самое главное для вас - это понять, что для вас является самым главным.

Однако человек в любом возрасте должен жить не в колонии себе подобных, а в нормальном обществе, среди обычных людей.

Все дальнейшие цифры я приведу с округлением до ближайшего шекеля.

Он скакал на своей белой кобылице, перепоясанной белой уздечкой.

И позднее, когда читатель, скажем, не стал по-настоящему широким, но всё-таки расширился...

В соответствии с Библией, по окончании шестого дня Всевышний прекратил всякую деятельность.

Члены банды явились к ним домой, угрожая им жизнью…

Потребление марихуаны и героина в пересчёте на душу населения – в нашу пользу.

Как справедливо указывают специалисты, оружие - это палка о двух концах.

Не такая уж я дура, как кажется из моего рассказа!

Они стали встречаться, и, забеременев, поженились.

«Мы встречаем у пациентов такие болезни, которые вообще неизвестно как попадают в те места, которые больные нам  демонстрируют», - говорит доктор.

Сильная вонь стояла возле бункера. Насраллы.