Нателла Болтянская

 

Яков Шехтер

СОЗИДАНИЕ   ИСТОРИИ 

 

Новый альбом Нателлы Болтянской  «Город исхода»  подхватил меня, словно вихрь.  Я не мог  остановиться, пока не прослушал  его  до  конца.  И почти сразу вернул  воспроизведение  на  первую дорожку.

Девятнадцать  замечательных  песен.  Замечательных с музыкальной точки зрения. Нателла всегда  прекрасно держала форму,  но в этом альбоме превзошла саму себя.  Есть черта, за которой   талант, мастерство и опыт превращают  любое творение в  маленькое чудо.  Именно  это и  случилось в альбоме  «Город исхода».

В каждой песне  своя мелодия,  своя наособицу, плюс совершенно  замечательное   музыкальное  сопровождение.  Ухо  радуется, а  душа поет вместе  с Нателлой, а сердце начинает   беспокоиться.

 Мы  родом из  России.  С детства дышали воздухом ее культуры,  впитывали  русский менталитет,  отождествлялись с историей. Вот только  называть  эту   страну родина-мать  не получалось.  Язык не  выговаривал. Скорее – родина-мачеха.  Или  как говорил  Бродский – отечество.

Жарко обижала ты, да только не любила. Но все-таки со  всем в ней  и  с ней происходящим   нас связывает  центробежная сила  пуповины.  Родина – никуда не денешься.

Девятнадцать песен  альбома – это девятнадцать фрагментов  российской истории за последние сто  лет. Нателла наводит  волшебное  увеличительное  стекло  искусства на разные слои  общества, от философов,  меламедов, отказников до чекистов,  управдомов- доносчиков, солдат-контрактников. И, как  водится в настоящем произведении, герои  обретают  свою жизнь, и эта жизнь предстает  перед глазами слушателей «реально, грубо, зримо». Их беды  становятся нашими, и боль  ощущается, как наша собственная.  «Ни словом унять, ни платком утереть…»

Сладкая наша молодость, сладкая от того,  что  горечь обид смыли годы, а  плохое позабылось, пробуждается силой искусства.  Страна, которой уже нет, снова встает перед мысленным взором. И нынешняя Россия, с ее непростыми проблемами,  поднимается рядом.  Из девятнадцати  мозаичных элементов складывается  картина  огромной,  раздираемой болью и противоречиями страны,  частью которой мы были. Картина, не претендующая на  всеобъемлемость  и  на полное  объяснение,  но проясняющая многое.

Летописцы фиксируют  факты,  историю  пишут  художники. Факты хранятся в архивах,  история – в народной  памяти.    Алмазные подвески королевы куда  реальнее действительных   событий   в жизни герцога Бэкингемского.

Нателла  Болтянская  создает историю  России.  Вот  она-то и останется в памяти.

ссылка на первую  песню альбома

 

63(31)

Израильский литературный журнал

АРТИКЛЬ

№ 31

 

Тель-Авив

2024

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

 

Петр Люкимсон. Сказка о потерянной дочери

Велвл Чернин. Зейра

Яков Эрлих. Зарисовки

Виталий Брунов. Гардеробщица-балерина

Павел Товбин. В этом огромном мире

Акива Телеройт. Биробиджанец Семен

Андрей Темнов. Костер

Станислав Божко. Жизнь идиота

Марк Котлярский. Бесноватый

Давид Маркиш. Два рассказа

Анатолий Арестов. Три миниатюры

Ирина Рашковская. Адам

Лина Городецкая. Случайная встреча

Яков Шехтер. Сердце Европы

 

ИЗРАИЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА НА ИВРИТЕ СЕГОДНЯ

Амир Гутфройнд. Месть

Дрор Мишъани. Воспоминания о дискуссии

Орен Какон. Ученый разговор

АРФА И ЛИРА

Произведения азербайджанских авторов

Рахим Алиев. Розовощекая

Вагиф Самедоглу. Десять или пять

ПОЭЗИЯ

Рита Бальмина. Пророк

Александра Неронова. Баллада о двух друзьях

Ирина Маулер. Раны надежды

Фаина Судкович. Соблюдая тишину

Виктор Есипов. Уроки прошлого

Михаил Ланда. Неповторимое время

Владимир Гамеров. Из дневника жизни

Олег Фельдман. Сидели слушали вникали

Игорь Губерман. Гарики самые последние

НОН-ФИКШН

Александр Крюков. Бен-Гурион и Жаботинский

Давид Шехтер. Теперь многие не знают имен героев

К. Александров. Homo Satiricus,или Кишон Сатирический

Даниэль Клугер. Почему баллады – «еврейские»?

Георгий Бен. По ту сторону свободы

ХРОНИКА ТЕКУЩИХ СОБЫТИЙ  В ИЗРАИЛЬСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Дневник событий: июль-сентябрь 2024

Андрей Зоилов. Женская проза жизни

БОНУС ТРЕК

Ольга Аникина. Сверчок

 

 На титульной странице фотография Даниэля Клугера к его эссе «Почему баллады “еврейские”»

 

Рита Бальмина

Ахматова 2024

Все мы пьяницы здесь и бляди,
Из онлайна нас не извлечь.
На дисплее дедуля Байден
Бестолково толкает речь.

Ты наклюкался, как утырок,
И с айфоном ушел в запой.
Я напялила джинсы в дырах,
Чтоб легко смешаться с толпой.

За окном (не видать отсюда)
То ли митинг, то парад.
Одноразовая посуда
На столах и бутылки в ряд.

Я психую, не понимая:
Где бабло достать на аборт?
Ну, а ту, что «тик-ток» снимает,
Даже в ад не пропустит черт.

***
Я помню запах бабушкиных рук,
Когда на кухне подгорела рыба,
Соседский кипиш кумушек вокруг,
Мешавших русский с идиш без отрыва
От радио, где что-то про совхоз,
Про урожай с напалмом во Вьетнаме,
Про неореваншистский рост угроз
И кризис в неизвестно чьей панаме…
Меня сажали на высокий стол,
И рядом громко булькал синий чайник
На примусе, блестевшем как престол,
И я сама себе была начальник.

***
зрению так надоели пейзажи портреты и натюрморты
лик был лицом но потом обесценился мордой
память устала подсказывать бледным чернилам
то что отвратно бессмысленно
вредно постыло

 

Лина Городецкая

 

Случайная встреча

 

Они встретились совершенно случайно в центральном парке своего городка. Встретились, пересеклись взглядами и обе растерялись. Что делать в такой ситуации…

Раиса Ефимовна хотела отвернуться и пройти мимо, мол, ничего не вижу, но не получилось как-то. А Софья Григорьевна неожиданно кивнула ей, и она тоже в ответ кивнула.

Дома каждая из них пыталась обдумать эту встречу. Они так давно не видели друг друга… И надо же было оказаться одновременно в этом парке. Живут они в разных концах города. А тут обе, каждая по своим делам, приехали в центр. Раиса Ефимовна ходила на почту, отделение рядом с домом закрылось, вот ей и пришлось добираться в другой район, а парк рядом. Софья Григорьевна отправилась в магазин, чтобы по совету приятельницы из хостеля купить нитки и связать к зиме новый жилет. Теплые вещи нужны, и за вязкой быстрее можно коротать вечера. Нитки подходящие она не выбрала, но на обратном пути решила прогуляться. Погода хорошая, ноябрь – месяц не жаркий… И вот так случилось.

Нужна ли была им эта встреча? Нет, конечно. Но дорога обеих в этот день вела через парк, и они оказались на одной тропе. Лучше бы не оказывались. Потому что теперь одна брала успокоительные таблетки, и вторая брала успокоительные таблетки.

Воспоминания налетели, как мошкара, как противные жужжащие комары: «А помнишь? А помнишь?..»

А помнить многое не хотелось во имя собственного спокойствия, которым каждая на старости лет особенно дорожила. Залечились многие душевные раны, а те, что не залечились, память любезно отправила в дальний угол, заклеив пластырем, чтобы не кровоточили…

Отношения не сложились с молодости, хоть и были они обе хороши собой и личным счастьем не обделены. За что Рая невзлюбила Софу, трудно теперь понять. Показалась она ей спесивой и расфуфыренной, наряды меняла. Шила Софа хорошо, но Рае никогда не предложила что-нибудь пошить. А почему Софа не полюбила Раю… за прием холодный, гордячкой всегда была Рая в глазах ее. А потом годами – ссоры какие-то, выяснение отношений из-за каждой мелочи, что уж скрывать, ненависти, может, и не было, но антипатия точно была… Накопился багаж обид.

И совсем не вовремя было им встретить сейчас друг друга…

Но почему-то ровно через неделю в это же время они оказались в том же центральном парке. Да, Раисе Ефимовне вновь понадобилось на почту, а Софья Григорьевна решила еще раз попытать счастья с приобретением вязальных ниток. Встретились на той же тропке, можно сказать. Раиса Ефимовна поздоровалась первой, Софья Григорьевна ответила. На минуту задержались рядом. Солнцезащитные очки скрывают взгляд, уже легче и проще выдержать этот экзамен. Через минуту каждая пошла своей дорогой. Дома вновь пришлось брать таблетки.

Сидела Софья Григорьевна с книгой, да книга не читалась. Включила Раиса Ефимовна телевизор, да развлекательные программы в голову не шли… Вспоминалось, ох, многое вспоминалось. В первую очередь, годы молодые, затем приезд в Израиль… И конечно, главное, вспоминали они обе Яшу. Какой он был замечательный, добрый, хороший, их Яша.

Смотрела Софья Григорьевна в окно, вопреки всем прогнозам шел дождь. Хорошо думается в дождь, и все мысли о Яше, о том, какой заботливый он был, как не забывал никогда ее поздравить с годовщиной их свадьбы, оберегал и волновался о ней, как сына любил. Никто не смог бы ей его заменить, так решила она раз и навсегда

Каждый шаг жизни связан с ним, – вспоминала Раиса Ефимовна у себя дома под песню «Сиреневый туман», которая лилась с телеэкрана. Все решения принимались после совета с ним. Незаменимых людей нет? А вот он был незаменим! И друг, и брат… Спокойней на душе было, когда знала она, что он рядом. Позвонить, поговорить с ним, и уже дела ладятся…

Причем каждая из них, находясь у себя дома и думая о Яше, вспоминала утреннюю встречу в парке, ведь она имела к нему непосредственное отношение. И тогда вновь приходилось брать успокоительные таблетки.

А ведь если подумать, судьбы у них похожие. Обе одиноки… Раиса Ефимовна овдовела раньше Софьи Григорьевны. Изя, ее муж, умер от инфаркта. Пыталась после встретить она близкого человека, наладить новые отношения, но никто не оказался ей мил. Впрочем, по всему видно, что и Софья Григорьевна оказалась однолюбкой. Уже одиннадцатый год, как Яши нет, а она одна… Дети у обеих – далеко, сын Раи – в Австралии, сын Софы – в Канаде. Уехали искать счастье в заокеанские страны. Все еще пытаются решить, счастливы они там или нет. А мамам достается редкое общение по Скайпу, который пришлось освоить.

Накопленные за годы обиды вдруг показались не тяжелой ширмой, служившей одно время их молодым семьям перегородкой в старой советской квартире, а всего лишь обтрепанной ситцевой занавеской, улетающей от сквозняка. Только трудно что-то изменить теперь…

Через неделю они опять встретились в парке. Когда Раиса Ефимовна оказалась там, Софья Григорьевна уже сидела на скамье, и пройти мимо было как-то неловко. Она остановилась, и сказала, между прочим, словно в последний раз они разговаривали позавчера, а не годы назад: «Купила клубнику, недорого, по десять шекелей килограмм».

– Хорошая цена, – подхватила беседу Софья Григорьевна, – а я тоже сегодня прикупилась, по скидке – творог, почти как домашний.

– Где ты купила? – поинтересовалась Раиса Ефимовна. – Я бы тоже хотела.

– Недалеко отсюда, за углом – киббуцный магазинчик.

– Спасибо, – ответила Раиса Ефимовна, – пойду туда.

И они разошлись, каждая пошла своей дорогой.

Через неделю они встретились вновь. И, конечно же, никто ни о чем не договаривался заранее.

– Присаживайся, – сказала Раиса Ефимовна – она в этот четверг пришла в парк раньше.

Софья Григорьевна осторожно села на краешек скамьи, словно была готова в любую минуту поменять позицию. Они сидели рядом и думали, что не общаются уже больше десяти лет, как Яшу похоронили, отсидели траурную неделю, больше и не виделись. А разве стоило не общаться, что за глупые причины были для конфликта. Да и был ли сам конфликт?

Не хотелось помнить ничего, ни скандалы, ни колючие взгляды, которые бросались годами друг на друга. Все это показалось в таком далеком далеке. Да и не было теперь уже давно причины для конфликтов, и главного объекта, из-за которого случались скандалы.

Ну да, не поделили… что не поделили они? Какая разница сегодня. Просто известно, что не всегда находится общий язык между женой и сестрой мужа. Так у них и случилось… Но теперь, когда его нет, что им делить? А если подумать, сколько общего в их судьбах.

И каждая из них вспоминала дни, когда по-своему они были счастливы.

– Приходи ко мне завтра, я вареники налепила, с творогом и клубникой. Я там же живу. Посидим вместе, – неожиданно для себя предложила Софья Григорьевна. Сама испугалась своего душевного порыва.

– Спасибо, – чинно ответила Раиса Ефимовна. И вдруг улыбнулась. – А я кекс испекла с черносливом и орехами, вкусно получилось, привезу с собой, попробуешь.

 

 

 

 

Андрей Доброволин

Своя нота в полифонии

Писательство – дело протяжённое, труд кропотливый. Даже маленькая заметка в прессе требует точных формулировок и связного изложения. Тем более произведение художественное, беллетристика. Пишется долго, читается быстро. То ли дело самопубликация в Интернете – наспех написал, наспех и влепил; и критикуй потом кто хочет!

Умелого, профессионального, грамотного автора отличает  от незнаек и неумеек точный подбор слов. Если и встречаются в его работах косноязычие или канцелярские обороты, то они допущены сознательно – и характеризуют персонажа, а не автора. Опытному редактору неточности и ляпсусы заметны  так же, как дирижёру заметна фальшивая нота, взятая оркестрантом.

Литературный журнал сродни концертирующему оркестру. Он может быть профессиональным или самодеятельным, симфоническим или эстрадным, но в день концерта, сиречь в день публикации номера —  редактор, как дирижёр, должен предъявить аудитории лучшие качества тех музыкантов, которых ему Бог послал. При этом у редактора есть даже преимущество: его репетиции происходят в кабинетной тиши, наедине с текстом, и он имеет право – и даже обязан! – заранее убрать или выправить те ноты-слова, которые кажутся ему фальшивыми. А музыкант, постоянно допускающий фальшь в концертах, может приискать себе другой оркестр.

«Артикль» — журнал безусловно симфонический. Ещё точнее скажу: полифонический. В каждом номере – произведения тридцати пяти или даже сорока авторов. У каждого из них – собственный голос, индивидуальный литературный инструментарий и свои амбиции. Очень трудно заставить такой оркестр звучать слаженно, тем более что рычагов влияния на авторов у редактора немного. У него даже дирижёрской палочки нет, хотя иногда и хочется вместо хрупкого дирижёрского жезла взять дубинку поувесистее.

Причём у каждого автора, при всей его зависимости от редакторского мнения, есть несомненное преимущество: он может позволить себе оставаться беспечным тогда, когда редактор вынужден беспокоиться. Автор – композитор своего произведения; как уж там написал, что изобразил, о чём недосказал – дело десятое; он счёл текст готовым, передал его в журнал и на том работу над  своей рукописью окончил. Тогда как для редактора такая работа только начинается. Продолжая музыкальную аналогию: вообразим, что каждый инструмент в оркестре играет не строго те ноты, которые разложены на пульте перед носом, а собственную мелодию. И задача дирижёра свести все разрозненные мотивы в единый опус, рождающийся тут же под его палочкой, но актуальный лишь до следующего концерта.

На мотивах, исполняемых сочинителями, заметно влияние писательского и читательского опыта. Те, кто застал Советский Союз и его литературный процесс, помнят, что должность главного редактора печатного издания в столице была номенклатурой ЦК партии; в провинции – не ниже номенклатуры республиканской. Внесение  книги в план издательства требовало усилий, сравнимых с теми, которые требуются для получения медали «За отвагу». При этом книга могла стоять в издательском плане без движения годами, а в «молодых авторах» можно было числиться до пятидесяти лет. Но гонорар за опубликованную книгу был явлением непременным, независимо от её качества и успехов в продаже. И всякий печатный текст был обсосан и выверен как минимум тремя посторонними автору людьми: старшим редактором, просто редактором и корректором. Весь процесс осуществления публикации, — от задумки и первой строки до последней редакторской поправки, – был  для автора особой и своеобразной школой. И теперь в израильском русскоязычном писательском сообществе лидирующие позиции занимают как раз те, кто такую школу проходил.

Им, пожилым, на смену грядёт следующее поколение, тоже уже не молодое – тех, кто проходил иную, постперестроечную школу. Когда расплодились новые, ныне без вести канувшие журналы, а гонорары исчезли, но не везде. Когда главного редактора назначал генеральный спонсор, а издательства исчисляли сроки подготовки книги не годами, а днями.  Когда организовать публикацию стало многократно легче, но если она не выглядела скандальной, то казалась уже и не нужной. Когда редактор зачастую подменял корректора, а заодно и автора, а над всеми ними царил отдел продаж. Развивая музыкальную аналогию, смею заметить: ситуация – как если бы в городе ждали симфонический оркестр из сорока человек, а на концерт вышли бы десять групп клезмеров.

Формальных литературных различий между отдельными представителями обоих этих поколений я указать не могу; для этого потребовалось бы глубокое изучение творчества каждого из них. Это уж дудки! Но в общей массе различие заметно: старшее поколение более многословно и рассудочно; следующее — полнее довольно собой и результатами своих трудов. (И да, приветствую тех, кто верно угадал в тексте напрашивающийся вывод: я – представитель старшего поколения).

Говорят, что музыка в переполненном концертном зале звучит несколько иначе, лучше, чем в зале пустом. Так же и публикация в популярном журнале вызывает несколько больший резонанс, чем в издании заштатном и безвестном. Даже если размер страницы и шрифт у них одинаков. Чтобы вывести издание из тени под софит общественного внимания, требуется стратегия и совокупный повседневный  труд заинтересованных людей. А знаете, сколько человек реально делают «Артикль»? Не считая авторов, каждый из которых созидает лишь собственный образ. Нет, я вам не скажу – а то вы будете смеяться. Так дирижёр-редактор оказывается ещё и антрепренёром, и капельдинером, и кассиром – всё ради того, чтобы концерты продолжались.

Парадоксальность ситуации заключена ещё и в том, что редактор журнала, готовя к печати присланные материалы, невольно оказывается соавтором размещаемых произведений. Если автор сколько-нибудь популярен, то отсвет его популярности ложится и на редактора; так рассказавшего удачный анекдот подозревают в  собственном остроумии. Если же автор пока безвестен, — именно на редактора падает ответственность за все допущенные ляпсусы, несуразности и несоответствия. Причём сами по себе, вырванные из контекста и лишённые авторства, такие «ляпы» представляют собой отдельный весёлый жанр, размещающийся в литературе где-то между анекдотом и афоризмом. Долгие годы работы с израильской русскоязычной прессой  и её авторами научили меня святому искусству не персонализировать ошибки и опечатки, Тем более что их в «Артикле» очень немного. А для наглядной иллюстрации приведу несколько выдержек из произведений, которые не попали на журнальные или газетные страницы  только благодаря бдительности строгих редакторов. Остаётся только призвать авторов: будьте, пожалуйста, внимательны! Хотя бы к самим себе.

Вместо того, чтобы засучить рукава, он распускал руки...

Здесь будут давать консультации ребятам, мечтающим приложить стетоскоп к уху, которое наткнулось на закрытые двери израильских университетов.

Одной из главных причин детской смертности являются аборты.

У Амаль оказалось лицо, которым не ударишь в грязь.

Оба эти человека были братьями.

Желчнокаменная болезнь встречается значительно чаще, чем вы думаете.

Всё это я говорю для того, чтобы подчеркнуть: в данный момент самое главное для вас - это понять, что для вас является самым главным.

Однако человек в любом возрасте должен жить не в колонии себе подобных, а в нормальном обществе, среди обычных людей.

Все дальнейшие цифры я приведу с округлением до ближайшего шекеля.

Он скакал на своей белой кобылице, перепоясанной белой уздечкой.

И позднее, когда читатель, скажем, не стал по-настоящему широким, но всё-таки расширился...

В соответствии с Библией, по окончании шестого дня Всевышний прекратил всякую деятельность.

Члены банды явились к ним домой, угрожая им жизнью…

Потребление марихуаны и героина в пересчёте на душу населения – в нашу пользу.

Как справедливо указывают специалисты, оружие - это палка о двух концах.

Не такая уж я дура, как кажется из моего рассказа!

Они стали встречаться, и, забеременев, поженились.

«Мы встречаем у пациентов такие болезни, которые вообще неизвестно как попадают в те места, которые больные нам  демонстрируют», - говорит доктор.

Сильная вонь стояла возле бункера. Насраллы.


Александра Неронова

 

Баллада о двух друзьях

(пролог спектакля «Попытка к бегству»)

Пыльный двор,
Золотистые крыши,
Ручеек,
Убежавший с горы,
Двое смуглых курчавых мальчишек
И азарт их нехитрой игры.

Может, в Цфате,
А может, в Эйлате,
Знойным утром,
Вечерней порой…
Вот один – книгочей и мечтатель,
Забияка и воин – второй.

Кличут матери юных героев,
Пахнет медом и горечью хлеб…
Жаль, что позже история скроет
Странный узел на ткани судеб.

Как морская волна и пустыня,
Сталь и жемчуг,
Вода и вино –
Непохожи во всем.
Только имя,
Как в насмешку – досталось одно.

И все чаще
Серьезно и строго
Уносилось в подгорную высь:
«Ты, пожалуйста, друга не трогай.
Если надо – со мной подерись!»

Дальше будет привычно и жестко.
Стиснув зубы и сжав кулаки,
Спорят два большеглазых подростка
Над значеньем какой-то строки.

Жизнь полна нерешенных вопросов,
И вздохнуть никому не дает…
Вот вам первый – бродячий философ,
Вот второй – исступленный зелот.

Оба нищие – хвастаться нечем.
Оба знают, что в рабстве страна…
И пунктиром – короткие встречи
За дешевой бутылкой вина.

У надежды ломаются оси,
Страх и гнев раздирают народ.
«Как ты?
Маяться дурью не бросил?
Не рискуй головой,
Идиот!»

Встречи – реже,
И письма – все реже,
Не подставить бы друга под плеть…
А в умах поселяется нежить,
А в сердцах воцаряется смерть,

Правит миром,
Круша и калеча –
Вот и этим двоим на беду
Оказалась последняя встреча
На заре,
В Гефсиманском саду.

Кто припомнит, что было их – двое?
Нет свидетелей,
Как ни зови.
…Смех доносчика.
Топот конвоя.
Руки связаны.
Лица в крови.

Рвется крик над чернеющим садом,
Предрассветную зыбь леденя:
«Суки!
Сволочи!
Если вам надо –
Вот он я!
Арестуйте меня!!!»

А история дальше расскажет,
Как сомкнулась в кольцо колея…
…Быстрый суд.
Двое суток под стражей.
Взаперти –
Без еды и питья.

Режет плечи сырая дерюга,
Бьет охранник,
Кусают клопы…
…Лишь бы только не вывели друга
Умирать на глазах у толпы.

Взвесят все.
И надежду,
И веру,
И посмертья терновый венец…
«Отпустите его, лицемеры,
Разберитесь со мной, наконец!!!»

Вырастает легенда из были,
Без чиновников,
Мата
И вшей…
…Одного,
Как известно, казнили.
А другого – прогнали взашей.

…Так в легенду,
Сквозь битвы и грозы,
Ложь,
Наветы,
Кровавый туман
Шел,
Глотая соленые слезы,
Воин,
Мститель.
Бунтарь
Вар-Равван.