Три миниатюры
Кошачья плата
Прелесть утра заключалась в ярких красках опавшей листвы, но моросящий дождь и заунывный ветер портили великолепную осеннюю картину. Антонина вышла из магазина с полной сумкой продуктов, открыла зонт и направилась домой. Проходя мимо старого барака, она посмотрела на кучу дров и внутренне возмутилась из-за нерасторопности хозяина, оставившего поленья мокнуть под дождем. Из-под полусгнившей доски, лежавшей рядом, до нее донеслось протяжное «мяу». Черный промокший кот смотрел на человека.
– И чего ты здесь сидишь? Кого ждешь? – ласково спросила Антонина.
Кот словно понял человеческую речь; не раздумывая, подбежал к женщине и, посмотрев в глаза, выпалил свое вопросительное «мяу». Антонина вспомнила, что в бараке жила семья, но по каким-то жизненным обстоятельствам им пришлось уехать, а кота, как ненужного или мешающего, пришлось оставить.
– Пойдем, беспризорник, накормлю тебя. Все-таки живая душа. У тебя же есть душа?
Кот потерся об ногу и ответил многозначительным «мяу».
Из тазика с теплой водой доносилось неистовое мяуканье. Кот, со всеми кошачьими силами и внутренней ненавистью к этому неприятному веществу – воде, старался вырваться, но крепкие руки женщины, работавшей не один год на стройке, сводили все усилия на нет. Пена от дегтярного мыла полностью покрыла животное, находящееся на грани между помешательством и нервным срывом.
К счастью, процесс принудительной помывки закончился. Кот сидел возле печи и облизывал хвост, больше похожий на крысиный, нежели на прелестный символ царства хищников. Спустя несколько часов животное предстало в новом обличье: черная шерсть переливалась под лучами лампы, глаза блестели, интонация многозначительного и немного злого «мяу» сменилась на более мягкую и, можно сказать, благодарную.
Пришла зима. Кот прижился и стал полноправным хозяином дома. Изредка выбегал на улицу навестить любимый сарай, но большую часть времени сидел либо на подоконнике, либо у печки.
– Слушай, Васька! – однажды сказала хозяйка. – Я тебя кормлю, предоставляю кров, а у тебя нет и капли благодарности. Хоть бы мышку поймал! Какой-то ты неразумный и неправильный.
Когда Васька выходил на улицу и, нагулявшись, возвращался в теплое жилище, он забирался на обитую войлоком дверь, стараясь произвести как можно больше шума острыми когтями. Несколько дней спустя Васька, как всегда, пошел на улицу. Ближе к вечеру донеслось знакомое царапанье двери. Антонина открыла. Кот с шумом свалился под ноги хозяйки, держа в зубах упитанную мышь.
– Вот так подарок! – озадаченно выпалила Антонина.
Кот сидел рядом, помахивая, как собака, по полу хвостом, словно хотел сказать: «Ешь, хозяйка! Ты же меня кормила!» С этого момента негласная оплата за предоставленное жилище и еду была произведена.
Одинокий волк
Полозья саней утопали в языках сугробов, наметенных на дороге. Печальная зимняя пустошь полей закралась и в сердце Павла. Легкая грусть, как ни странно, радовала. Темное небо опадало крупными хлопьями снега, ветер совсем прекратился. Дорога поворачивала налево, открывая такой же печальный пейзаж, украшенный двумя параллельными полосами посадок. Павел почувствовал странное ощущение уютности, покоя и умиротворения.
Острый приступ радости усилился. «Что же это могло значить?» – подумал Павел и, оценивая свое внутреннее состояние, понял, что у него все в жизни хорошо…
В кювете стоял оранжевый «ПАЗ». Водитель не смог преодолеть очередной снежный бархан, и автобус съехал задней частью с дороги. Люди покинули автобус и шли пешком; несколько человек в теплом салоне дожидались выехавшего из деревни трактора.
– Садитесь, подвезу! – крикнул Павел мужчине и женщине, проходившим по обочине.
– О, сосед, здорово! С наступающим! – подсаживая жену на сани и усаживаясь сам, ответил Михаил.
– И вас. В город ездили?
– Да. К Новому Году закупились, да в больницу сходили.
– Что-то случилось?
– Артрит. Суставы у меня болят, – ответила Елена, жена Михаила, удобнее располагаясь на свежей соломе. – Все равно ничего дельного не предложили. Возрастное, сказали. Да в краевую больницу послали. А у нас что, денег куры не клюют – в такую даль ехать?
– Кур-то у вас вон сколько! Вот они и предложили. Наверное, подумали, что деревенские – народ богатый, – рассмеялся Павел, припоминая, что у них и правда большое подсобное хозяйство: куры, утки, гуси, да и коровка со свинками.
– Ага, богатые! Скорее лохматые, – рассмеялся в ответ Михаил. – Девать деньги некуда.
– Да… Медицина у нас на грани фантастики. Лучше совсем не попадать в больницу, – добавил Павел и прикрикнул на лошадку.
Так они доехали до села, подобрав на пути еще троих человек. Разговор о бытовых проблемах, семейных отношениях и свежих новостях из города для Павла был интересным. Он давно никуда не ездил, работал и жил в соседнем селе, и послушать других доставляло ему удовольствие. Попрощавшись с попутчиками, Павел остановился возле сельского магазина, купил хлеба, колбасы и три бутылки водки, и двинулся дальше, в свое маленькое село Тушканиха.
В саманном доме тускло горела лампочка. Топилась печь. На столе стояла бутылка водки, возле ножки стола еще две, на советской тарелке лежали нарезанная толстыми кусками и обжаренная на сковороде колбаса, хлеб и свежий лук. Павел не стал включать телевизор, посмотрел на часы, неровно висевшие на стене – без трех минут двенадцать часов. Он открыл бутылку и налил пятьдесят граммов.
Жены и детей у Павла не было, закадычных друзей и подруг тоже. На животноводческой ферме, где он работал, были, конечно, знакомые, как и по всему селу, но он с ними, как и они с ним, не поддерживали дружеских отношений. Как говорили, он был себе на уме – одинокий волк. Понимать его никто не хотел, люди жили по устоявшимся канонам и традициям: школа, армия, свадьба, работа и так далее. Он жил по-своему, как было легче ему. Осуждало ли его общество? Да. Осуждало. Это он знал точно, но ему было плевать на чужое мнение.
Не то чтобы он относился к людям с скрытой злобой. Вовсе нет. Он любил людей, уважал их, но до поры до времени, пока они не переходили границ его жизненных принципов и устоев…
Рюмка запотела. Павел прислушался к разыгравшемуся за окном ветру и к треску дров в печи, посмотрел на каплю, скользившую по рюмке. Часы пробили двенадцать. Новый год подкрался незаметно. Павел сидел, не шелохнувшись, и так и не выпил из рюмки – что-то расхотелось. Дневная радость пропала, и наступил момент полного спокойствия, смирения и бездейственного созерцания.
В темном окне появился яркий свет, Павел пригляделся – горел соседний дом.
Языки пламени вырывались из пластиковых окон, чердак вовсю полыхал. Павел бросился к входу, его обдало жаром. Он выбил ногой дверь и ринулся внутрь, чувствуя, как что-то горячее тронуло его голову…
В районной больнице лежало много людей: это были хроники, и отравившиеся на новогодние праздники контрафактным алкоголем, и пострадавшие от запуска фейерверков, и Павел. Его доставили в больницу с многочисленными ожогами, порезами и легким сотрясением мозга.
– Вы настоящий герой! – в открывшуюся дверь шагнул главный врач. – Спасли детей и родителей. Ничего. Не переживайте. Мы вас подлатали и заштопали, небольшие ожоги, к сожалению, останутся. Вот, вам передали конфеты и мандарины.
На прикроватной тумбочке стояла ваза с заморским фруктом и шоколадными конфетами.
Павел слега улыбнулся и кивнул:
– Они в порядке?
– В полном! Немного отравились угарным газом, а глава семейства пьян в стельку до сих пор, поминает сгоревший дом, – ответил врач, перебирая в руках обходные листы.
– Женька еще тот. Если зарядил, то как минимум на месяц. Главное, живы.
– Благодаря вам живы! – напомнил врач. – Отдыхайте.
В скором времени Павла выписали из больницы. Двери его дома были закрыты; он постучал. Открыла Галина, с которой он работал на ферме.
– Привет, Паша. Как тебя забрали в бессознательном состоянии, я узнала и решила прийти к тебе, покараулить дом, да печь подтопить – морозы все-таки…
– Спасибо. Не нужно было… Но спасибо, – раскрасневшись, произнес Павел и посмотрел в голубые глаза Галины. – Знаешь… Мы люди взрослые, давай не будем вокруг да около. Ты одна, я один. Переходи ко мне жить. Там – разберемся.
– Почему бы и нет, – ответила Галина и улыбнулась.
Шикарная жизнь
Нине Георгиевне в дар от скоропостижно скончавшихся родственников досталась однокомнатная квартира, которую она спешно продала риелторам за половину цены. Полученные четыреста пятьдесят тысяч рублей жгли карман. Нина Георгиевна жила небогато, работала санитаркой в местной поликлинике – за минимальный размер оплаты труда, принятый в этом регионе России; имела задолженность по потребительским кредитам в размере двухсот двадцати тысяч рублей. Но, получив заветную сумму, она не стала погашать займы. На работе написала заявление об отпуске за свой счет – и пустилась вместе с дочерью во все тяжкие. Им захотелось почувствовать себя богатыми леди, не отказывающими себе ни в чем!
Золотые серьги и золотые цепочки, норковые шубы, еда в дорогом ресторане, духи из Парижа – неполный перечень первоочередных вещей, приобретенных внезапно разбогатевшими дамами. Сумма на банковской карте постепенно уменьшалась. Сообщения об оплате и списании средств забили память новенького смартфона, блиставшего обгрызенным яблочком на столике в уютном ресторане. Гормоны счастья курсировали по организму; ощущение небывалой радости, восторга и чувство полета не прекращалось!
Денежные средства закончились довольно быстро. Очередной поход в ресторан обернулся небольшим скандалом – оплата за шикарный обед не прошла. Бездушный электронный аппарат выдал краткое, но весьма прозаическое предложение: «Недостаточно средств». Реальность потеряла налет романтики. Все вернулось на свои места…
Ящик для писем, забитый белыми конвертами от банков, не открывался несколько месяцев – хозяйка знала о непогашенной кредиторской задолженности, но не хотела портить себе настроение. Время неумолимо бежало. Долг рос. Двухкомнатную квартиру пришлось обменять на однокомнатную, чтобы погасить долг…
Нина Георгиевна сидела у окна и смотрела во двор. Из подъехавшего «мерседеса» вышла блондинка, блеснув золотыми кольцами на пальцах, аккуратно и благородно достала из сумочки телефон и кому-то позвонила. Воспоминания о великолепных днях былого величия нахлынули, как морские волны. Нина отвернулась от окна и остановила взгляд на красивом стеклянном флаконе с духами из Парижа. Счастливые воспоминания внезапно сменились горькой жалостью к потраченным деньгам, к своему безволию и слабохарактерности. Неуемное, страстное желание покрасоваться взяло верх, когда логика и интуиция подсказывали: погасить долги, сделать ремонт и остаться в своей квартире, а не ютиться в однушке по соседству с алкоголиками.
Она горько заплакала, схватила флакон с духами и с размаху швырнула в бетонную стену. Сладкий цветочный аромат разлился по всему помещению, желтое пятно кощунственным смайликом улыбалось со старых обоев…