Живое небо
Чёрная рать
Не с кем говорить — забери,
Не с кем говорить – нападай.
Это не друзья – дикари.
Не дружить идут — убивать.
Не жалей — в тебя, как в дрозда,
Без осечки — из-за спины,
Если не поймёшь — навсегда
Будешь ждать не мира — войны.
Значит, на плечо пулемёт,
Или что ещё — мне ли знать?
Что могу — писать горячо,
А ещё учиться стрелять.
А ещё сосать валидол,
А ещё считать имена,
И рыдать над ними в подол,
И сходить от страха с ума
За себя и тех, кто со мной.
Рядом дышит мой близкий дом,
И за тех, кто там, за стеной
Спинами от слова погром.
Не хочу учиться стрелять —
Мне бы песни петь о весне,
Но за нами — чёрная рать…
Мы стрелять научимся.
Все.
Сила слова
За волною волна,
За стеною стена,
За сиреной сирена.
Кто-то выпьет вина,
Кто-то плачет со сна,
Кто- то выключил время.
А кому — невдомёк,
что железный курок
чью-то жизнь зачеркнёт —
эта ненависть метит прицельно.
Эта злоба — откуда берётся она,
кто её разрешает сажать?
Ведь война —
это злобы проросшее семя.
Промолчать, не писать, не черпать эту боль,
говорить исключительно только с собой,
наложить жгут на раненый новостью рот —
и… никто не
Умрёт.
Всё так просто?
по числам,
по праву ума —
эта боль разлетится на части сама,
как бежит от жестокого мужа жена,
как бегут от погоста?
Все слова разобрать, зачеркнуть, отстирать —
чтобы лего в другую реальность собрать,
только море и только рассветы.
А Сирены — лишь те, что нам песни поют,
обещая красивую жизнь и приют,
а не вой восходящей ракеты.
Кто-то песни поёт, кто-то просто живёт,
кто-то должен словами закрыть чей-то рот
Без чинов и награды.
Слово может так много —
согреть и сгубить
и на рану повязку любви наложить,
может плакать, а может тебя вдохновить…
И убить. Может.
Если так надо.
Молитва
Храни народ мой — шумный, тесный,
Храни не честный, терпкий, злой,
Храни мой разный, мой небесный,
Мой невозможный, мой — любой.
Храни, не обижай, не смейся,
Не отводи в обиде лик,
Когда он о Тебе нелестно
В пылу обиды говорит.
Храни, не оставляй ни взгляда
И ни улыбки в стороне.
Прошу иди бок о бок, рядом
С народом в мире и войне.
Прошу Твою любовь и силу,
Твоё могущество в пути,
Чтоб жабу зверства раздавила
Твоя рука без жалости.
За злобу отплати сторицей —
Сотри с земли; и защити
Народ, который перед Ликом
Твоим — который век в чести.
Не наказанья, а расплаты,
Не примиренья, а войну
Ты объяви — и стань солдатом,
И защити Свою страну.
Испепели врага позором,
Казни на площади аятолл.
Чтобы он, мучаясь от горя,
В ад по горящей лаве шёл.
Я верю: слышишь и внимаешь,
Я знаю — Ты всегда со мной
И с теми, кто теперь, сражаясь,
Своей рискуют головой.
Прошу любовь Твою и силу,
Прошу любовь Твою и свет
Тому, которого, как милость,
Избрал для горя и побед.
***
Растерянность вопросом — в глазах,
Твоё напоминание — нельзя
В волшебные объятья — без слёз
Туда, где все родные — всерьёз.
В уютный город в этой стране,
В котором ни намека войне,
Туда, где все надежды в шелках,
Туда, где только радости страх,
Туда, где дверь на ключ, как причал,
Рука не на прикладе — плечах,
Туда, где только музыки пыл.
Туда, где ты меня так любил…
***
Страна магнолий и собак
у кромки моря,
страна, где вроде говорят,
а вроде спорят,
страна, открытая ветрам, дождям и странам,
и все по-русски, как бальзам, —
но иностранный.
И шум, и гомон, и урчит
восточный рынок,
и сладко пахнет тут хурмой и апельсином.
А на душе темным-темно,
но солнце рано
встаёт и лечит всё равно
на сердце раны.
Но, как себя ни уводи, как ни пытайся,
война со всех углов глядит, — а ты скиталец.
Ты просто шарик надувной голубо-белый,
а твой любимый и родной мир под прицелом.
Я целюсь словом и душой в тебя, исчадье,
и заклинаю голос твой на все несчастья,
на нелюбовь, на страшный сон, на — в жизни лишний.
Я заклинаю. Только б Ты меня услышал…
Не игрушки
Это не игрушки — воевать,
Тут не в платьях новых щеголять,
Тут не красить ногти, пить вино,
Не смотреть любимое кино.
Здесь такая боль, такой накал
чувств, которых нет пока,
в двадцать, да и в сорок лет —
не должны вести по сердцу след.
Невозможно так; тебе сполна
время танцевать, сходить с ума –
«он не написал, он ждёт, он твой…»
Время восхищения собой.
В зеркале — огромных два крыла,
а под ними — синяя волна
глаз, а в них такая боль…
Господи! Прикрой её…
Собой.
Заколдованные
Неужели мы все заколдованы?
Неужели настолько бардак,
Что в войну, как в оковы закованы
И не выйдем оттуда никак?
Неужели пути заколочены
И дороги спасения нет,
Неужели мы все заморочены
Тем, что скажет о нас чёрный свет?
Беззащитны от злобы и зависти,
Лишь скажи, что ты избран на бой —
Будут рвать на куски тебя радостно
Те, что раньше дружили с тобой.
Ваши дети наивны и сладостны,
Не пугают их жизни дожди —
Наши, с каждой сиреною вражеской,
Узнают то, что знать не должны.
Наши дети — «живыми, с победою»
Каждый день призывают солдат:
«Возвращайтесь, пожалуйста, смелые
Наши сестры и братья — назад…»
А иначе никак не получится.
Как мы можем ещё устоять?
В этом мире с рождения заучивают
Наизусть — кто во всём виноват.
Угрожают нам нелюди, мороки,
И мечтают убрать навсегда.
А мы держимся яростно за руки…
Потому что иначе — беда.
Живое небо
Памяти погибших
Что делать — уезжать нет оставаться —
Где запятая, точка, где ответ?
Здесь столько лет… нет, столько опасаться
За жизнь, которой дважды нет,
Нельзя; мы спорим и решаем,
Не понимая больше ничего —
За что нам это тяжкое отчаяние
И слёзы расставания — за что?
За то, что мы незваные прохожие,
За то, что нам название — иудей,
За то, что не похожи цветом кожи,
Или душою на других людей?
За то, что подчиняться нету силы,
И лжи мы не сажаем семена,
За то, что наших мальчиков могилы
Из года в год меняют имена?
Не уезжай — здесь дом и здесь метели
Такие — апельсиновых аллей,
И пчёлы в лепестках, и птичьи трели…
Таких не будет у чужих полей.
Не уезжай — здесь солнце моет душу,
С утра до ночи шум и суета,
Не уезжай — нигде не будет лучше,
Или, вернее, буду я не та.
За что Ты нас наказываешь, Боже?
За что Ты нас не любишь — мы твои,
С рождения решаем ребус сложный —
Куда уехать от своей судьбы?
Ну, а пока — за нашу жизнь и землю,
За веру и за танцы до утра
Уходят в неизвестное, безвременное
Мальчишки из соседнего двора.
Уходят, не задумываясь дважды,
Рождённые под небом голубым,
Под этим беззастенчивым, отважным,
Под этим вопреки всему — живым.
И слёзы горько падают на плечи,
И боли бесконечной нет конца.
Не уезжай — здесь только время лечит,
Всё начиная с чистого листа.
Жизнь под прицелом
А ты живёшь не под прицелом?
Дела обычные, идёшь за хлебом,
дорогу переходишь, смотришь в небо
и забываешься минуты на три бегло.
Листаешь новости, включаешь телевизор,
задумчиво проходишь по квартире,
здесь пыль, здесь душу срочно красить…
Из окон шум — кипят чужие страсти.
Кипят, клокочут страсти на планете
под именем Земля; тебя приметив,
кипят от важности, кипят от перегрева
твои слова, в твоё одевшись тело.
Всё на пределе — улицы в машинах,
и звуками заполненные шинными
мозги уже кипят от пересдачи,
шатается планета, точно плачет.
Землетрясение вранья и брани,
но воздух зимний весь пропах цветами,
и нежность белой кошкою по крыше
проходит, и её пока ты слышишь.
И забываешься — а как ещё в походе
по жизненной загруженной дороге,
где под прицелом жизнь, — душа под стрессом
года листает с ложным интересом?
Мы строим замок из брони и стали.
Любовь и Веру, не под стать нам,
Пришли скорее, вся душа в тумане,
болит — и тело этим ранит.
Пришли скорее; времени нет дела,
Что мы живём с тобою под прицелом.
Который век душа в разводе с телом.
На этом свете — чёрном или белом…
День сто двадцать первый
Яффо, суббота, джипсикинг,
сидишь один,
музыка качает волной морскою,
состояние покоя.
А если тишина
над головой — война
летит мотором самолёта…
Танцует кто-то,
забывая отключиться от «макарены»,
в голове — обмен пленными,
и на плечах усталость;
сколько ещё таких дней
нести осталось?
На себе — тяжёлая ноша,
очень хочется сбросить.
Просишь немного солнца на куске хлеба
и много чистого синего неба —
без подозрений
на мороз,
стужу,
в душе — дни кружат лужами,
листьями памяти,
листьями времени,
страна моя жестоковыйного племени.
Ты рядом, занозишь душу,
скучное время болью душит.
Яффо, день сто двадцать первый —
с того дня, что все на нервах.
Дни светят совсем осторожно —
мы привыкли, хотя и сложно.
В такие пасмурные — нирвана моря
лечит, лечит и вылечит… скоро.