Внутренняя логистика
Март был несуразный: с утра слепящим солнцем по пыльным окнам сияла весна, переливаясь щелканьем невидимых птиц, а к вечеру навалилась тяжелая метель. Крупные снежные хлопья некрасиво шлепались на серый асфальт, намокая грязью. Миша шагал к метро и надеялся промочить ноги, чтобы законно надраться остатками того поганого виски, что жмот Серёга подарил на день рождения. Под левой стопой захлюпало…
Вчера всё было хорошо — весна, планы, интересная работа. Работал Миша логистическим посредником: координировал международные поставки средних и мелких партий товаров. Ему нравилась непредсказуемость, да и клиенты часто от души благодарили. Но сейчас работа буксовала: поставщики порвали связи, срывались международные перевозки. Ну да, родная страна ведет «военную операцию», но он-то, Миша Григорович, не имеет к этому никакого отношения. Начальство ещё неделю назад взяло отпуск и свалило, по слухам, в Турцию. Бухгалтерша Валя шебуршала с серьезным видом, на вопросы не отвечала, огрызалась — видимо, что-то знала…
Миша оторвал тяжелый взгляд от мокрой каши — подход к метро перекрывала бурая лужа, слева был заборчик, а справа торчало какое-то существо неопределенного пола в накидке с глубоким капюшоном, где проглядывала нижняя часть прыщавого лица с кольцами пирсинга. К груди оно прижимало лист бумаги с потёкшей надписью «Война или мир».
Ноги были уже мокрые, в лужу лезть не хотелось, и Миша пошёл прямо на существо. Оно повернулось к нему и вытянуло вперёд плакат.
— Это что? — спросил Миша.
— Толстой, Лев Николаевич! — ответило существо звонким девичьим голосом.
— У Толстого «Война и мир», — поправил Миша.
— Ну да, у него и война, и мир, — существо откинуло капюшон и оказалось неопрятной девушкой с крашеными в зелень волосами. — А нам сейчас надо выбирать, понимаете? Между войной и миром. Не может быть и того, и другого сразу. Тут или одно, или другое. Война — это смерть, а мир — это жизнь, понимаете? Вот вы разве за войну?
— Я за то, чтобы пройти к метро не по луже. Пустите.
Он ступил на поребрик, но нога соскочила, он ухватился за плакат, тот порвался, девица с криком «фашист!» кинулась на Мишу, и он завалился на газон — хорошо ещё, что не в лужу. Он тут же вскочил, взмахнув половиной мокрого листа бумаги со словом «мир». Правая брючина промокла. Миша повернулся к девице и хотел уже было заорать, что ж она делает-то, но поперхнулся от жгучей боли в правой части поясницы. Скрючившись, он обернулся. Посреди мелкой лужи стояли двое полицейских: один повыше и постарше, а другой, молодой и шарообразный, держал в руке дубинку.
— Вы что? Я же… — начал было Миша, и тут же получил дубинкой по плечу. Больно не было, но рука повисла плетью, пальцы едва ощущались слабым покалыванием.
— Ты тут не особо махай, — тихо сказал высокий, — может, кто снимает, потом не отмоешься.
— Ладно, тут не буду махать! — согласился шарообразный. — Сержант Блхна… Вы задержаны.
— Сто-о-ой! — крикнул высокий и рванул вбок за девицей.
Сержант крепко сжал Мишин локоть и потянул в сторону метро.
В скудно обставленной комнате за столом сидел мужичок в штатском и молчал. Миша сидел напротив него и сканировал себя: правая брючина намокла, поясница болела, зато рука начинала слушаться.
— Документы есть? — спросил штатский.
Миша вытащил из нагрудного кармана паспорт.
— Тэкс… — начал штатский, — Михаил Ефимович Григорович… Григорович-Шендерович, знаем-знаем…
Он что-то быстро писал, потом пододвинул заполненный бланк:
— Подпишите!
Миша посмотрел — там было что-то про «распространение заведомо ложных сведений» и «призывы к массовым беспорядкам».
— Там всё не так, — сказал он, — я не призывал…
— Вы не согласны с протоколом задержания?
— Нет. Я там случайно оказался.
— Значит, вы считаете, что вас задержали ошибочно, а наши сотрудники считают, что вы нарушили установленный порядок. Налицо противоречие. Так?
— Так…
— А если есть противоречие, его надо разрешать. Так?
— Так… А как его разрешать?
— На это есть специальный орган, который как раз для этого и существует. Называется суд.
— А нарушение-то в чём?
Штатский откинулся на стуле и с удовольствием начал:
— «Война и мир», говорите? Вы же знаете, Лев Толстой был революционером и выступал против российской государственности, недаром Ульянов-Ленин называл его «зеркалом русской революции». Вдобавок он был отлучён от православной церкви, а это наша основная духовная скрепа. Таким образом, личность Толстого идет вразрез с духовными ценностями русского народа. А использование выдернутого из контекста названия в условиях реалий информационной войны означает желание прикрыть якобы классической цитатой истинную цель — дискредитацию государственной политики, направленную на освобождение человечества от фашизма. Это явно заказная игра на руку нашему идеологическому противнику.
Миша погрустнел:
— А если я подпишу?
— Административное нарушение, в первый раз штраф.
Миша, не глядя, подписал протокол.
На следующий день вечером, когда Миша уже подходил к дому в предвкушении ужина, зазвонил телефон, номер был незнакомый.
— Слушаю! — осторожно ответил Миша.
- Это Михаил Ефимович Григорович? — поинтересовался серьёзный мужской голос.
— Предположим… — Миша слышал, что нельзя говорить «да» по телефону незнакомым людям.
— Михаил Ефимович, это капитан Петров, по вопросу о вашем вчерашнем задержании.
— Да…
— Тут открылись новые обстоятельства. Вам надо подъехать.
— Когда?
— Сейчас. Вас подвезут.
Капитан отключился. Миша удивленно смотрел на погасший экран телефона, и тут его взяли за локоть:
— Гражданин Григорович? Пройдёмте, вас ждут.
Рядом остановился синий микроавтобус «фольксваген» с затемнёнными стёклами и распахнул дверцу. Подталкиваемый сзади, Миша ввалился в салон и приземлился на сиденье. Напротив, лицом к нему, сел красивый мужчина и показал какие-то корочки:
— Капитан Петров.
— Меня арестовали? — спросил Миша.
— Нет. Пока нет. Но надо кое-что уточнить.
Его привезли во внутренний двор обычного офисного здания без вывесок и провели извилистыми коридорами в ярко освещенную комнату без окон.
— Присаживайтесь, Михаил Ефимович, — пригласил капитан Петров.
Миша сел на неудобный стул.
— Итак, — начал капитан, — вы видели видеоролик?
— Какой ролик? — искренне удивился Миша.
Капитан вытащил откуда-то электронный планшет и повернул его к Мише. На трясущемся видео был виден со спины человек в черной куртке, которого полицейский бьет с размаха дубинкой. Человек выгибается, оборачивается… И, вот чёрт, это же он, Миша! Кадр замер, а подпись под картинкой гласила: «Полиция жестоко задерживает отважных пикетчиков против войны Михаила Григоровича и Оксану Покровскую. Оксана задержана, судьба Михаила неизвестна, наши адвокаты пытаются его найти».
— Сегодня распространило «Би-Би-Си», — пояснил капитан.
— Ну да… задержали жёстко, — после паузы сказал Миша. — По почкам врезали неслабо… и по руке ещё. Но я же не пикетчик, я случайно проходил и споткнулся.
— Да, звучит правдоподобно, но ведь кто-то это снимал со стороны. Смахивает на провокацию, не находите?
— Но я, и правда, просто проходил мимо.
— Вы же порвали плакат, да?
— Да, но случайно: споткнулся, схватился… Я не знаю, кто это снимал.
— Кроме этого сфабрикованного ролика, где почти ничего не видно, есть ещё записи с камер наблюдения, где всё видно гораздо лучше… — капитан сделал многозначительную паузу. — И там видно, что вы не прошли равнодушно мимо, как большинство усталых сограждан, а порвали пропагандистский плакат и привлекли внимание правоохранителей к незаконному действию. То есть повели себя как настоящий патриот и ответственный гражданин. Ведь так?
— Ну-у… Наверное, так.
— И вас не задержали, а вежливо попросили пройти, как свидетеля происшествия.
— Но меня задержали, и не совсем вежливо…
— Михаил Ефимович! За недоразумение со стороны рядовых сотрудников линейного отдела я приношу вам искренние извинения. Согласитесь: что взять с рядовых сотрудников, которые вынуждены в это тяжёлое время работать без отпуска и выходных!
Миша ошеломлённо кивнул.
— Ну, вот мы с вами и разобрались, правда? — спросил капитан.
— Да, разобрались.
— А тысячи… возможно, миллионы людей по всему миру остаются одурманенными недружественной пропагандой. Так?
— Ну, наверное…
— И вы, как участник события, должны донести до них правду. Только правдой можно победить ложь. И это и есть самая главная битва.
— Но как я могу?
— Вы можете выступить на телевидении и рассказать, как же всё было на самом деле. Это просто: вам задают вопросы, вы отвечаете. И все узнают правду, сотни миллионов. Наша правда победит их ложь.
— На телевидении?
— Да, в «Вечерних беседах» с Николаем Грачёвым.
Знаменитый Грачёв оказался хмурым невысоким человеком с помятым лицом. Он крепко стиснул Мишину руку:
— Привет, Михаил!
— Здравствуйте! Я так рад с вами познакомиться!
— Все рады… Будем работать. Тебе сейчас выдадут текст. Пока гримируют, прочитай. Учить не надо — будет телесуфлёр. Людмила, проводи!
Людмила, хрупкая женщина со сморщенными руками и лицом, завела Мишу в комнату, похожую на парикмахерскую, и велела снять джемпер и рубашку. Нежные руки приятно скользнули по его щекам и шее, вздымая тепло в груди. Но тут же жирная и липкая масса тонального крема была брошена ему на лоб — и он поморщился. В поле зрения появилась пачка бумажных листов:
— Текст. Читайте, — сообщил незнакомый голос.
Миша наугад открыл:
«НГ: — Скажите, эта женщина… она вам мешала? Нападала на вас?
МГ: — Она мне мешала и не давала плакат. А потом набросилась на меня и профессиональным борцовским приёмом кинула прямо в лужу, причём так, что я упал головой и сильно ударился. Когда я уже падал, она ударила меня по спине.
НГ: — Скажите, Эдуард Аркадьевич, вы можете сказать, что это был за приём?
ЭР: — Конечно же, это не обычный женский толчок. Очень похоже на боевую подсечку, применяемую спецназом сил НАТО. Приём жестокий и негуманный, его цель не просто сбить противника с ног, но произвести удар его затылком о твёрдую поверхность».
Так… «МГ» — это он, Михаил Григорович. «НГ» — скорее всего, Николай Грачёв, а «ЭР» — кто-то третий.
— Ну вот, ваш грим готов, — вернула его к действительности Людмила.
Крем на лице подсох отвратительной коростой, лоб был липким и чесался. Потом его облачили в блестящую голубую рубашку.
— Часы снимите, — велела Людмила. — В кадре не должно быть часов.
— Вы готовы? — спросил зашедший Грачёв.
— Да… — ответил Миша. — Но этот текст… Он не соответствует действительности…
— Ах, это?.. — отмахнулся телеведущий. — Не волнуйтесь, у нас сейчас проба. Режиссёр там что-то набросал… Не вникайте. Ваше дело сейчас — просто зачитать этот текст. А эфир будет завтра.
— Ага, ну тогда конечно, — согласился Миша.
«Ринг» был ярко освещен, а зрительская часть зала пуста и темна. За столом слева от Миши сидел молодой рыхлый мужчина, а место справа пустовало. Сквозь стеклянную крышку стола проявилась ярко-красная надпись «ВНИМАНИЕ!», сменившаяся на «МОТОР». Раздались гулкие шаги, и под ярким светом появился Грачёв.
— Добрый вечер, уважаемые гости! — обратился он к пустому залу. — Начинаем наши «Вечерние беседы». У нас в гостях сегодня… Михаил Ефимович Григорович, честный и порядочный человек! — он ткнул пальцем в Мишу, и тот смущенно зарделся. — Темой сегодняшней беседы будет благородный поступок, совершённый Михаилом Ефимовичем, а также отражение этого поступка в кривом зеркале недружественной пропаганды. В студии также находится Эдуард Аркадьевич Рыжов, признанный эксперт по международным отношениям и праву.
Полный мужчина подскочил и заблистал улыбкой. Ведущий подошел к высокому столику, стилизованному под ионическую колонну, облокотился на него, и произнёс в ближайшую телекамеру:
— Давайте посмотрим видео, наделавшее столько шума.
Он замер, а затем повернулся к Мише и спросил:
— Михаил Ефимович, о чём вы думали, когда увидели госпожу Покровскую с плакатом?
— Ну, это… Я с работы шёл, ноги промокли…
— Стоп! — вскричал ведущий и поднял руку.
Потом он подошёл к Мише со спины и злобно прошипел:
— Ты что несёшь?
— Что?.. — Миша повернулся на стуле, но встать не решился.
— Тебе что было сказано? — клокотал ведущий. — Читать текст! — он указал рукой на стол, сквозь который просвечивал красная строка.
— Ой, извините, — обмяк Миша, — я забыл.
Грачёв снова подошёл к колонне, облокотился на неё и замер. Секунд через десять он повернулся к Мише, по-доброму улыбнулся и снова начал:
— Михаил Ефимович, о чём вы думали, когда увидели госпожу Покровскую с плакатом?
Миша всмотрелся в стол.
— Я не поверил своим глазам и решил подойти поближе… — начал он читать с бегущей строки.
Миша старательно читал свои ответы и думал о том, зачем нужен этот балаган с телесуфлёром, где вырисовывалась картина, как он спасал авангард человечества от злобных происков проплаченных шпионов. Картина не вязалась с тем, что случилось вчера, но была цельной и, пожалуй, даже логичной и привлекательной. Ну что ж, линия для завтрашнего эфира понятна.
Приехав домой, Миша открыл бутылку водки из НЗ, но больше одной рюмки выпить не мог — тошно было. Спалось тяжело.
В офис Миша приехал невыспавшимся — и сразу попал на собрание. Весь коллектив толпился в холле, а бухгалтерша читала с планшета послание от шефа:
— «В связи с нагнетанием сложности в общении с зарубежными партнерами, а также невозможностью адекватного планирования…»
Послание было вычурным и корявым, но суть была ясна: их контору закрывают, начальство осело за границей и возвращаться не собирается, фирма будет выставлена на продажу, но неясно, захочет ли кто-либо её покупать. Сотрудникам будет единовременно выплачено выходное пособие в размере двух месячных зарплат, и — всем спасибо, все свободны.
Миша пошёл на свое место чистить диск компьютера — так, на всякий случай. Потом начал читать военные сводки: на харьковском направлении, преодолевая сопротивление противника, наши войска вышли на рубеж… «Сюр какой-то, — думал он. — Какое сопротивление, какой рубеж? Как во сне…» Потом отвлёкся и закрутился, но в полпятого вспомнил, что пора ехать на телевидение, на прямое в этот раз шоу Грачёва.
На парковке его ждала, как и было обещано, чёрная «тойота-камри» с водителем. В машине Миша задремал, а когда открыл глаза, понял, что привезли его не в телецентр, а опять к капитану Петрову.
— Здравствуйте, Михаил Ефимович, — сказал капитан, пожимая ему руку. — Рад снова с вами встретиться, теперь уже в качестве партнёра.
На «партнёра» Миша внешне не отреагировал, а про себя удивился.
— Здравствуйте. Но у меня съёмка у Грачёва, прямой эфир, надо быть там. Всё отменяется? — огорчился Миша.
— Ну, зачем же «отменяется»?.. Вас увидит вся страна! — улыбнулся капитан. — Вы же логистикой занимаетесь?
— Да, логистикой, международной. Знаете, всякие нестандартные заказы…
— Отлично! — кивнул Петров. — Но надо бы вам на внутреннюю логистику переключаться.
— Вы, конечно, правы. Буду искать вакансии.
— Можете искать. А можете сразу взять. Тут как раз есть одна.
Миша пожевал губами и осторожно спросил:
— В вашей… в вашем ведомстве?
Капитан рассмеялся.
— Нет, не в нашем. У нас с логистикой порядок! Но есть одна организация. Проводит мероприятия по всей стране, а логистика хромает.
Миша благоразумно молчал.
— Ну хорошо, хватит загадок, — сказал Петров. — «Русские соколы». Слышали?
Миша покачал головой.
— Патриотическая молодёжная организация, — продолжил капитан. — Объединяет неравнодушную молодёжь. Ребята организуют мероприятия, выступления там, концерты, и требуется это обеспечивать логистически, зачастую быстро, на лету.
— И что же, у них нет своей логистики? — удивился Миша.
— Есть. Организатор работал раньше в шоу-бизнесе, толковый, но… Личность творческая, иногда выпадает из процесса, может и на две недели пропасть. Вы понимаете…
— Так эти… соколы — они вашего ведомства?
— Нет. Они, так сказать, из народа.
— Всё равно не понял, — признался Миша.
— Хорошо, я объясню попозже, а сейчас телешоу начинается.
Капитан включил экран на стене — там аплодировала разношерстная публика в зале, потом появился Грачёв в сером френче и спросил куда-то вбок:
— Михаил Ефимович, о чём вы думали, когда увидели госпожу Покровскую с плакатом?
И тут же на весь экран — он, Миша.
— Я не поверил своим глазам и решил подойти поближе, — стеснительно глядя в стол, начал Миша на экране. Завершив предложение, он поднял ошалелый взгляд и посмотрел в камеру. В зале снова зааплодировали.
— Как же так? — вскочил настоящий Миша. — Ведь это вчера записывали. И не было там никаких зрителей. И это не я говорю!
Петров удивился:
— Не вы?
— Ну, в смысле, не от себя говорю, я текст читаю, который мне дали. Видите, я в стол всё время смотрю? Там бегущая строка.
— Но говорите вы?
— Говорю я, но это не мои слова! Грачёв сказал, что это репетиция, а прямой эфир сегодня. Это всё неправда!
— Ну, я думаю, можно выключить, — сказал капитан.
Миша кивнул.
— Ну вот, теперь можно и поговорить, — скрестил пальцы капитан. — Вот вы сказали, что это всё неправда, так?
Миша снова кивнул.
— А что есть правда? Факты же правдивы?
Кивок.
— А факты таковы, что вы порвали плакат и получили дубинкой.
— Но я же случайно, я оступился… Схватился, чтобы не упасть…
— Это не факт, а ваша интерпретация. Плакат порвали вы?
Кивок.
— Ну вот, у нас есть два факта: вы порвали плакат и вас ударили дубинкой. Это и есть основная правда. А дальше рождаются вторичные правды. «Би-би-си» говорит, что полицейский вас ударил, значит, вы выступали против своей страны и народа. Это одна правда. У Грачёва другая правда: вы порвали плакат, значит… вы вступились за свою страну. А у вас ещё одна правда, что вы вообще ни при чём, просто проходили мимо. Какая правда правдивее?
— Моя, конечно! Я там был, а остальные не были.
— Не были, но судить о вашей правде будут именно те, кто там не был. И ваша правда никому, кроме вас, не интересна. Да и вы про неё скоро забудете. И потом своим внукам вы расскажете или бибисишную, или нашу правду, а вовсе не то, что вы случайно споткнулись.
— Это почему?! — взвился Миша.
— Потому что ваша правда скучна и не выставляет вас в нужном свете.
Миша неуверенно кивнул.
— Ну и хорошо, — сказал капитан. — Так что, принимаете предложение?
— А куда я денусь… У меня есть выбор?
— Выбор есть всегда, — серьезно ответил Петров.
— Хорошо. Давайте попробуем.
В новую работу Миша втянулся быстро: надо было организовывать разъезды по всей стране небольших групп людей — билеты, доставка грузов, гостиницы, автобусы. А вскоре возник сложный случай: в день вылета очередной группы в Уфу авиакомпания S7 отменила рейс, а других рейсов на этот день не было. Миша позвонил «папаше», как за глаза называли начальника:
— Имран Ахматович, у нас проблема… Да, сейчас зайду.
«Папаша», крупнотелый мужчина с безукоризненной выправкой и серьёзным взглядом, выслушал об отмене рейса и распорядился:
— Хорошо, идите. И будьте на связи, вам позвонят.
Звонок раздался через полчаса, номер не определился.
— Михаил Григорович, — представился Миша.
— Здравствуйте, — поздоровался мужской голос. — Это вам надо в Уфу?
— Да.
— Сколько у вас человек?
— Шестеро.
— Багаж?
— Ручная кладь.
— Собраны?
— Да…
— В три будьте у информационной стойки в Домодедово, с документами. Всё.
Миша тут же отзвонился «папаше».
— Недурно! — пропел тот и добавил: — Ребят я оповещу. А вы, Михаил, тоже полетите с ними.
— Как? Но я не готов, у меня ни вещей, ничего…
— Паспорт с собой есть?
— Есть.
— Остальное, что надо, купите — оплатим. Непреодолимых препятствий нет?
— Вроде нет…
В аэропорту у стойки плотной кучкой стояла группа крепких ребят со спортивными сумками — его клиенты.
— Добрый день, — подошёл он к ним.
— О, привет! — протянул один из них руку. — Ты, что ль, Михаил?
— Я.
— А я Коля. Летим?
— Летим. В три подойдет человек, проведёт. А я пока кофе глотну.
Ребята отвернулись, а он купил стакан капучино и рогалик в неуютном кафе, потом походил кругом, разглядывая обложки журналов в киоске и рекламу по стенам.
В 14:57 к ним подошел мужчина со связкой карточек на шее.
— Вы Михаил Григорович? — спросил он Мишу.
Миша кивнул.
— Добрый день. Я Алексей. Идите за мной.
В боковом коридоре он открыл неприметную дверь без вывески и через узкие коридоры вывел компанию на улицу, где ждал микроавтобус, который привез их на дальнюю стоянку к маленькому самолётику.
— Ого, круто! А ты силён! — воскликнул Николай. — Частный джет?
— Ага, — подтвердил Алексей. — Одного олигарха. Рыжего.
— Рыжего? — удивился Миша.
— Ну да, сам сбежал, а барахлишко оставил.
Самолетик оказался маленьким и страшным, несмотря на удобные кожаные сиденья. После отрыва от полосы он заложил такой вираж, что Миша вцепился в ручки кресла и побледнел. Вскоре трясти перестало, надпись «Пристегните ремни» погасла.
— Слышь, Миш, а ты, говорят, герой! — начал Василий, сидящий напротив.
— Герой? — удивился Миша.
— Ну, в телике выступал. Шпионку вражескую арестовал. Расскажи?
Миша развёл руками:
— Ну что там рассказывать… Шёл с работы, у метро девица с плакатом… Я подошёл, не удержался, плакат и порвался. А потом мент… полиция прибежала, меня тоже загребли, чуть почки не отбили.
— Я ж и говорю — герой! Наш человек!
Миша заёрзал на кресле и сменил тему:
— А что в Уфе делать будем? А то Имран Ахматович меня отправил, а не сказал…
— Мы поддержку оказываем, — пояснил Коля. — Моральную.
— Кому? — спросил Миша.
— Правильным людям. А неправильным — наоборот. Поддержка наоборот как называется?
— Не знаю, но понятно. А правильные — это кто?
— Слушай, давай не будем ребятам мешать. Пойдём в хвост, — Коля встал и пошёл в конец салона.
Миша проследовал за ним.
— Давай я изложу диспозицию, — негромко говорил Коля. — Идёт война. Ну да, это назвали «спецоперацией» в силу формальных причин, но по сути это война. И вовсе не против Украины.
— А против кого? — спросил Миша и сам испугался.
— Со временем поймёшь, — серьёзно ответил Коля. — Да это и не важно. Есть силы, которые это начали и хотят вести до конца. А есть те, кто хочет это закончить. Ни те, ни другие нас не спросили. И так получилось, что мы оказались на одной стороне — и должны делать свою работу.
— Так, а на чьей мы стороне?
— На стороне тех, кто будет идти до конца… Мы на стороне нашего президента. На войне как на войне. Вопросы есть?
Миша хотел было спросить, что насчет тех, кто думает иначе, как та девчонка с плакатом, но спросил другое:
— А зачем вы мне это рассказываете?
— Чтобы доверять друг другу, мы должны понимать основы. Нужны не фанатики и психи — их и так слишком много, а профессионалы, которым можно доверять. Если не согласен, скажи сразу — и вали. А если согласен, мы одна команда — ты рассчитываешь на меня, я на тебя. Согласен?
Миша кивнул.
На дело Мишу не взяли. Он остался в гостинице решать текущие логистические дела. Ближе к вечеру позвонил Коля:
— Слышь, Миш, мы закончили почти. Организуй кабак — посидеть там, расслабиться. Столик на десятерых, подальше от прочей публики.
— Ага, понял. Сделаю.
Кроме их группы, за столом было трое местных, на вид — типичные братки: все мясистые, короткошеие, налысо стриженые. Судя по разговорам, мероприятие прошло спокойно, и участники были этим недовольны.
— Видать, жёстко вы их тут взяли, не высовываются, — говорил Коля.
— Ну дык, а то! — гордо ткнул себя в грудь один из местных, Серый. — Спуску не даём!
— Надо ослабить, — сказал Коля. — Пусть подумают, что отпустило, голову поднимут…
— Как это — ослабить? — местный даже вскочил. — Они голову поднимать, а я — лыбься, как слепой на шухере?
— А Колян-то дело говорит, — усадил его другой местный. — Ты ж, когда на сохатого идешь, даёшь ему подойти поближе, и тогда уже…
— О, понял! — радостно заорал Серый. — Тут нужно с подветренной стороны зайти, чтобы он не учуял.
— Точно! — кивнул Коля. — А что значит — с подветренной? Это значит, что вашего запаха быть не должно.
— В смысле? — напрягся Серый.
— Можно кого другого послать. Вон, как Мишу.
Серый посмотрел на Мишу мутнеющим взглядом и глубоко кивнул:
— Ну, за охоту!
— Ну что, Миша, поможешь ребятам? — спросил Коля.
Мишины уши потяжелели и нагрелись, а сердце застучало громко и неровно — никакого желания помогать браткам у него не было, но и отказывать было страшновато.
— У меня же логистика. На завтра дел полно… — пробурчал Миша и выпил стопку.
— Ну ладно, посмотрим, — буркнул Коля.
Этого Миша допустить не мог. Он встал и, покачиваясь, пошел в сторону туалета, но туда не завернул, а вышел в бодрящие сумерки и набрал номер «папаши».
— Да, Михаил, что случилось? — сразу ответил тот.
— Имран Ахматович, Николай предлагает мне завтра помочь местным, за кем-то проследить. Я не очень понял…
— Зато я понял, — жестко ответил «папаша». — Это их работа, а не ваша. Ваша — обеспечивать тылы!
Вернувшись в зал, Миша подошел к Коле и шепнул:
— Я позвонил Имрану Ахматовичу. Он не разрешил мне участвовать в этом, — и махнул рукой в сторону местных.
Коля то ли с изумлением, то ли с восхищением посмотрел на него и тоже прошептал:
— Ого! Понятно.
Прошло полгода с того февральского утра, когда худо-бедно единый мир раскололся на «наших» и всех прочих. В последнее время Миша почти бросил пить — боялся опьяневшего таракана, который пинал его изнутри в висок и кричал: «Да ты посмотри, кем ты стал! Ты хуже, чем они, — они-то тупо верят, а ты всё понимаешь!»
Звонок в полшестого утра не мог означать ничего хорошего. «С мамой что?» — екнуло сердце. Но оказалось, что звонил «папаша»:
— Михаил, извините, что разбудил, но дело срочное.
— Да, Имран Ахматович. Что?
— Не по телефону. Немедленно берите такси и приезжайте… Адрес я вам сейчас пришлю сообщением.
Пока Миша брился, телефон звякнул — пришло сообщение с адресом. Яндекс-карты показали какие-то промышленные строения в двадцати минутах езды.
Расшатанная «шкода» остановилась около ржаво-зелёных железных ворот, к правой половинке которых была приварена бывшая когда-то красной металлическая звезда. Миша расплатился с таксистом и подошёл к воротам, высматривая звонок или дверцу. В воротах лязгнуло, и невидимый голос спросил:
— Фамилия?
— Григорович. Меня должны ждать.
— Заходи.
Открылась узкая щель между створками ворот. Миша вошёл внутрь и осмотрелся. Сбоку стояла корявая застекленная будочка, а рядом военный в форме без видимых знаков различия и с автоматом. Тут же был и Имран Ахматович, небритый и очень взволнованный. Пахло от него не крепким дорогим ароматом, а самым натуральным пóтом. Он провёл Мишу в металлический барак, где несколько бородатых типов грузили тяжёлые зелёные ящики в двенадцатикубовый фургон. Несколько ящиков были открыты — там лежали чёрные бронежилеты, короткие автоматы и цинки с патронами.
— Имран Ахматович… — медленно начал Миша, — мы же… мирная организация…
— Мирная, мирная. Но сейчас надо защищать то, что нам дорого.
— Кого защищать? Что происходит?
— Происходит попытка государственного переворота. Наша задача — организовать оборону.
— А как же нацгвардия, армия, ФСБ, наконец?
— Надо держать оборону до подхода верных частей. А ваша задача — сопроводить этот груз на нашу базу и организовать два автобуса. Через час автобусы должны быть на базе.
— Имран Ахматович, да где же я их сейчас найду?
— Не найдёшь — будет считаться изменой. Денег не жалеть! — потом добавил тихо: — И не дай твой бог, если позвонишь кому не тому… Шамиль будет тебя сопровождать.
Шамиль, невысокий крепкий бородач в спортивных штанах и камуфляжной куртке, втиснулся рядом с Мишей в кабину, и они поехали.
К тому времени, как фургон подъехал к знакомому зданию, два автобуса были организованы за сто пятьдесят тысяч наличкой.
На базе, среди нескольких дюжин крепких ребят, препираться с которыми мало кто рискнул бы, оказался знакомый по Уфе Коля.
— Привет, турагент! Суперлимузины организуешь?
— Нет, обычные автобусы. — Миша оглянулся и тихо спросил: — А что происходит?
— Вояки взбунтовались, вроде бы переворот устраивают… типа захватить президента и объявить, что он устал… и всё такое.
— Ага, знаю: «Я устал, я ухожу…» А мы-то тут при чём?
— Там охрану уже заменили на чеченов, они безбашенные и верные, а нам надо во внешний круг встать. Держаться, пока наши части не подоспеют.
— Как это — держаться? С автоматами против танков?
— Не ссы, можно и с автоматами, ежели умеючи. Да и не будет никаких танков, не девяносто третий год.
Александровский сад был мрачен, несмотря на светлую прозрачность раннего утра. Группа собралась у бетонной коробки касс. Коля, бывший за старшего, выглядел тревожно.
— Слышь, турагент, надень-ка броник! — сказал он Мише.
— Зачем?
— На всякий случай. Случаи, они, знаешь ли, разные бывают…
Бронежилет был тяжёлым и неудобным — и, удивительно, не давал чувства безопасности, а наоборот: казалось, вот теперь ты стал мишенью.
У Коли зажужжал телефон, он приложил его к уху, а потом схватился за рацию:
— Занять позиции! Ждать команды! Всё.
За кустами показалась колонна небольших автобусов с наглухо тонированными стеклами. Четыре автобуса остановились, остальные поехали дальше. Из автобусов выскочили бойцы в чёрном и, как в кино, заняли круговую оборону. Коля побежал к ним, держа руки на виду.
— Что он делает? — спросил Шамиль.
— Не знаю, — ответил Миша. — Договориться, наверное, пытается.
— Какой договориться? — возмутился Шамиль. — С врагом не договариваются, его у-нич-то-жа-ют… — последнее слово далось ему с трудом.
Вскоре Коля в сопровождении нескольких чёрных бойцов пошёл назад. Рация у кого-то за Мишиной спиной захрипела Колиным голосом: «Отбой, всем собраться у касс».
— Что за… херня? — спросил подошедший Василий, которого Миша тоже помнил по Уфе.
— Смотрите! — Коля включил свой телефон и повернул к ним.
На экране телефона были президент и круглолицый Кадыров.
— Я не справляюсь с возросшей ответственность в такой сложной обстановке… Я складываю полномочия… Временно исполняющим обязанности… президента Российской Федерации… назначаю Рамзана Ахматовича Кадырова, — запинаясь на каждом слове, произнёс президент.
— Как временно исполняющий обязанности президента, я ввожу в Москве чрезвычайное положение и приказываю… — голос Кадырова был твёрд и уверен.
— Во-о-от с-с-сука… — прошипел кто-то сзади.
— Ну что, Николай, всё понятно? — спросил один из чёрных.
— Слушай, ты же видел, президент сам назначил Рамзана Ахматовича, — вдруг выскочил Шамиль. — Мы все должны…
Коля едва заметным движением впечатал приклад автомата в бороду Шамиля. Мерзко хрустнула кость, и тот скорчился на полу, что-то вскрикивая. Один из чёрных быстро обыскал Шамиля и надел на него наручники.
— Псковские на подходе, — сказал Коля. — Будем ждать?
— Нет, — ответил чёрный. — Сразу идём. Только уточню детали.
— Ну что, турагент, идёшь на дело? — Коля повернулся к Мише.
Мишин мозг заработал на предельных оборотах: «В историю мы уже вляпались, а тут есть возможность ее творить. Самому! Подстрелить могут? Могут… Ну и чёрт с ним! Зато будет что вспомнить, детям рассказать. Блин, а детей-то и нет… Зарекаюсь: если вернусь — женюсь, детей заведу. Пора!»
— Я в деле! Только я… это… стрелять не умею, — уверенно ответил он.
— Ничего. Вон те ребята, — Коля кивнул в сторону чёрных, — каждый тридцати таких, как ты, стоит. И псковские тоже не детсадовцы… Да и мы… Будешь оператором!
— Кем? — удивился Миша.
— Оператором, — Коля достал из кармана небольшую камеру «GoPro». — Будешь снимать всё, что происходит. Пользоваться умеешь?
Миша взял камеру в руки.
— Вроде да. Вот тут включить-выключить, вот тут отправить в сеть…
— Отставить в сеть! Снимешь, потом отдашь мне. И никаких съемок на свой телефон. Ясно?
— Так точно!
Подошла вся команда чёрных.
— Всё готово, — сказал старший из них. — Нам откроют проход, дальше действуем сами. ФСО не вмешивается и на глаза не попадается. Мы идём первыми, вы прикрываете. Идём компактно. Хаттабов в плен не брать!
Чёрные, постоянно перегруппировываясь, легко побежали к входу в Кремль, а за ними «соколы». Миша старался не отставать от Коли. Камеру он держал правой рукой на уровне груди.
— Слышь, турагент, — обернулся Коля.
— Да?
— Держи! — он протянул Мише небольшой чёрный пистолет. — Дай бог, не понадобится…
Миша кивнул.
На экранчике камеры мелькали какие-то коридоры, переходы, иногда кусты. Чёрные бойцы быстро пропали из вида, и Миша старался не отставать хотя бы от Коли. Он плюнул на съемку, прицепил камеру на какую-то петельку на бронежилете и побежал, ориентируясь на тёмные фигуры. Впереди послышался громкий треск, Миша рванулся туда, но его кто-то схватил за руку и затащил в боковой проход — это был Коля, на его распаренном лице блестели глаза с широкими круглыми зрачками.
— Погоди, — сказал он. Его рация хрюкнула, он махнул своим и крикнул Мише: — Вперёд, снимай! Держись у стен! — и скрылся в проёме двери.
Миша шагнул вперед и обомлел — это был знакомый по телевизору кабинет президента. У противоположной стены стоял знаменитый несоразмерно длинный стол, справа на стене висело панно с двуглавым орлом. В помещении пахло гарью, на полу лежали несколько тел, вроде бы не «наших». Миша медленно обвел интерьер камерой и вдоль стены двинулся налево, туда, где скопились бойцы. Он обошёл лежащего ничком парня в камуфляже, чья босая нога была неестественно оттопырена вбок, а под животом чернела лужица крови. Уже пройдя мимо, Миша услышал движение и оглянулся — парень перевернулся на бок и поднимал лежащий рядом автомат. Миша вытащил из кармана пистолет, но сообразил, что тот наверняка на предохранителе, а как снимать — он не знает. Ему стало страшно. Не выпуская из рук пистолета и камеры, он ногой попытался выбить автомат у лежащего. Удар оказался болезненным для подъема ступни, но автомат остался в руках у бородача. На шум обернулись чёрные бойцы, у одного из них в руках вспыхнуло и хлопнуло, а под ногами у Миши противно чавкнуло. Лежащее тело вздрогнуло и опало.
— Вот, сука, живучие… — буркнул стрелявший боец.
— Ничего, небось уже выбирает себе девственниц посимпатичнее, — усмехнулся другой.
«Какие девственницы?» — ошарашено подумал Миша, стараясь не смотреть на тело, а потом сообразил, что исламским мученикам обещано моментальное попадание в рай, где каждого ждут то ли сорок, то ли семьдесят девственниц-гурий.
— Что дальше? — шепотом спросил Миша у Николая.
— Ждём, — ответил тот.
Подошел чёрный.
— Ушли, — сказал он.
— Куда — известно? — спросил Коля.
— Тут вариантов немного. С того конца уже работают. Мы пока тут блокируем.
Миша почувствовал, что ноги не держат от усталости, опустился в стоящее неподалеку кресло и закрыл глаза.
— Эй, турагент, просыпайся, — кто-то тряс Мишу за плечо.
Он с трудом открыл глаза — над ним стоял Коля.
— Что? — спросил Миша.
— Всё!
— Что — всё?
— Совсем всё. Уходим!
Миша встал и, покачиваясь, пошел за Колей и другими «соколами». Чёрных уже не было.
— А что дальше? — спросил он.
— С нами-то? — хмыкнул Коля на ходу. — Как карта ляжет. Могут к ногтю, а могут в герои. А лучше бы просто мимо проехали.
— А не с нами?
— А это не наше дело. Придешь домой — включи телевизор… или врагов почитай в инете.
Они снова вышли в Александровский сад и направились к своему автобусу.
— Ну, бывай, турагент! — сказал Коля, потом помолчал и добавил: — Слышь, ты это… Времена сейчас могут разные наступить. Если какая… специфическая помощь потребуется — найди меня. Позывной — «Филин». А ты — «Турагент» теперь.
Он крепко стиснул Мишину ладонь и, уже не оборачиваясь, зашагал к группе «соколов». А Миша открыл телефон и быстро прошерстил новостные сайты: кроме упоминания о грубо сделанном фейке с якобы отречением президента, новостей не было.
Он вздохнул и подошёл к курящему в стороне водителю:
— Ну что, поехали?..