Пирожок
Господин Пирожков ненавидел котлеты! Он предпочитал бургеры. Белорусскую картошку не ел, из овощей — только брюссельскую капусту. Жванецкому не жаловал даже кислой улыбки, зато над шутками Джорджа Карлина хохотал в голос.
Облюбовал все скамейки в привокзальном парке, старом друге и свидетеле многочисленных ссор с женой Маней.
— Мари ведёт богемный образ жизни, — говорил он Петьке и доставал из кармана старого драпового пальто помятый носовой платок с вышитыми инициалами. Платок он драматично прикладывал к левому глазу, на правом уже несколько лет гнездился халязион.
Петька улыбался, обнажая три золотых зуба, похлопывал Пирожкова по плечу, доставал термос. Вообще, Петька развозил по Привозу пакетированный чай и полурастворимый кофе, но для Пирожкова, своего постоянного клиента, всегда брал термос с настоящим кофе. Им его снабжала студентка Тая, которая снимала у Петьки с женой комнату и, несмотря на то, что экономила на средстве от вшей и новых ботинках, всегда покупала себе дорогущий кофе из Нигерии, который молола, потом заливала отстоянной водой и минут семь варила в турке на слабом огне.
Они с женой кофе не пили, гадость редкая. А вот Косте Пирожкову носил, тот не скупился и платил 10 гривен за маленький стаканчик, а иногда даже дарил Петьке букетик васильков. Где он брал васильки в любое время года, одному Богу было известно.
Пирожков делал первый глоток нигерийского кофе, задумчиво глядел вдаль и говорил:
— Мари у меня творческая натура. Художница, понимаешь?
Петька вспоминал, как Маня Пирожкова заливалась самой дешёвой водкой из зелёной бутылки, прямо на скамейке, обложившись красками, и предлагала прохожим нарисовать портрет. Мешки под её глазами были похожи на спальники для крошечных туристов, жирный лоб и щёки отражали свет и мешали разглядеть, что же она всё-таки рисует. Свои длинные ногти Маня использовала вместо тонкой кисточки, прорисовывая детали. А кончики серых волос то и дело были вымазаны в малиновой краске.
Петька Пирожкову сочувствовал, поэтому и носил кофе, да и деньги брал только для приличия. Играл в игру, в которой Пирожков может позволить себе купить кофе, а иногда ещё и загадочно прибавить: «А есть маршмеллоу? Я люблю с маршмеллоу». Петька знать не знал, что это за маршмеллоу, но всегда говорил: «Сегодня нет, друг».
— Она у меня творческая натура, — говорил Пирожков многочисленным знакомым, когда они спрашивали, почему он всюду ходит без жены, — Мари очень занята. Она разрисовывает бутылки. Ей приходится опустошать их для этого. Она очень занята. Она настоящая концептуалистка. Отдала всю себя искусству.
Сам Пирожков с недавних пор неплохо зарабатывал. Он, вообще-то, человек образованный. Интеллигентный. Преподаватель немецкого. Филолог от Бога. Так он сам о себе говорил. Но последние несколько месяцев работает с биткоинами. Когда Пирожкова спрашивают, что это, он несколько раздражённо поправляет очки и недовольно бурчит:
– Криптовалюта, слышали такой термин? Вот, почитайте. Двадцать первый век на дворе.
Пирожков всегда считал, что родился не в том месте и не в то время. Он был филологом от Бога, а ещё ретрофутуристом. Пирожков полагал, что идеальное стечение обстоятельств для такой неординарной личности – это прошлое, в котором он смог бы предвосхищать будущее. Как славно он мог бы умничать каких-нибудь сто лет назад, вылавливая из абсентового плена зелёных фей и лениво рассуждая о будущем. Но, увы, со временем Пирожков так и не смог ничего сделать. Он признавал: для изобретения машины времени он недостаточно талантлив, а может быть, просто ему не достает мотивации. Но место он изменить мог, поэтому на свой 43-й день рожденья отправился в Киев и подал заявление о праве на еврейскую иммиграцию в Германию. Мари об этом ничего не знала. Она была из русских, к тому же из пьющих…
Пирожков никому этого не говорил, но он давно поставил на ней крест. Она выставлялась только в галерее «Гарбузи» над рюмочной, возле Староконного рынка, и на одну её картину написала морская свинка, которую как раз неподалеку приобрела одна из посетительниц. Казалось бы, это хороший знак, но на карьере художницы можно было поставить крест после ссоры с Жирюковым, старым и видным художником, рисующим девушек с длинными косами на жёлто-голубом фоне. Ну как – ссоры… Жирюков попытался мацнуть Мари за грудь, кокетливо вылезающую из-под красного платья, опьяневшего вместе со своей хозяйкой, после пятого бокала тёмного «Черниговского». А Мари, как приличная женщина, разбила ему нос солонкой. Господин Пирожков в это время ходил на ворк-шоп по персональному развитию, за который заплатил последние сто долларов от продажи Славкиного велосипеда.
Славка – это их единственный сын. Он любил свой велосипед, они любили Славку. Картины Мани никогда никто не покупал и не купит, а Пирожков вчера пытался приготовить себе лазанью, но его стошнило прямо на кухне, когда наряду с перцем он увидел маленького таракана под тонким слоем дешёвого сыра. Пирожков вытирал блевотину с грязного липкого пола кухни и плакал. Как закончил плакать, решил подавать анкету на еврейскую иммиграцию