Праздник
Жизнь интересна в первой трети,
На кухне молоко кипит,
Петарды зажигают дети,
И снег искрится и шипит.
В прихожей разговоры грубы,
Свет резко падает в проём,
Приходят гости, шапки, шубы,
Топорщатся хмельным зверьём.
А улица ликует в сборах,
Куранты бьют желанный час,
Расплавлен наст, чернеет порох,
Привычно праздник входит в нас.
Вот так приливом и отливом,
Сумбуром, новизной затей,
И только хрупки и ленивы,
Остатки ледяных дождей.
В них видно будних дней удушье,
Работы повседневной боль,
Жизнь, дай чуть-чуть великодушья,
И праздник выплакать позволь.
Бубенчик
В жажде жизни, в ее круговерти,
Перемешаны правда и ложь,
Много скучного в опыте смерти,
Не тождественно правилам… Что ж?
Безутешно одетый дух речи,
Удивлял повседневности бровь,
И за ближнего страх недалече,
Был на жалость похож и любовь.
Но размажь эту смесь мастихином,
Не жалей ни кармин, ни белил,
Ремесла полновесным цехином,
Ты давно и за всё заплатил!
Небо крыл непечатною жестью,
Жадно ел пирожки с требухой,
Исходивший глухие предместья,
Молодой, бесшабашный, бухой.
Муки вечные щедрой пригоршней,
Собирал и прощенья просил …
Потому и в груди – скомороший
Вместо сердца бубенчик носил.
Школьник
Солнце жарит, в настроенье глупом,
Показав смазливое лицо,
Выжигает на скамейке лупой
Школьник нехорошее словцо.
Жаждет чадо молодое воли,
Хорошо одно в борьбе со злом:
Он не ловит покемонов в школе,
И бычки не курит за углом.
Но во всем видна первооснова,
Пусть невелико творенье рук,
Тянется дымок с доски сосновой,
Кривизна обугленная букв.
Полдень тонет в мареве, в подбое
Раскаленном, так прими в строку
Грешное, знакомое, любое
Это приобщенье к языку.