Мордехай Файнберштейн

                        Рыбак

    На камнях сидел человек в шляпе и рыбачил. Странный человек. И удочка штука не военная. Из-за налётов англичан люди выходят в море с опаской и только с сетями. Нет, это не местный, решили дети из соседней деревни и побежали купаться к старой таможне. Он и не итальянец, уверяла Клаудиа, но эти девчонки всегда думают, что умнее всех.

    Солнце уже далеко за спиной, мужчина оглянулся и спустил штанины, подвёрнутые днём, чтобы солнце ласкало костлявые колени. Из-за мыса показалась лодочка, в ней толстый синьор с трубкой в зубах помахал рыбаку и быстро подплыл к берегу.

• Добрый вечер, синьор. Надеюсь, не распугал вам рыбу?
• Здравствуйте. Я собираюсь уходить.

    Толстяк выволок из лодки велосипед, втащил её на берег и перевернул вверх дном.

• Вы с того маяка?
• Я смотритель. Много наловили?
• Разве дело в несчастных рыбках? Моя жена даже не будет её готовить.

    Смотритель подошёл к нему с улыбкой.

• Конечно. Кого я мог здесь встретить? Только философа. Человека в особом состоянии души. Буддисты медитируют, а немцы ловят рыбу.
• Я философ только когда надеваю вот эту шляпу. А вы философ по профессии.
• Вы стали философом, когда решили идти рыбачить.
• Я просто ищу покоя.
• Философ и есть ищущий покоя человек.

    Хозяин тирольской шляпы протянул руку:

• Приятно познакомиться, Генрих Шиллинг.
• Анджело Карлуччи. Друзья зовут меня Сухарь.
• Сухарь?
• Смешно? Я располнел после Эфиопской кампании, а до этого был стройным, женщины любовались моими лодыжками. Прибавил 30 килограмм, прозвище стало ещё забавней.
• Вы воевали в Африке?
• Нет. Тогда я был учителем, но каждое утро спрашивал детей: Дети! Чья теперь Эфиопия? Эфиопия наша, синьор учитель! — кричали малыши. Вот были времена…
• Один учитель становится смотрителем маяка, а другой — дуче нации. Вы фашист?
• Я не член партии
• Ничего не значит. Ваша должность имеет отношение к флоту.
• О да, когда я вижу в небе безнаказанных англичан, моё сердце сжимается от боли, но вот на горизонте итальянские крейсера, и в моей душе звучит марш!

                                    Римлян храбростью живою,

                                    Гвельфов верностью святою…

   Немец отложил удочку и подхватил:

                                    Данте светлою мечтою

                                    Вновь наполнены сердца!*

• Браво, синьор! Я уже начал считать итальянцев нытиками. Ваша беда — сантименты с евреями. Этот ваш генерал Роатта нагло отговорил Муссолини выслать евреев из Греции в Польшу. Похоже на предательство.

   Сухарь понимающе кивал. Возникла пауза. Вода гладкая-гладкая, поплавок замер, превратившись в маленький маячок, сообщавший рыбам  об опасности. Анджело выбил трубку.

• Вы ведь в отпуске, герр Шиллинг? И женаты на синьоре Галлизи из нашей деревни.
• Какая осведомлённость!
• В наших краях новости висят в воздухе.
• Интересно. Скажите, Анджело, а нельзя ли взглянуть на ваш маяк?
• Вполне. Можем встретиться здесь завтра, в это же время.

   Карлуччи взобрался на велосипед и двинулся в гору. Подъём давался тяжело, он взмок и вскоре пошёл пешком. На холме остановился и посмотрел на бухту. У старой таможни ныряли дети. Немца не было видно, но он существовал там, за деревьями. Как она могла выйти замуж за эсэсовца? Он совсем расстроился.