58(26) Осип Ксанин

Ахматовская контрпропаганда

 

 

    Думали: нищие мы, нету у нас ничего,

    А как стали одно за другим терять,

    Так, что сделался каждый день

    Поминальным днём, —

    Начали песни слагать

    О великой щедрости Божьей

    Да о нашем бывшем богатстве.

     Анна Ахматова

Всякому писателю очень важно понимать чувства своих читателей. Не просто сочувствовать им, а ощущать то же самое. Иначе чувство не опишешь, не передашь. Неважно, уехал интеллигентный читатель в эмиграцию или живёт в России, –  свои чувства он держит в сердце и голове, а не в газете или книге. Даже если этот читатель дома после работы смотрит телевизор, его чувства остаются персональными, хотя и очень многие жильцы в других квартирах испытывают то же самое.

Задача пропагандиста, копирайтера и всякой пропаганды и рекламы вообще – вызывать нужные заказчику чувства; мобилизовать их. Они могут быть смутными, противоречивыми, необоснованными; что за беда? Главное – чтобы обеспечивалось соответствующее заказу поведение. Задача писателя – не обременять себя подобными задачами; он призван Творцом прояснить чувства, передать и постичь чувства, дать им волю; демобилизовать их. А поведение – личное дело каждого читателя. И потому, чем талантливее, точнее и вдохновеннее писатель вообще и поэт в частности, тем менее он пропагандист; и чем вдохновеннее, горячее и настойчивее пропагандист, тем худший он писатель.

Непревзойдённым мастером точного описания и воспроизведения чувств словами была Анна Андреевна Ахматова. Во всяком случае, так полагают люди, художественному вкусу которых можно доверять. Её творческая биография в сакральном, мистическом, иррациональном смысле совпадает с обобщённой судьбой российской интеллигенции. Долгие годы молчания – и создание выдающихся произведений. Великолепное презрение к обобщённому образу власти – и публикация хвалебных для той же власти виршей, которых сама автор стыдилась. Успешное бегство в эмиграцию многих добрых знакомых и друзей – и терпеливое, мучительное пребывание под бездушной стопой государства. Безусловное общественное признание и даже поклонение – и одновременно публичное осуждение и шельмование. Постоянные бытовые страхи – и явная поэтическая отвага.  Фактически это – сконцентрированный в одну судьбу объединённый социальный портрет интеллигента, обремененного талантом в не лучшее для литературы время.

Брать пример с Ахматовой в повседневной жизни и поступках –  безрезультатно и  бессмысленно. Её поступки были обусловлены конкретными обстоятельствами, возведенными в степень персонального восприятия и разделенными личным выбором. Поступать так же, как она, не  будучи ею –  невозможно физически. Даже написанные ею тексты пародировать очень трудно, и пародии выходят неудачными. Пример тому – талантливый стилист Владимир Сорокин в  некогда нашумевшем романе «Голубое сало» упомянул Ахматову и попытался поместить фрагмент  якобы в её стиле, – но вышли у него стихи акына Джамбула. Нет, в качестве примера поступка Ахматова не годится. Но в качестве нравственного ориентира, для понимания механизма чувств, переживаемых интеллигентной натурой в сложных обстоятельствах – подходит прекрасно, годится несомненно.

Какие же чувства современного российского интеллигента сопровождаются официальным поощрением? И какие из этих чувств не позволила культивировать в себе Ахматова?

Патриотизм. Жителю государства желательно ощущать себя частью великого народа, полезным винтиком мощного победительного механизма. Это поощряется – в основном спокойствием и отсутствием претензий, до тех пор, пока от гражданина потребуется очередная жертва. «Покинуть свою страну из соображений патриотизма», – оксюморон, несовместимые понятия для тех, кто ассоциирует страну с государством. Но этот выход понятен и доступен нам, уехавшим – не от своего народа, не от родного языка – но от лютости государства, властители которого принимают самоубийственные решения.

Казалось бы, Ахматова не поддерживала идею бегства. Известны её хрестоматийные стихи:

Мне голос был. Он звал утешно,

Он говорил: «Иди сюда,

Оставь свой край, глухой и грешный,

Оставь Россию навсегда»…

И поэт закрывает уши, чтобы не соблазниться. Но посмотрите на первые строки этого стихотворения:

«Когда в тоске самоубийства

Народ гостей немецких ждал…»

Это война не 2022-го, не 1941-го, это война 1914 года. Развязанная, как обычно, властью – себе и людям на беду. И гости – незваные, поганые. По логике поэта: важнее быть со своим народом, чем сохранять собственную жизнь. По логике государственной пропаганды: важнее пожертвовать жизнью, чем допустить поражение и оттого умаление величия народа. Это разная логика – заметно. А обычные люди? А они голосуют ногами: кто в силах – уезжает, кто готов или вынужден остаться – остаётся.

Чувство вины. Виноватыми легче управлять, а уж взыскивать с них – сплошное удовольствие. Вспомним старинную поговорку: «Кто Богу не грешен, царю не виноват». В предлагаемом российским школьникам анализе стихотворений Ахматовой встретились мне пророческие строки: «Русский человек редко льёт слёзы о земле, но часто плачет из-за того, что на ней происходит». Остаётся добавить, что причины плача этот собирательный образ обеспечивает себе сам.

В Интернете можно легко найти несколько сходных  поэтических подборок на тему «чувство вины в стихах Анны Ахматовой». Вины поэта пестры и разнообразны: перед близкими людьми, перед собственными чувствами, перед  обществом, в котором она вынужденно оказалась.

Ну, а как же могло случиться,

Что во всём виновата я?..

    или:

Я всех на земле виноватей,

Кто был и кто будет, кто есть…

Но нет видимого ощущения вины перед государством, перед властью, перед царём. Долг перед родиной – краеугольный камень пропагандистского построения – поэт исполняет по собственному разумению, не прислушиваясь ни к каким советчикам или судьям. Это нестерпимо носителям и представителям власти – ровно настолько, насколько эти люди чувствуют себя её представителями. И тут им для внушения соответствующего настроения приходится прибегнуть к следующему легко доступному для формирования чувству.

Страх. Это чувство выглядит универсальным социальным стимулом. Но только выглядит, а не является. Вот показательный случай из событий войны – не 1914-го, не 1941-го, а 2022 года. Когда российская армия заняла украинский город, местный интеллигент спросил на улице у русского офицера, на первый взгляд выглядевшего вполне вменяемым:

– Зачем вы пришли? Чего вы от нас хотите?

И офицер искренне ответил:

– Вы должны нас бояться!

Может быть, он раскрыл военную тайну, выдав истинную цель войны. А может, это только его личная догадка. Да, испугать можно. Держать в страхе можно. Но созидать в атмосфере страха – нельзя. Не получится. Проверено опытом цивилизации, веками и войнами.

Анна Андреевна Ахматова страхов своих не скрывала. Но и не демонстрировала публично. Наблюдавшая за нею кропотливый биограф и, вероятнее всего, осведомительница Софья Островская отметила в дневнике (и, видимо, в донесении): «Ахматова заботится о своей политической чистоте. Она боится. Она хочет, чтобы о ней думали как о благонадежнейшей».

Сама Ахматова писала:

Узнала я, как опадают лица,

Как из-под век выглядывает страх,

Как клинописи жесткие страницы

Страдание выводит на щеках…

Что же можно противопоставить давящему чувству постоянной опасности, сопровождаемому ежеминутной тревогой и беспокойством за близких? Другое великое чувство, выработанное у всякого народа – а особенно у того, кто долго находился в условиях несвободы: в вавилонском ли пленении, в рассеянии или в ярме крепостного права.

Терпение. Строго говоря, это не разовое чувство, а постоянное качество, выработанное многими поколениями. Терпение почитается одной из христианских добродетелей: это не только спокойное перенесение боли, бед, скорбей и несчастья в собственной жизни, но и сдержанное ожидание благоприятных результатов происходящего. Для пропагандистов это свойство человеческой души служит скорее помехой в работе, чем полезным качеством, поскольку всякий заказ на пропаганду обусловлен именно нетерпением властей, их желанием получить немедленный и показательный результат. Для людей же, не рвущихся повелевать, это спасительное качество, позволяющее выжить. «Терпи да гнись, а упрёшься – переломишься». Несомненно, Ахматова – как и почти всё её поколение, – была знакома с церковной традицией. В частности, с посланием апостола Павла к римлянам: «…Хвалимся скорбями, зная, что скорбь вырабатывает терпение, а терпение – опытность, а опытность – надежду, а надежда не постыжает, потому что в сердцах наших – любовь Божия…» (гл. 5; ст. 3-5).

Очевидно, об этом ахматовские строки:

Забудут? – вот чем удивили!
Меня забывали сто раз,
Сто раз я лежала в могиле,
Где, может быть, я и сейчас.
А Муза и глохла и слепла,
В земле истлевала зерном,
Чтоб после, как Феникс из пепла,
В эфире восстать голубом.

Читайте классику, право же. Нужны ли ещё доказательства того, что высококачественная литература успешно противостоит пропаганде? Причём литература не борется с ней, а просто изничтожает пропаганду самим фактом своего существования.

Комментарии

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *