О множественности миров
Я живу в скучном детерминированном мире. Законы физики в нем работают без сбоев, события, вероятность которых высокая, случаются каждый день, а маловероятные — крайне редко. Люди на улыбку отвечают улыбкой. Полицейские выписывают штрафы за превышение скорости и приезжают утихомирить соседские вечеринки, если они не дают спать за полночь. Учителя ставят отметки в соответствии с успехами учеников. От социальных работников одна польза. Дети любят своих родителей. Внуки навещают стариков. В этом мире иногда можно упасть и сломать ногу. Бывает, что текут трубы, или портится холодильник. А в конце жизни каждый умирает.
Но это в моем мире. Мне знакомы люди, с которыми происходят события совершенно немыслимые.
Одну мою знакомую с детского сада преследуют недоброжелатели, завистники и даже интриганы. Еще в пять лет воспитательница заставила детей сделать какое- то лакомство, а потом собрала все готовые сладкие шарики, унесла домой и съела сама. В моем мире взрослый ни под каким видом не возьмет в рот что-то слепленное грязными детскими ручками. А в той вселенной, где живет моя знакомая, воспитательницы вечно голодны и абсолютно не брезгливы. Там все завидуют красоте, уму и ловкости моей приятельницы. Коварство и вероломство там не в кино, а в повседневных маленьких жизненных проявлениях. И вот уже полвека эта вселенная со всеми ее обитателями живет по своим обыкновениям. Я слушаю рассказы о событиях, которые в моем мире не случаются, и тихонько вздыхаю. По правде говоря, мне бывает досадно, что моему уму и красоте никогда никто не позавидовал, а ей уже шестьдесят и все еще…
А вот еще одна вселенная. Мне туда пути нет, но она мне ужасно нравится.
Подруга срочно продавала квартиру. Ей позарез важно было получить деньги за две недели. Многие смотрели, уходили, приходили, сбивали цену, требовали каких-то ремонтов и гарантов. Потом появился человек, которого она сразу отличила от всех остальных. Прямо в глаза бросалось! Он прошел по комнатам, вышел на балкон. Похвалил вид и запах цветущих деревьев, осведомился о цене и сказал, что берет. Часть суммы передал наличными – у него в машине был чемоданчик с пачками денег – сорок тысяч долларов.
— А в понедельник, — сказал он, — подпишем договор. И остальное я доплачу чеком.
Подруга с мужем утратили дар связной речи.
— Подождите, — пролепетал муж, — без документа, без подписи… А если мы вас обманем и скажем, что никаких денег не брали?!
— Я много лет занимаюсь бизнесом, и довольно успешно,
— улыбнулся покупатель. — Со мной такого не бывает. Не беспокойтесь…
Существуют миры, с обитателями которых происходят редчайшие явления. Они болеют экзотическими, почти неизвестными науке болезнями, сталкиваются в автобусе со Стивом Джобсом, спасают из горной реки детеныша суматранского тигра, правильно отвечают на все до последнего задания телевикторины, за которую получили бы миллионы, если бы в это время не сидели на диване, а находились в телестудии. Будучи студентами, они на первом курсе своим вопросом ставят в тупик седовласого профессора. А если любят литературу, то звонят по телефону Диме Быкову и вынуждают его признать, что он не знает, что имел в виду Пушкин, когда писал «Мой дядя самых честных правил».
Вы можете подумать, что тут все в словах. Эти люди лгут, преувеличивают или вольно интерпретируют события
своей жизни…
Хорошо! Вот вам история, в которой невозможно усомниться. Я даже не пишу фамилию – если кто случайно не помнит, найдет без труда.
Мальчик родился в кибуце. В двенадцать лет вступил в недетскую и совсем не шуточную освободительную
организацию «Хагана». Вас и меня туда бы в пионерском возрасте не взяли. А он убедил и стал боевиком ПАЛЬМАХ. Во время второй мировой войны, сгоряча, не разглядев, что англичане наши союзники, он взорвал их радарную станцию на горе Кармель. После войны за заслуги перед государством получил 900 дунамов земли и успешно выращивал там скот, сделав на этом свое первое состояние. Через год начальник ШАБАК связался с ним и попросил не валять дурака, а заняться настоящим делом. Так в 1955 году он стал начальником отдела новенькой организации «Моссад». Получив настоящие возможности, он занялся приятным: создал группу таких же молодцов, как он сам, вылетел с ней в Аргентину, где они обнаружили, выследили, выкрали и доставили живьем в Израиль Адольфа Эйхмана – ответственного за «окончательное решение еврейского вопроса» в Европе. В длинной еврейской истории это было дело такого же уровня, как то, что мы празднуем на Пурим. Каждый выживший в Катастрофе мог слышать по радио суд над величайшим злодеем, против которого Аман просто второклассник с рогаткой. Увидеть своими глазами, как его повесили и осознать, что мы все-таки победили.
Через несколько лет, наскучив однообразием «Моссада», он ушел в отставку, занялся сельским хозяйством и сделал свое второе состояние.
Прошло еще немного времени, и стало очевидным, что такой талант нельзя зарывать в деньги. Его легко уговорили вернуться к настоящим делам и заняться борьбой с террором. Потом он занимался еще многими вещами, о которых широкая публика слышит только отголоски и сплетни. А потом состарился и вышел на пенсию. Тут от безделья он уже всерьез занялся бизнесом и стал понастоящему богатым. Но преснятина преуспевания, конечно, не удовлетворила его, и он решил взглянуть на Кнессет. В восемьдесят лет создал политическую партию пенсионеров, которая собрала голосов больше, чем МЕРЕЦ. В результате чего наш герой стал не только членом парламента, но и министром.
Теперь попробуйте сказать, что Рафи Эйтан жил в мире, в котором действуют те же законы причинности и вероятности, что и в моем. Что друзья и враги его, любовь и ненависть, сомнения и надежды такие же, как у меня. И я с вами не соглашусь…
О шестом чувстве
Я знаю четыре алфавита. На самом деле пять, но греческие буквы, выученные в университетском курсе физики, так и остались разрозненными. Рыбка альфа ᾳ, домик дельты Δ, пружинка пси ξ и задница омеги ὠ хороши в уравнениях, а на вывесках в Афинах с большой неохотой складывались в прекрасно знакомые слова вивлиотека, эксодус, поликлинико…
По-грузински могу прочесть что угодно, но абсолютно ничего не пойму. Ну, разве что в метро названия станций и на шоссе населенные пункты. Да и то там, наверное, есть и по-английски.
На иврите пойму, конечно, если, не дай бог, не стихи. Или не архаичные тексты. Или не канцелярит высокого
стиля — это мне тоже, как на арамейском. А так, что пишут в газетах — это пойму. Если хватит терпения дочитать. Глаз, вынужденный ползти справа налево, ленится, мнется, топчется на месте. Мозг неохотно озвучивает слова. У нас ведь нет гласных. Так что надо догадаться: «грд» — это город или гарда. Из контекста должно быть ясно. Носители языка не нуждаются в огласовках — смысл встает из текста сам по себе. Для начинающих, конечно, есть особые подсказки, детские книжки ими испещрены. Но в восемь-девять лет подсказки остаются только в иностранных именах и трудных словах, вроде «Хоггвартс», а обычный текст читается быстро, легко и безошибочно.
У меня не так. Большого умственного и волевого усилия требует каждая страница. Терпеливость определенно не
моя добродетель… Другое дело — английский. Слева направо я читаю с обычной скоростью. Прочитываю абзац,
другой… и в каждом есть словцо, о смысле которого я догадываюсь, но точно не знаю. То есть нужен словарь. Не
Мюллер, конечно, а телефонный переводчик. Не надо листать, но выбрать одно из нескольких возможных значений слова придется. Опять не чтение, а наказание…
«И только ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!»
Я могу читать быстро, скользя глазами мимо ненужного и прямо добираясь до зернышка, которое хочу вылущить. А могу — медленно, озвучивая мысленно каждое слово, пробуя его на вкус, различая, то, что автор хотел сказать, от того, что он сказал на самом деле. Могу разделить стиль и слог. Ощущаю внутреннее напряжение строки и облегчение полнозвучной рифмы, юмор аллитераций и остроту парадокса. Лишняя частица, родительный падеж вместо винительного — и страница заговорила, как старушки моего детства, с еврейским акцентом. Стилистическая погрешность, неологизм, легкое изменение привычного порядка слов, заглавная буква вместо строчной — все работает на текст, глаза различают сквозь буквы тысячи оттенков настроения. Дуновение иронии, тяжеловесный сарказм, искренняя восторженность и нудная дотошность – все открыто человеку, умеющему читать на родном языке. А еще тысячи аллюзий, которые впитываются бессознательно и отбрасывают блик от любимого в детстве мультика, или культового стихотворения замученного поэта, или библейской притчи. И все это без упоминания имен и без кавычек – на уровне пяти других чувств. Вы можете читать глазами, ушами (если текст наговорен), или пальцами азбукой Брайля — это не имеет принципиального значения. У опытного читателя чувство чтения — шестое чувство. Горько думать, но так же, как зрение и слух, оно может притупиться к старости.
А пока старость не пришла – gaudeamus igitur! (Умеющий читать по-русски не нуждается в переводе)
О литературе
Рассказы писать легко — ничто не побуждает к дотошности. Можно остановиться на деталях, если они пришли в голову «Александрина выщипывала брови в тоненькие приподнятые дуги, что придавало ее румяному личику удивленное выражение», или наоборот: «Анна Викторовна была отличной хозяйкой и преданной матерью». И никто не спросит, ходила ли она легкой стремительной походкой, или переваливалась уточкой, была ли дородна и любила длинные просторные платья, или с возрастом исхудала и не вылезала из потрепанных джинсов, приспособив к ним пару старых мужниных подтяжек. Пишущий рассказы волен сосредоточиться на тех деталях, которые ему приятно описывать и игнорировать те, что трудны для описания или скучны для непоседливого автора. Стругацкие — великие знатоки литературных вольностей посмеивались над этим:
«То и дело попадались какие-то люди, одетые только частично: скажем, в зелёной шляпе и красном пиджаке на голое тело (больше ничего); или в жёлтых ботинках и цветастом галстуке (ни штанов, ни рубашки, ни даже белья); или в изящных туфельках на босу ногу. Окружающие относились к ним спокойно, а я смущался до тех пор, пока не вспомнил, что некоторые авторы имеют обыкновение писать что-нибудь вроде “дверь отворилась, и на пороге появился стройный мускулистый человек в мохнатой кепке и тёмных очках”».
Создание романа — дело совершенно другого уровня. Герой должен иметь и отчетливую фигуру, и внятное лицо.
Гардероб, манеры, биографию, происхождение, склонности, увлечения и слабости. Друзей и семью. Художественные вкусы и моральные принципы. Ни одной щелочки не может позволить себе творец романа. Ни одного просвета. Жилище героя автор должен построить стенка за стенкой, озаботившись тем, будет ли каморка для прислуги выходить на черную лестницу или только в кухню. И фасад дома, и входная дверь, и молоточек в форме женской руки, расслабленно держащей земной шар. Всё! Всё подлежит описанию. Мебель, шторы, обои…
Да ведь это только начало! Дом находится на улице, у которой есть имя. По ней могут ездить автобусы или
катиться ландо, или она может быть тиха и засажена липами по тротуарам, а то и посреди улицы (значит, герой живет на бульваре, что сильно повышает его репутацию в глазах читателей). А улица пролегает в центре или на
окраине города, у которого тоже есть имя. Следует определиться, живет ли герой в Малоярославце или Гауякиле. Нет, лучше в Страсбурге, или, по крайней мере в Мюлузе. Теперь следует описать государственное устройство той страны, к которой в момент действия принадлежит Эльзас, с легкой пробежкой в ее историю. Но и этого недостаточно. Автор обязан обустроить всю Вселенную. И если дальними галактиками можно пренебречь, то Сириус, например должен не только присутствовать, но и занимать определенное место на небосклоне. Иначе — как герой, прогуливаясь со своей нареченной по берегу Иль, сумеет указать на него девушке? А уж эволюции Солнца и Луны должны подвергаться самому детальному контролю, чтобы утренняя заря случайно не пришлась на глухую безлунную полночь.
Теперь, когда мир романа в общих чертах создан, его надо населить остальными героями с их собственными жилищами, семьями, врагами и друзьями, и уже можно начать подумывать о сюжете: кто получит ленточку Почетного Легиона, а кто сгинет в африканском болоте, шепча любимое имя усатого унтер-офицера, так и не ответившего на его любовь; и как пересекутся судьбы кухарки из Малоярославца и председателя комитета финансового надзора над госпиталями Гауякиля.
Напоследок не удержусь: если вам кажется, что написание романа доступно рассудку, то вы знаете о человеческой природе значительно больше, чем я.
О будущем
Неловко признаться, но я не люблю разговоров о будущем. Всяких предвидений, предсказаний, пророчеств, прогнозов и откровений. Причем смутную двусмысленность Книги Сивилл или страстную жуть Апокалипсиса, или даже обильные нужными и ненужными словами катрены Нострадамуса всегда предпочту прогнозам, сделанным на основе научного анализа и обработки статистических данных.
В 1837 году Баварский Королевский медицинский совет, опираясь на опыт и знания своих членов, вынес заключение: «Строительство железных дорог нанесет ущерб общественному здоровью, ибо движение со скоростью больше 40 км в час неминуемо вызовет сотрясение мозга и сумасшествие. А у публики, находящейся возле такой дороги — головокружение и тошноту.»
В 1894 году на основе статистических данных о росте количества лошадей и возможном числе дворников, ученые подсчитали, что к середине двадцатого века каждая улица Лондона будет покрыта слоем конского навоза толщиной в 3 метра. Вообще-то они могли прикинуть, что, при слое навоза в полметра, улицы станут для лошадей непролазны, и прирост прекратится вместе с передвижением лондонцев по городу, но наука не может отвлекаться от графиков. И статистики любят припугнуть обывателей неизбежностью трагических последствий их необдуманной любви к комфорту.
В 1980 году советский министр радиопромышленности публично сказал: «Персонального компьютера не может быть. Могут быть персональный автомобиль, персональная пенсия, персональная дача. Вы вообще знаете, что такое ЭВМ? ЭВМ — это 100 квадратных метров площади, 25 человек обслуживающего персонала и 30 литров спирта ежемесячно!»
Вообще, при чем тут компьютеры? Мне было десять лет, когда человек вышел за пределы Земли и начал обживать космическое пространство. Освоение Луны и Марса было делом решенным, и никто не сомневался, что на Марсе будут яблони цвести, а мы — сегодняшние октябрята и пионеры, — сделаемся космонавтами и доберемся до звезд.
Если не в прямом смысле (хотя каждый на всякий случай знал, что ближайшая звезда — Альфа созвездия Центавр), то уж на планетах солнечной системы будем чувствовать себя, как дома. И оттуда по радио азбукой Морзе (а может, даже и словами через микрофон) станем сообщать на Землю полученные нами научные данные. Таковы были ожидания общества и прогнозы ученых. А через полгода после освоения космоса мы получили по-настоящему ошеломляющую информацию о будущем. И это было уже не предположение или прогноз, а истинная правда. Нам сообщили с самого верха, что наше поколение будет жить при коммунизме. Уж они-то знали о чем говорят, нет? Тем более, что каждый мог проверить — тут никак не соврешь.
А теперь оказывается, нас ждет гибель цивилизации от глобального потепления… Would you excuse me…
О смысле жизни
Интересно, в чем смысл жизни муравья? Сам он об этом не думает. У него и мозга-то нет — так, просто ганглии. Причем он поразительно ловко ими управляется — дышит, ест, бегает, занимается сексом, воспитывает детей, пасет свой маленький скот и сам же исполняет роль овчарки, защищая и охраняя его; воюет, чистит свой муравейник, разведывает новые источники вкусненького и таскает, таскает, таскает все годное в дом. Который он же и строит. Не поверите — он даже считать может. Не так, чтобы вычислять детерминант матрицы, а все же… до тридцати считает. И немножко умеет складывать и вычитать.
А у нас с вами огромный пышный развитый мозг. Два большущих полушария. И вдобавок мозжечок. И гипокампус, и гипоталамус и еще для особо деликатных и отвлеченных размышлений — кортекс. Поэтому мы можем прикинуть, что смысл жизни муравья в защите интересов муравейника. Сам он об этом не знает. Просто делает, что должно, и пусть будет, что будет.
В сущности, для того, что нам строго необходимо, достаточно совсем чуточки мозгов: привычка чистить зубы,
рецепты двух десятков кушаний, правила дорожного движения, навык манипуляций со смартфоном, членораздельная речь, три алфавита, каждый на три десятка букв, совсем немножко памяти для идентификации
знакомых и родственников — думаю, такой мозг поместился бы и в черепе суслика. По правде говоря, есть еще и профессиональные знания. Врачу, юристу и литературному критику нужен еще наперсточек нейронов. Приходится где-то хранить анатомию с физиологией, свод законов, включая и римское право, и историю литературы вместе с ее анализом.
А все остальное для чего? О! Хорошо, что вы спросили! Остальное для поэтических ассоциаций, психических
травм, духовных озарений, метафор, философии, сожалений, поисков Бога и размышлений о смысле жизни.
Поэтому — умоляю вас — пишите стихи, доказывайте теоремы, создавайте новые философские учения или хотя
бы размышляйте о смысле жизни. А то перед муравьями прямо неудобно.
О толерантности
Давайте на минуту забудем о вирусах и прививках. Выведем их вообще из дискурса, к чертовой матери. На минутку. До конца этого эссе. Вот так! Уффф!
А теперь поговорим о границах нашей толерантности.
Во времена моего раннего детства толерантность вообще была продажной девкой капитализма и плодом
гнилых западных буржуазных демократий. Никакое разнообразие не поощрялось. Если все носят широкие брюки, то носитель узких оскорбляет хороший вкус и общественное спокойствие. И подозревается в неправильных взглядах по самому широкому спектру фундаментальных вопросов бытия.
Но что поминать СССР… В это же время в Америке считались, что негры хуже белых, брюнетки хуже блондинок. Мужчине полагалось любить женщину. И если он долгое время ее не любил, на него ложилась тень подозрения. Бывали должности, на которые неженатых и не брали… И даже, желательно, чтобы с детьми (а то мало ли как мимикрируют мужеложцы, чтобы проникнуть на государственную службу). Женщины считались глуповатыми и хрупкими. А если они такими не были, общественное мнение смотрело на них косо. Человеку полагалось быть республиканцем или демократом. По подозрению в симпатиях к коммунистам увольняли с работы. Выбросить окурок из окна машины считалось делом не зазорным, а курящая домохозяйка подозревалась в безнравственности — запросто могла изменить мужу. Патриотизм был обязательным, а пацифизм отвратительным. Человек должен был быть христианином или, на худой конец, евреем. К буддистам и всяким зороастрийцам относились с опаской. Атеисты стеснялись грубого слова и называли себя агностиками.
Теперь совсем другое дело. Будь ты хоть негр преклонных годов, ты равен белому и даже гораздо равнее… во многих объявлениях на конкурсные должности открыто отдается предпочтение афроамериканкам, трансгендерам или хотя бы выходцам из Азии.
Я теперь искренне считаю равными себе не только негра, но и лесбиянку, вегана, ксенофоба, мормона и женщину, которая кормит младенцев грудью до семи лет. Ну, правда! Я не разделяю их взглядов и вкусов, но понимаю, что нет никаких причин считать, что мои взгляды и предпочтения заслуживают большего уважения. Знаю одного, который ходит на работу в министерство машиностроения босиком. Чудак! Но имеет право. Есть люди, живущие без телевизора. Понимаю! Есть почтенные граждане, которые отказываются от кредитных карточек. Платят деньгами. Странно, но вполне допустимо. Могут быть — хоть я их и не знаю лично — люди без телефонов.
Но и моей толерантности есть предел. Узнала вчера, что в Тель-Авиве живет семья — работающие отец и мать, и
трое детей-школьников. Отказники. Отказались от холодильника. Объясняют, что каждый день покупают продукты, какие надо, и в тот же день съедают.
Убила бы!
О различиях
Мне было пять, когда я научилась читать. Всего десять лет прошло после Большой войны, которая и теперь считается важнейшим событием Российской истории. А тогда ни о чем другом и не писали. В семь-восемь лет я читала о партизанах, героях-танкистах, подпольщиках, схваченных гестапо, летчиках, идущих на таран, военнопленных, которые даже под страхом казни после первой не закусывают, Матросовых, бросающихся на вражеский дзот, и молодогвардейцах. Мучения ужасали меня, и я думала, что не выдержала бы даже самого первого, самого легкого из них.
А вот смерть представлялась прекрасным желанным выходом. По некоторым косвенным признакам, герои не
хотели умирать. И это было странно. Мгновенная смерть казалась мне тогда (и сейчас кажется) – лучшим, что может случиться в жизни – ведь умирать все равно придется, и неизвестно как…
Я это к чему пишу? Просто хочу еще раз показать, насколько мне (и вам) не дано понять другого человека.
Я много лет работала с пациентами. Проводила с каждым час-полтора, да и потом встречала их в течение
месяца. А с некоторыми подружилась и вижусь до сих пор. Среди этих людей встречались удивительно совершенные божьи творения. Их души были сотканы из самоотверженности, доброты и твердости. В другой ситуации их бы канонизировали, как святых, и на их могилах бесплодные женщины молились бы о младенце.
Видела и других – спесивых скандалисток, которым ничего невозможно объяснить, бесстыжих эгоистов,
мелочных врунишек и манипуляторов. Один хасид в черной шляпе и пейсах привел четырехлетнего ребенка на
симуляцию. Если отвлечься от деталей, мальчика нужно было уговорить одному лежать в закрытой комнате неподвижно, и сделать с десяток рентгеновских снимков.
Взрослых просто предупреждали, что они не должны шевелиться. А к малышам внутрь заходили родители,
одетые в специальные просвинцованные фартуки. Они успокаивали, заговаривали зубы, обещали подарки, рассказывали сказки, иногда пели любимые песенки и добивались, чтобы ребенок не сдвинулся на протяжении двадцати-тридцати минут. В противном случае приходилось давать наркоз. Это и не слишком полезно, и организационно очень сложно, потому что анестезиологов мало, а отделений, которые в них нуждаются, много.
Ну, вот. Пришел хасид с ребенком. Обычно они очень чадолюбивы, но этот отказался заходить во внутреннюю комнату. Сказал, что будет вредно его здоровью. Разумеется, я надела фартук и пошла успокаивать малыша. Кстати говоря, никакого героизма в этом нет. Доза микроскопическая. Каждый из нас это делал в разных обстоятельствах. То мама беременная, то бабка сильно бестолковая. В общем, случалось, …но в этот раз я не удержалась, чтобы не сказать здоровому тридцатилетнему отцу: «Что же это – твоему здоровью вредно, а моему полезно?»
А теперь, через двадцать лет, смотрю на это иначе. Мне невозможно представить, каким животным, непреодолимым страхом он боится этой радиации. Мне – ничего не стоит туда зайти, даже приятно почувствовать себя великодушной и профессиональной. А он рискует здоровьем и самой жизнью. Ему для этого надо совершить подвиг – как мне броситься в горящий дом, чтобы спасти кого-то.
Я знаю теперь, что ДРУГОЙ — это не я. То, что для меня терпимая боль, для него, может быть, непереносимое страдание. Я и представить себе не могу, как чувствует себя клаустрофоб, которого вынуждают сидеть взаперти или носить маску. Сварливость, спесь, манипуляции – все это противно мне. Я не собираюсь дружить с этими людьми – к чему бы? Но что толку обвинять? Они так устроены. Мир нападает на них — они только защищаются. Хорошо мне, на которую никто не нападает. Я знаю человека, который не замечает, как проходит время. Можно сердиться, что он всегда опаздывает, но лучше просто принять во внимание. Это не назло мне…
Есть множество вещей, которые доступны всем вокруг, а я не могу этого: прочесть скучный роман, нарисовать кошку, организовать пикник, высидеть до конца совещания, послушать сонату, испечь хлеб, поиграть с детьми, выучить грузинский язык, да мало ли что еще.
Простите мне мои несовершенства! А я прощу ваши.
Апология неправды
Множество занимательнейших сюжетов базируется на страшных семейных тайнах. Например, «Царь Эдип» или «Железная маска». Понятно, наследование трона — дело нешуточное. Тут подтасовка может привести к политическим потрясениям. Но, к моему удивлению, и сегодня эта поросшая мхом тема не потеряла актуальности.
Случайно видела кусочек фильма, в котором человек погубил свою жизнь, безнадежно травмированный тем, что у него был брат, умерший в возрасте трех лет. А ему не сказали. Он прожил все свои двадцать лет во лжи, от отчаянья стал пожарным и погиб под рухнувшей стеной. А может, и не погиб — я не досмотрела. Может быть, его спасли члены команды, которым родители никогда не лгали. И от этого они выросли людьми высокоморальными, цельными и преданными.
Не могу вам передать, как меня раздражают эти глупости. Она узнала, что ее удочерили при рождении, и в ярости от того, что ей не рассказали, отреклась от родителей.
Бомжует…
Он выяснил, что дед жены изменил ее бабке, и спился от фрустрации — почему его не поставили в известность.
Нет, вы скажите мне, кто мой биологический отец!
Скажите правду! Тогда я брошу учебу, перестану бриться, куплю полную торбу гашиша и пойду пешком по пустыне Аризоны искать родную кровь.
А я совершенно не могу вообразить, что за тайну могла бы узнать о своем происхождении, чтобы она меня
искренне расшевелила. Ну, например: мой биологический дед — Папа Римский св. Иоанн XXIII.
Ну и что?? Мой дед Наум и дед Яков — важнее и любимее, чем вся цепочка из 266 понтификов, включая самого апостола Петра.
Или: во мне течет цыганская кровь.
Наплевать — все равно я еврейка на все сто процентов. При чем тут кровь, моча и слюни?
Мой муж изменял мне с негритянкой, и мои дети от нее. Ничего не изменится — это никак не скажется на моих
отношениях с этими негритятами.
Родители постоянно обманывают детей — мир слишком сложен, чтобы можно было взваливать на малышей его неприглядные подробности. Не верьте телевизору и не рассказывайте шестилетним детали репродуктивной функции человека. И происхождение мяса на его тарелке. И прогнозы футурологов на ближайшие пятьдесят лет. Пожалейте детей — ваш родительский инстинкт легко придумает подходящий ответ. А если, достигнув совершеннолетия и узнав о скотобойнях, ваш сын возмутится, что ему не сказали правды, тут уж ничего не поделаешь. Вам придется примириться с тем, что ваш сын дурак.
Дорогая Нелли В…Где-то я встречал ваши тексты…Да, встречал, в другом сетевом. И такая же лёгкость, как при первом чтении, такая же радость.
Спасибо Вам.
А день у меня был нелёгкий. Сегодня, далеко в Полесье,
бомбили мой штетл, где я никогда ни одного солдата не видел.
Аман бомбил, не иначе.
Будь проклят Аман. Да поможет Бог прогнать его. Будьте здоровы, мой внимательный читатель!