51(19) Александр Романовский

              Произвол

***

Тебя будить опять влетает шмель.
Над самым ухом он стучит и жучит:
«Окно, стекло, свобода, жизнь, апрель!»
Он как часы. Он самый неминучий.
Уже дней десять эта канитель.
«Бросай постель!»

И вот встаёшь, хоть лености сейчас
Предела нет. Лишь нежность превышает
Любой предел. На каждый выкрутас
Шмеля твоя ладошка отвечает
Движеньем к форточке. «Ну всё, атас!
Летим сейчас!»

Он не ужалит. Если наготы
Коснётся шмель, то разве перепонкой.
И, кстати, знает — можешь только ты
Возиться с насекомым, как с котёнком.
«Ты одобряешь, дева красоты,
Мои финты?!

И, в целом, ежеутренний разбой,
С твоим платком непримиримый бой,
Моё сверло, чей звук не будет прерван?!»
А впрочем, ведь когда-нибудь герой,
Что сдуру спать повадился с тобой,
Проснётся первым.

***

Артисты в подвале мою репетируют пьесу.
Подвал за высоким бугром, за морями-лесами.
У них в первом акте на сцене танцует принцесса
С распущенными волосами.
Но вскоре на лошадь садится, пускается в путь.
Погода отвратная ― холод и снежная муть,
И ветер такой, что румянец не сходит со щёк.
— Куда она скачет?
— К тебе. А к кому же ещё?
Но вот уже сцена другая и время другое.
Какого-то лешего слева и справа солдаты.
Гляди, разминают мечи и хвосты перед боем,
Все веселы, злы и поддаты!
Скачи через них, дорогая, по слякоти мчи!
(На шее звенят от далёкой темницы ключи.)
Вот первые пули орешками — щёлк да пощёлк!
— Куда ты, красотка?
— К нему, а к кому же ещё?

Базарная площадь. От мяса и зелени ― пар,
И голубь тяжёлый взлетает с измятой газеты.
Прочти и получишь селёдочно-сахарный дар.
(Пожалуйста, только не это!)
Здесь трудно слепому пройти, но зажмурься скорей
И клячу веди не спеша мимо мёртвых зверей.
Здесь до смерти помнят проценты, и долг не прощён.
— Куда, побирушка, плетёшься?
— К кому же ещё?

Итак, антиподы мою репетируют пьесу.
У них перед этим игрался Шекспир или Чехов.
А я, между прочим, совсем не причастен к процессу —
Сижу, никуда не приехав.
Пока от актёрских радений трясётся подвал,
Я пиво купил, я случайную даму позвал.
Ведь есть берега, куда автору въезд воспрещён.
— Куда ты, удача?!
— К тебе, а к кому же ещё?

***

Мрачный поэт учинил произвол —
Белые брюки себе приобрёл.
Анна увидит — помашет рукой:
«Ишь, приоделся ― смотрите какой!»

В рюмочной тихо покупку обмыл,
И по дороге, качаясь, поплыл.
Анна увидит и скажет: «Ого!
Так бы и съела сегодня его!»

Взял папиросы в киоске поэт,
Сделал затяжку на третий куплет…
Анна подумает: «Вот обормот!
Взять бы его поскорей в оборот!»

***

Ну и сдалось вам всё это кино —
Все эти мюсли и все эти песни!
Если по-честному, всё, хоть ты тресни,
Перековеркано, подменено.

 

Вот вы считаете так или сяк —
Дескать, вот это вот, а не иное…
Тут реактивное, тут заводное,
Тут гужевое сойдёт за пятак

Или на лыжах махнём через лужу!
Не говори мне, что было бы хуже,
Если бы мы не поверили в лажу,
Если бы мы рассуждали поуже.

Слазил под кофточку к ней я тогда…
Всё остальное ― белиберда!

***

Вот иногда наставишь объектив,
Замрёшь и, глядь, собачка выбегает,
У бабушки ломается каблук,
Проносится газета, и стекло
Бутылочное на ответный щёлк
Настроилось. А их тут целый полк!

Потом, бывает, принесёшь домой,
Проявишь, глядь, а нету ни собачки,
Ни бабушки, ни бликов никаких,
Да и газеты. Но зато в углу
Случайно пара склещилась… Ну, здрасьте!
А мне в ответ — завесьте и закрасьте!

Бывает, что Воронеж без порток
Является. Да просто неудобно
Его печатать. Популярный сон —
Толпа на площади, а ты приехал в ванне,
И вождь уже указывает путь.
Извольте закреплять всю эту муть!

О существо, зажатое в углу,
Сюда ты не случайно угодила.
Кто этот тип? Уж так ли он хорош?
Как он посмел? Здесь я определяю
Баланс цветов и выдержку. А ты
Теперь моя, о дева красоты!

Она в ответ: «Какая же я дева?
Я блик бутылочный, газетный я клочок,
Собачка, пробежавшая по сцене,
Я бабка, наконец! Я, извиняюсь, пена!
Я то, пардон, откуда всё взялось!
И ты тут с объективом не елозь,
А лучше приземлись на два колена».

***

Год начался каким-то приступом,
Какой-то славой беспричинной.
Но весь его напор неистовый
Не стоил выделки овчинной.

И драматург, вполне трагический,
Взъерошив утлую причёску,
К тому же, в тоге символической,
Метался в поисках подмостков.

Зима в тот раз была бесснежная —
В такой следов не оставляют.
И упиралась в стену прежнюю
Его мечта передвижная.

Но как-то, со среды на пятницу,
Прошли войска под белым знаменем.
И трудно стало не пораниться
О лёд на парапете каменном.

Чернели ветви во все стороны,
А остальное всё белело.
И то, что здесь валялось порвано,
Слилось в одно большое тело.

Вот из-за этого кустарника,
Сказать по-воинскому – с тыла,
Зашла судьба, ища напарника.
Кого хотела – находила.