51(19) Александр Альтшулер

Записки детского психиатра

 

(Фрагменты книги «Чувства ребёнка – это не балалайка!»)

 

После окончания педиатрического факультета медицинского института я двинулся дальше в выборе узкой специализации в пределах классической медицины. Выбранную мной область медицины заузили давно; примерно полтора века тому назад она уже оформилась как специальность. А есть области, которых не было в те времена, когда я учился в мединституте. Пластическая медицина, например, тогда не существовала. А сейчас внутри её заузились специалисты по пискам, специалисты по сиськам, или те, которые исправляют горбинку носа. Я же преобразовался в детского психиатра и психотерапевта, и занимаюсь детской душой. Представляете, узкий специалист по детской душе. То есть детская душа в узком смысле. У меня такая формулировка в голове не укладывается. Детская душа – она как открытая книга: нет начала и нет конца. Дети с душевными проблемами, – звучит невесело.

Почти 15 лет проработав в Стране Советов, я уже в течение почти двадцати пяти лет работаю детским психиатром в Израиле. Все эти годы я совмещал свою работу в государственной поликлинике с работой в больничных кассах, и до последнего времени консультировал в специальном интернате для проблемных подростков.

В интернате я должен был ознакомиться с каждым подростком. Узнав, что я психиатр, эти подростки мне устраивали проверку на прочность, заявляя, что слышат голоса или общаются с потусторонними созданиями. Психи они или не психи, но моя специальность им казалась угрожающей и вычурной. Многие из подростков были направлены в интернат принудительно. До поступления в интернат они зачастую уже пострадали от пагубного, с их точки зрения, воздействия различных авторитетов: школы, социальных служб и общественных организаций. А тут ещё предлагают встретиться с психиатром. Вроде как полицейский в медицине, лезет им в душу без спроса. А сам-то, посмотрите, ненормальный. Он же психиатр. Однако иногда, оказывая мне особое доверие, они заявляли, что «все психиатры – психи», а я, как ни странно, выгляжу вполне нормальным. Меня такой ответ должен был радовать, но я всё же добавлял вслух: “Ощущение победы надо мной вам очень важно. Поэтому, когда вы выйдете из моего кабинета, справедливо будет сказать, что я сумасшедший и не запудрю вам мозги”. Такая вот прозаическая у меня специальность. Не случайно вокруг неё столько анекдотов.

Я вынужден поделиться некоторыми из них. Здоровая самокритика – двигатель прогресса.

Мужчина приходит к врачу-психиатру и заявляет, что он Наполеон. Психиатр во всём с ним соглашается, и довольный пациент покидает кабинет. Психиатр при этом полушепотом заявляет: «Вот псих, он думает, что это он Наполеон. А ведь на самом деле Наполеон – это Я».

В другой ситуации беседуют два психиатра. Один рассказывает другому, что его новый пациент сообщил ему, что чувствует себя курицей. Второй психиатр спрашивает: «Ты, конечно, предложил ему госпитализацию?» «Нет, – отвечает первый психиатр, – я очень нуждаюсь в яйцах».

А вот ещё. «Один психиатр рассказывает другому: “У меня такой пациент интересный. Он считает себя автомобилем”. “Ну, как ты его лечишь?” “Нет. Я его никак не лечу. Я на нём домой езжу”».

В следующей истории один психиатр делится с коллегой интересным случаем: «”У меня есть пациент с раздвоением личности”. “Ну и что в этом интересного?” “Дело в том, что мне удалось уговорить каждую личность платить мне деньги за лечение”».

Психотерапия занимает особое место в укреплении душевного здоровья детей и подростков. Я уважаю своих маленьких и взрослеющих пациентов, а также их родителей. Родитель, чувствующий бессилие при воспитании ребёнка, вряд ли способен быть счастливым. Прямо или косвенно он передаёт свою неудовлетворённость ребёнку.

Успешность моей помощи, несомненно, и мне приносит удовлетворение. Более сорока лет я расширяю свои знания и методы лечения. Настало время поделиться накопившимся опытом. С годами у большинства специалистов происходит эмоциональное истирание, и работа может превратиться в скучную рутину. Угасает желание творить и удивляться богатству внутреннего мира каждого нового пациента. То, что помогает мне как специалисту не терять интерес к работе и не стираться эмоционально – использование в лечении юмора.

При правильном применении юмор служит мощным средством в преодолении проблем, вызвавших душевный дисбаланс. Я не артист юмористического жанра, поэтому предлагаемые истории моих пациентов подчас могут быть очень грустными. Но даже в самых печальных случаях юмор, используемый в подходящей форме, может помочь пациенту преодолеть его невыносимые обстоятельства. Юмор поглощает болезненную реальность. Словно оказывает наркотическое действие. На первой встрече юмор может растопить лёд отчуждённости, позволяет пациенту себя чувствовать нужным и замеченным. В смехе рождается интимность общения, совместное чувствование происходящего. Юмор, исходящий из сердца психотерапевта, обладает необычайной лечебной силой, уменьшает значимость болезненных переживаний. Юмор позволяет пациенту воспринимать психотерапевта как равного, а не как профессора, смотрящего снисходительно с высоты башни высокомерия. Внутри каждого из нас находится здоровый ребёнок, которого мы освобождаем во время отпуска или в моменты расслабления и удовольствия. Один из основных источников освобождения ребёнка внутри нас – это смех.

Не все понимают юмор. Я, как специалист, должен разобраться, кому это подходит. Специалисты склонны тоже ошибаться, но опыт, накопленный годами, помогает.

                         Кто украл воздух?

Я приведу пример, где приходилось лавировать на грани. Подросток лет 14 панически боится летать на самолётах. Его родители развелись, и мать с сыном перебралась в Израиль. Отец же остался в стране исхода. Подросток с трудом ладил с мамой и обвинял её, в том, что отделила его от отца. Отец там, в другой стране. Хотя бы во время летних каникул с ним встретиться. Мать была не против, но страх летать казался непреодолимой преградой. До летних каникул осталось всего два месяца. Кто поможет справиться с этим проклятым страхом? В надежде подросток появился у психиатра. Может, таблетки какие даст? Но началась странная беседа. Подросток объясняет, что чего-то боится и стесняется это объяснить. Я тут же вступил в роль: “Бояться можно и нужно. Я не знаю ни одного человека, который ничего не боится. Страх нас защищает. Расскажи, от чего страх защищает тебя”. “Страх меня не защищает, – выпалил подросток. – Он не даёт мне встретиться с папой. Я боюсь лететь на самолёте” “Вот эта страшная огромная железка с крыльями не даёт тебе встретиться с отцом? Чем же это бездушное чудовище тебя напугало? Своим неудержимым рокотом или тем, что оно пожирает людей? Зашёл внутрь – и оно тебя проглотило. Дверь захлопнулась, и чудовище с тобой полетело в тартарары”.

Подросток несколько опешил от такого нападения психиатра, но не растерялся. Он привык дома спорить с матерью и даже унижать её. А тут-то за что? Какое право доктор имеет говорить такую чушь? Подросток тут же кинулся защищаться и возвращать ненормального доктора к реальности: “Я страдаю астмой. Последнее время приступы редкие, но всё же, когда захожу в самолёт, мне кажется, что мне не будет, чем дышать. В самолёте много пассажиров, и когда дверь закрывается, мне кажется, что не хватит воздуха. Кроме того, на высоте меньше кислорода. Альпинисты, поднимаясь на высокие вершины, берут с собой кислород”. Подросток думал, что я кинусь защищаться, убеждать его, что в самолёте всегда достаточно кислорода, что под креслами находятся дополнительные баллоны с кислородом. Что, кроме того, пассажиры в самолёте отдыхают по сравнению с альпинистами, поднимающимися на Джомолунгму, преодолевающими тяжесть своего тела и сопротивление ураганных ветров. Но подросток не угадал. Я ударил с тыла: “Ты абсолютно прав. Когда задраивают двери самолёта, там создаётся абсолютный вакуум. И все пассажиры начинают дышать твоим воздухом. Они просто у тебя его крадут. В детстве я читал книгу “Продавец воздуха”. Там злодеи высосали весь воздух на земле, а затем начали продавать людям шарики с кислородом. Вот такие злодеи залезли в твой самолёт и поглощают твой воздух”. Подросток с возмущением парировал: “Вы что, смеётесь надо мной?” “Вовсе нет. Это страх смеётся над тобой. Он заставляет тебя думать, что все пассажиры против тебя и хотят тебя уничтожить, ведь ты крадёшь их кислород. Страх гонит тебя дальше. Вот случайно самолёт пробьёт атмосферу и вырвется в космос. А там кислорода нет совсем. Там ты можешь рассчитывать только на инопланетян. У тебя случайно нет знакомого инопланетянина? Он может прокатить тебя на самолёте и без воздуха. Или превратит в бесчувственную деревяшку, и кислорода тратить не надо. Лети себе чурбаном. Зато остальные пассажиры надышатся. Что, у тебя нет знакомого инопланетянина? Значит, баста. Лучше тебе не лететь к отцу. Ты, наверное, его никогда не увидишь. Я советую тебе взять баллон с кислородом, сесть возле больницы и ждать, пока страх не нападёт на тебя. Ты поклонись ему и признайся, что он прав, и тебе не надо встречаться с отцом”. Подросток продолжал злиться, яростно спорить, и постепенно вовлёкся в нестандартную беседу. Он со мной сцепился, как с мамой дома.

Протест нередко отражает неуверенность подростка. Он же должен мне доказать, что я не прав. Это именно то, что мне надо. Я его в этом поддержу, а заодно он и страх победит.

До полёта к отцу мы встречались несколько раз, и каждый раз я усиливал свои нападки на страх,  и делал это всё в более абсурдной форме и с постоянной фокусировкой на страхе: “Ты что же, уважаешь только себя? А как же все остальные пассажиры самолёта? Они что, не люди? У них дома остались дети. Ты посмотри вокруг. И в самолёте есть дети. А ты говоришь только о себе да о себе. Эгоист. Лишь бы самому спастись. Кислорода, понимаешь, ему мало. Ты готов и их баллоны с кислородом забрать”. Подросток рефлекторно ответил, что баллоны выскакивают только тогда, когда самолёт начинает падать. Я вновь напал: “Там не баллоны, а спасательные пояса. И хватит об этом говорить. Ты уже реши для себя, чего ты боишься – упасть или задохнуться. Свободное падение — это хорошо и прекрасно, но вот когда дышать нечем – это выглядит интереснее. Словно рыбу вытащили из воды. Она рот открывает, глотает воздух, а дышать нечем. Ну, представил? Попробуй потренироваться, как это будет выглядеть, когда пассажиры украдут твой кислород”. Подросток постепенно начал тоже использовать абсурдные фантазии против меня. Вроде того, если буду его сильно доставать, он и мне перекроет кислород. “Вот смешно: психиатр, как рыба, что-то хочет сказать, открывает рот, а слов нет”.

В результате шести-семи встреч со взаимными перепалками подросток заверил меня, что он преодолеет страх и встретится с отцом. Так и произошло. В конечном результате, полёт к отцу завершился успехом. Подросток с доказательствами победы вернулся ко мне.

Мы неоднократно встречались и после полёта. У юноши, кроме страха летать, было немало других навязчивых идей и страхов. В данном случае хорошо срабатывала эскалация в форме несколько вычурного и циничного юмора. Страхи постепенно преодолевались. С новой позиции его проблемы выглядели менее значимыми и менее пугающими. Также несколько уладились конфликты с матерью, с помощью которых подросток продолжал самоутверждаться.

                     Гадкие насекомые 

Мне неоднократно приходилось использовать метод эскалации, и кажется, я в этом преуспел. Недавно ко мне пришла девочка лет 12 с мамой. Родители в разводе. Мама выглядит серьёзной женщиной. Она работает администратором в какой-то немаленькой фирме. Её дочка выглядит инфантильной, и её поведение не соответствует возрасту. В 12 лет многие девочки выглядят уже подростками, сформировавшимися физически и по-женски привлекательными. Передо мной же предстала физически хорошо развитая девочка-подросток, но с поведением, подходящим для 8-9 летнего ребёнка. Её детская жеманность и зависимость от матери бросались в глаза.

Девочка театрально отказалась рассказать мне о её проблемах и с детской гримасой на лице предложила это сделать матери. “Вот видите, доктор, – с досадой бросает мать, – так всегда. Очень несамостоятельная. В душ отказывается сама заходить. А в течение дня много раз моет руки, постоянно торчит у зеркала и расчёсывает волосы”. Я с улыбкой обратился к девочке и, участливо заметил: “У тебя прекрасные пышные волосы. Не случайно ты их постоянно рассматриваешь и расчёсываешь”. Мои слова не ободрили девочку, а наоборот – вызвали у неё реакцию детской истерики. Её реакция была настолько очевидной, что сразу стало понятно: её проблема связана с волосами. Но, несмотря на это, девочка насупилась и отказалась рассказывать о том, что ей так мешает. Очевидно, «секрет» был настолько важным, что её язык зудел от желания раскрыть его. Но девочка всё же воздерживалась от разговора о её проблеме. Оказывается, ей было стыдно об этом говорить. Кроме того, она заявила, что у неё есть женщина-психолог, а меня она знает недостаточно, чтобы рассказать о важном секрете. Но и с психологом почему-то о своём секрете девочка не говорила.

Я, естественно, поинтересовался: зачем она ходит к психологу?

С психологом, по словам девочки, она беседует о различных событиях, происходящих между встречами. Мать явно знала о тайне дочери и причине её реакции, но без согласия ребёнка не решалась об этом рассказать. После недлительных переговоров девочка с детским кокетством всё же решилась раскрыть свою ужасную тайну и рассказать о своём страхе. В моём представлении, благодаря такому поведению девочка, вероятно, получала недостающее внимание от эмоционально холодной мамы. В данный момент это было не столь важно, главное – дать ей высказаться.

Всё в той же манере с детской гримасой на лице девочка сообщила: “Я боюсь, что у меня в волосах есть насекомые. Я не могу их назвать”. Девочка скорчила ещё более жалостную гримасу. Мать, словно получив согласие, не выдержала и объяснила, что год назад в школе был урок по гигиене у девочек, и там рассказали, как следить за волосами, чтобы в них не завелись вши. На мамины слова девочка отреагировала громкими рыданиями: “Зачем ты их назвала? Я же их боюсь”.

Как мне реагировать на подобную истерику? Может, посострадать, вроде того: “Я тебя понимаю. Это ужасно. Действительно, не надо упоминать их”. Но, по моему опыту, это обычно только усиливает истерику, а её необходимо было как-то нейтрализовать. Профессиональная интуиция помогает в таких случаях. Я, естественно, включил эту самую интуицию в поиске выхода из сложившейся ситуации: “Ты выглядишь, как царевна Несмеяна, да ещё и Слёзыяна. У тебя, конечно, замечательные слёзки, но твои рыдания не позволяют понять, по какой причине эти мелкие безобразные насекомые вызывают страх у такой большой девочки?” Девочка продолжила с рыданиями: “Их нельзя называть. Вдруг кто-нибудь услышит их имя, и я опозорюсь”. “Но ты же этих маленьких чудовищ каждый день ищешь в волосах? Ну, хоть раз что-нибудь нашла?” “Не дай Бог!» – закричала девочка. “Но ты так старательно ищешь, как будто хочешь их найти. А вдруг найдёшь, тогда к ним нужно обратиться по имени и сказать «вши, пошли вон». Кроме того, напугай их, что принесёшь специальный спрей, шампунь или лосьон, которые их уничтожат”. Девочка посмотрела с удивлением, и одновременно гримаса отвращения пробежала по её лицу. Мамаша также с растерянностью и удивлением посмотрела на доктора. “Вы что, надо мной смеётесь?” – выпалила девочка, состроив гримасу обиды. “Это я-то смеюсь над тобой? Это они, противные вошки, – я умышленно снова их назвал. – Они такие маленькие, что их трудно разглядеть. Но они смогли тебя запугать. Уже целый год эти невидимые твари властвуют над тобой, заставляют прочёсывать волосы. Как будто ты ищешь мины, ими оставленные. А ты знаешь, где их надо искать? Я всё же доктор и знаю, где их искать. Может, будем искать вместе? А если найдём, то вместе с ними расправимся”. Девочка с возмущением ответила: “Но у меня их нет”. Я среагировал с деланным удивлением: “Ты меня совсем запутала. Знаешь, что у тебя их нет, но усердно ищешь. А сама даже не знаешь, где их искать. Что же ты себе навоображала? Слово «вши» даже сказать нельзя, а то они появятся и тебя опозорят перед сверстниками. Они что, умеют говорить? Оказывается, на самом деле их нет. А может, они всё-таки были?” Девочка с отрицанием и возмущением замахала руками. “А я тебе скажу, что знаю многих детей, у которых вши заводились. Это были обычные дети, которые следили за личной гигиеной. Они не были виноваты, что у них завелись вошки. Эти маленькие твари могут прыгать с волос одного человека к другому. Почти с каждым ребёнком это случается в школе. С современными средствами, которые прописывал им детский доктор, раз-два и баста. Исчезли навсегда. А ты их боишься. С большим почётом относишься к ним, не называешь их примитивное вшивое имя. Они что, божественные создания, имя которых произносить нельзя? Я уже десять раз при тебе назвал вшей вшами – и ничего не произошло. Ты даже плакать перестала и от меня не сбежала. Может, они от тебя уже перепрыгнули ко мне?” Я театрально начал искать их в своих волосах. “Но ты видишь, я их не боюсь. В тебе, я уверен, сил намного больше, чем в этих ничтожных созданиях. За короткое время нашей встречи ты смогла им противостоять и от меня не сбежала. Да, вши противные и вызывают отвращение, но на нашей встрече ты смогла это преодолеть. Я советую перестать им поклоняться, и рассказать о них своей женщине-психологу. И не забудь ей рассказать, о чём мы с тобой говорили сегодня. Преодолев страх сегодня, ты окончательно с ним расправишься с помощью твоего психолога”.

К концу встречи девочка относительно успокоилась; и чувствовалось её частичное принятие авторитета врача. Произошло изменение её взгляда на страх, снизилась его пугающая значимость.

Встреча была консультативно-диагностической, и передо мной не ставилась задача начать с ней психотерапию. У девочки уже была психолог, которая недавно начала с ней встречаться. У психолога имеется возможность со мной пообщаться и использовать моё мнение в процессе психотерапии. В результате данной встречи у меня возникло много вопросов и предположений, которые бы я несомненно проверил, если бы проводил психотерапию. Девочка инфантильная и зависимая. Из-за своей детскости ей непросто на равных общаться со сверстниками, поэтому она нуждается в эмоциональной компенсации. Самым близким источником для этого является её мать. Девочка от неё зависима и нуждается в её эмоциональной поддержке. Однако мать эмоционально холодная женщина и, вероятно, не выполняет требования души своего ребёнка. Вот девочка и зацепилась за такой вычурный «вшивый» страх. Страх, который в негативной и необычной форме привлекает внимание матери. Теперь страх девочки – их общий секрет, создающий своеобразную интимность межу ними. Поэтому она не делилась им с психологом и не хотела его раскрывать на нашей встрече.

У девочки имеется неосознанная эмоциональная потребность в этом страхе. Но он начал мать раздражать и уже недостаточно выполняет свою функцию привлечения внимания. В результате страх обрастает дополнительными страхами, чтобы усилить эмоциональную связь с матерью. Естественно, за одну встречу такой страх удалить нельзя.

В лечении требуется несколько направлений. Консультирование матери необходимо для прояснения её влияния на формирование страхов и оздоровления отношений с дочерью. Оздоровление на уровне эмоционального принятия и освобождения от авторитарной зависимости. Девочка также нуждается в индивидуальной психотерапии, где тёплое участие психотерапевта непременно укрепит психику ребёнка и позволит постепенно приобрести уверенность в себе; и ей будет легче общаться со сверстниками. При успешном лечении, естественно, отпадёт необходимость в страхах. Метод, который я использовал на нашей встрече, был больше диагностическим и подчас провокационным. В процессе психотерапии девочка, несомненно, нуждается в эмпатии со стороны психотерапевта.

Многие родители не предполагают, что, среди прочих причин, и они сами также могут быть источником страхов ребёнка. Но родители могут стать и главными помощниками в исцелении ребёнка от страхов. За всю мою врачебную карьеру через меня прошло огромное количество детей со страхами. Многие встречи были однократными, а многие – с продолжением. Какие-то из детей не нуждались в психологической помощи, но большинству из них психологическая помощь совсем бы не помешала.

Не только врач или психолог могут решить проблему помощи ребёнку. Система психологической помощи в большинстве стран несовершенна. Лечение надо бы начинать сегодня, а ребёнок год должен ждать, когда придёт его очередь. Система – она бесчувственна, и ею чаше всего управляют люди, которые не знают проблемы изнутри. Финансы определяют количество специалистов для оказания психологической помощи детям и взрослым. Специалистов не хватает. Психология не считается приоритетной областью для финансовых вложений. Богатым – особые условия, а остальным по остаточному принципу… Бронза с бриллиантами соревноваться не может, но жить-то всё равно надо. Я с системой не борюсь, а стараюсь помочь тем, кому смогу помочь.

Родители иногда приходят ко мне на приём с жёстким видением проблемы. Они пытаются навязать врачу или психологу путь её преодоления. Такие встречи нередко исчерпываются лишь однократным посещением. Но именно дети таких родителей, как правило, очень нуждаются в психологической помощи. Я стараюсь убедить родителей, что важно их совместное участие в лечении ребёнка.

На первую встречу чаще приходят мамаши. Так и в этот раз: девочка лет десяти пришла с мамой. Мама милая и участливая на вид. Мамаша тут же выкладывает: “Мы так долго ждали к вам очереди. У нас такой странный случай. Моя дочка боится акулы”. “Ну, и что тут странного? – парировал я. – Все боятся акул. Создано немало фильмов-страшилок про этих хищных рыб”. “Нет, доктор, – продолжила мамаша, – она боится мыться в ванной. Ей кажется, что из дырки слива может выскочить акула”. Я шучу: “Резиновая, конечно. Сожмётся и протиснется в маленькую дырочку”. “Доктор, вы смеётесь, а я говорю правду”.

Пока мамаша говорит правду, девочка молчит, и вся напряглась. Несмотря на это, я продолжаю острить: “А что, и её огромные челюсти пролезут в эту маленькую дырочку?” Девочку словно парализовало. Она потупила взгляд и уставилась в пол. Я тут же среагировал: “Милая, ты снова напугана? Вон, смотри. Акула выскакивает из моего стола”. Я вытащил из набора игрушек золотую рыбку, маленькую и симпатичную. По случаю нашлась, а если бы не нашлась, пришлось бы использовать швабру, ведь она действительно похожа на акулу. Я угрожающе беру эту маленькую рыбку и женским голосом заявляю: “Ты не смотри, что я такая маленькая. Я себя под дырочку в ванной подогнала. А сейчас я превращусь в акулищу и начну тебя кушать. Ты ведь такая хорошенькая и сладенькая”. Вместо страха девочка начала смеяться. Прелюдия к знакомству прошла удачно. Настоящая акула нейтрализована. А отражением кого она является?

В кресле в шоке сидит мамаша и не понимает, что происходит. А вы как думаете? Может, и вы шокированы? По-моему, детскому психиатру или психологу можно быть немножко сумасшедшим. Главное – найти подход к детям, чтобы они меня понимали. Я себя с другими не обобщаю. Каждый выбирает подходы в соответствии с его характером и темпераментом. Я могу быть серьёзным, но юмор – моя неотъемлемая часть.

По-моему, юмор – как прививка для ослабленного организма. Юмор взрослый и юмор детский. Они сильно различаются. Часто взрослые используют не к месту метафоры и абстрактные выражения, которые понимаются ребёнком конкретно. Восторженная бабуля заявляет своему трёхлетнему внуку: “У тебя светлая голова”. Внучок бежит к зеркалу, чтобы это проверить. А вдруг голова светится, как лампочка? В другом примере родители восторгаются своим десятилетним “гением” и заявляют, что у него светлая голова. Родители не всегда чувствуют, что их восторженность может развивать в ребёнке чувство превосходства и высокомерия. Это можно им дать понять посредством юмора: “Родители говорят, что у тебя голова светлая. Мне кажется, у тебя голова даже светится, а также светятся уши, зубы и дырочки в носу. У нас тут иногда выключают свет. Ты не согласишься осветить здесь комнату?” Так абстрактное я превращаю в конкретное и смешное. Данный умненький мальчишка среагировал смехом. Он ладил со сверстниками и не пытался над ними возвышаться. Но и родителям смысл их заявления и реакция их ребёнка стала понятной.

Я говорю об использовании юмора для лечения детских страхов. А когда ребёнок вырастает, то страхи становятся взрослыми. Так и юмор. Для детей подходит детский, для подростков – подростковый, для взрослых – взрослый. Ну, а если чувство юмора нарушено, как например, у аутистов? У таких детей полно страхов. Но их страхи не воображаемые, а другие; и использование юмора для лечения таких страхов вряд ли подходит.

    Аутизм – крайняя степень нарушения адаптации

 

В случаях аутизма проблемы гибкости, пластичности и приспособляемости личности крайне отдалены от нормы. Может, вы слышали: их называют “люди дождя”. Данная категория пациентов не подходит для использования юмора при их лечении. Но именно поэтому отвлечение к этой теме поможет мне выявить контраст: в каких случаях юмор можно использовать для лечения различных эмоциональных нарушений, а в каких нет.

Сегодня много говорят об аутистах. в том числе, о детях. Проблема у них не связана с неправильным воспитанием и холодной душевно матерью, как считали раньше. У таких людей присутствует несколько врождённых нарушений: они как будто изолированы от внешнего мира, сами в себе и не нуждаются в человеческом общении. Со второго месяца от рождения обычный младенец ищет материнского взгляда и нуждается в нём, как в важнейшем источнике межличностного общения. Аутисты же не фиксируют взгляд на лице матери в грудничковом возрасте, или на другом человеке в дальнейшей жизни. Они демонически замкнуты в себе; психика лишена гибкости, они ограничены (в разной степени) в приобретении правил. Правила автоматизируются очень медленно, в малом количестве, и остаются внутри их психической конструкции и вне необходимости контакта с внешним миром. У таких людей нарушена способность идентифицироваться (сопоставлять себя с другим), а также ощущать себя как самостоятельную личность. Незначительные приобретённые ими правила используются только в жёстких рамках стереотипного поведения и без учета происходящего в окружающей их реальности. Некоторые ритуалы их поведения вычурные, странные, и повторяются по какому-то необычному сценарию.

Некоторые люди называют их роботами. Они действительно подчас напоминают роботов. В тяжёлых случаях речь не развивается или очень обеднена. Однако часть аутистов обладает нормальным интеллектом, даже незаурядными способностями и у них хорошо развита речь. Любопытство и воображение у аутистов отсутствуют или недостаточно развиты. Они не понимают интимности, душевности, не знают, что значит заботиться о ближнем.

Я помню одну курьёзную ситуацию, когда я с супругой и с двумя парами наших друзей улетал на Новый Год развеяться за границей. Мы сняли микроавтобус, который должен был нас довести до поезда, идущего в аэропорт. Водитель сказал, что много с нас не возьмёт, так как берёт попутчиков. В то время, когда нам надо было добраться до поезда, он забирает умственно отсталого ребёнка-аутиста и доставляет его в школу, которая находится рядом с железнодорожной станцией. Если это нас устраивает, то водитель согласен нас взять в автобус.

У каждого из нас в душе уже играла музыка. Наконец-то на несколько дней мы сможем отключиться от рабочей рутины. Раскрепощённые, мы без колебаний согласились на предложение водителя. Наша славная компания рассредоточилась по пустым местам в автобусе, и водитель поехал забирать ребёнка-аутиста.

Когда мы подъехали к нужному адресу, на дорожку, ведущую от дома к автобусу, вышел подросток лет 15. Его врождённая дефективность явно бросались в глаза. Мать крепко держала подростка за руку, и он, потупив взгляд, шел к автобусу, явно повторяя свой привычный маршрут. Подросток уже стал подниматься на подножку автобуса, как вдруг различил внутри автобуса незнакомые веселящиеся объекты. Объекты не вписывались в его ежедневный ограниченный репертуар. Реакция подростка была моментальной и неожиданной. Он кинулся к дому прочь от автобуса. Но мать не расслаблялась и удержала сына. Подросток продолжал биться в её руках. Среди нас был один очень галантный мужчина, всегда подающий даме руку и готовый прийти на помощь ближнему. Он тут же соскочил со своего места, с готовностью помочь матери подростка с ним справиться. Однако это только усилило биение подростка. Он вёл себя, как рыба, попавшая в сети. Наш галантный мужчина в недоумении и смущении ретировался и вернулся на своё место. Кроме меня, мало кто понимал, что происходит. Я попытался объяснить, что это обычная для аутиста реакция на непривычную для него ситуацию. Надо просто замереть на несколько минут и дать ему возможность нас не замечать.

Так и произошло. Мать с подростком справилась. Он успокоился, зашел в автобус и, не замечая никого, направился прямо на заднее сиденье. Там бесшабашно в уголочке разместилась одна из наших дам. Подросток сел на сиденье вплотную к ней. Вроде как она не существует. Он тут же успокоился и задремал, склонив голову ей на плечо. Женщина в недоумении напряглась, но не сдвинулась с места. Несколько секунд назад подросток в тревоге бился в руках матери, а сейчас, как ни в чём не бывало, дремлет на плече незнакомой женщины. Водитель пояснил, что подросток всегда сидит на этом месте и моментально успокаивается, когда туда садится. Действительно, в дальнейшем поездка прошла без сучка и без задоринки.

Задоринка – замечательная абстракция, символически отражающая затруднения или препятствия на пути к цели. Ну, вы и сами это знаете. А вот у аутистов символизация и абстрактное мышление не развиты либо сильно ограничены. Множество абстрактных выражений, метафоры, пословицы аутистам непонятны.

Во время одной из встреч я с воодушевлением говорю подростку-аутисту с хорошим интеллектом, что наша беседа идёт как по маслу. Он с удивлением начинает оглядываться в поиске масла и не понимает, как по нему беседа может идти.

Я уже не говорю о выражениях: «Вот такая картина маслом» или «масло масляное», «если не подмажешь, не поедешь». Такие выражения и метафоры непонятны аутистам. Они мыслят очень конкретно.

Некоторые аутисты проявляют гениальные способности в определённых областях знаний (география, астрономия, музыка, архитектура и даже животноводство). Но в остальном они – не приспособленные к жизни инвалиды. Некоторых из них называют гениальными идиотами (savant – французское общепринятое выражение). В кинематографе немало художественных фильмов об аутистах. Те, кто видели фильм «Человек дождя» с Дастином Хоффманом в главной роли, могут оценить художественное воплощение одного из них. Фильм довольно печальный, но многие моменты вызывают улыбку. Прототипом главного героя послужил американский аутист Ким Пик. Он обладал необычайными общими познаниями, отличной зрительной памятью, и особенно запоминал исторические события. Он за 10 секунд прочитывал в книге два листа, отдельно правым и левым глазом, и запоминал с первого раза. Ким Пик постоянно удерживал в памяти примерно 12 тысяч книг – от слова до слова. Несмотря на это, он был умственно отсталым и нуждался в постоянной помощи отца.

Дастин Хоффман – лауреат премии «Оскар» за фильм “Человек дождя”. Он выразился о Пике: «Может быть, я звезда, но ты – небеса».

Действительно, некоторые особенности гениальных аутистов делают их необычайно привлекательными для окружающих. Некоторые аутисты могут запомнить книгу от точки до точки, или запомнить местность во всех подробностях и воспроизвести во всех деталях. Энциклопедические знания запечатлеваются у них в голове, как фото, как программка, которую заложили в компьютер. Аутист неоднократно и точно может воспроизвести содержание книги, но не понимает, для чего это нужно, и где он это может использовать. Оставь такого человека одного в незнакомом ему месте – он впадает в панику. Он не знает, как применить то, что он сфотографировал мозгом. Он не может выбрать из информации, сфотографированной его мозгом, рациональные сведения, которые необходимы для приспособления к действительности.

Однажды я спросил у подростка-аутиста: «Что такое сердце?» Он дал определение точно, как прочитал в энциклопедии: «Сердце — это насос, находящийся в середине груди между лёгкими, который предназначен для нагнетания крови в сосудистую систему всего тела». При этом он показал себе на грудь спереди. Тогда я спросил: «А если посмотреть сзади, со спины. Где находится сердце?» Подросток ответил сразу, что сзади сердца нет. И вновь показал на грудь спереди. Я не успокаивался и спросил, почему иногда говорят о человеке, что он бессердечный? «А что ты думаешь об этом выражении?» Подросток выглядел ошарашенным, не смог ответить, начал злиться и потребовал прекратить встречу.

Другая девочка лет 12 – в этом возрасте мной впервые была диагностирована, как страдающая от аутизма. Мать была шокирована диагнозом и потребовала дополнительного мнения другого психиатра. На встрече мой коллега в её присутствии подтвердил диагноз и сообщил родителям, что дети с такими проблемами являются инвалидами, и им положены от государства все привилегии, связанные с этим страданием.

Большинство родителей детей-аутистов, когда им сообщают о диагнозе «аутизм», не соглашаются и даже возмущаются, что их ребёнку поставили неправильный диагноз. Требуется время, чтобы снизить стресс родителей и действительно помочь им справиться с шоком. Так было и в данном случае. Через неделю мама вернулась с девочкой и с возмущением заявила, что дочка не аутистка, так как очень расстроилась, когда её назвали инвалидом. Весь день девочка утверждала, что она не инвалид. В данной ситуации я предложил поговорить с девочкой в присутствии матери. Я просто спросил: «Кто такой инвалид?». Она ответила моментально, что инвалиды ездят на инвалидных креслах, поэтому она не инвалид. Мать пояснила, что в последнем месяце по телевизору постоянно показывают инвалидов, которые на инвалидных креслах приезжают в парламент с требованиями улучшить их существование. Я спросил у девочки: а что она думает о слепых людях? Они, по её мнению, являются инвалидами или нет? Девочка моментально ответила, что слепые – не инвалиды, так как не ездят в инвалидных колясках. Так мне удалось объяснить матери, что тревога и возмущение её дочери связаны с тем, что та находится в узких рамках своего стереотипного представления и не может смириться с другой реальностью, реальностью настоящей и разнообразной. Это и оказывается одним из признаков её аутизма.

Девочка продолжила у меня наблюдаться. Спустя несколько лет, когда мать уже не сомневалась, что её дочь аутистка, вдруг прибежала напуганная. Она рассказала, что её 16-летняя дочь пыталась вступить в сексуальный контакт с 14-летним братом. Перед этим девушка-аутистка случайно в интернете увидела сексуальную сцену. Что-то её очень привлекло в том, что увидела, и она моментально попыталась испробовать увиденное на практике.

Я вспоминаю одну сцену из фильма «Человек дождя», когда главный герой-аутист выигрывает для брата в казино большую сумму денег. У него была гениальная способность каким-то образом просчитывать карты. Брат и его подруга радуются неожиданной удаче, а человек дождя не проявляет никаких эмоций. Более того, когда он с подругой брата поднимается в лифте в номер, она просит человека дождя закрыть глаза и целует его в губы. Человек дождя стоит, как истукан. Тогда подруга спрашивает, а что он чувствует? Аутист сразу отвечает: «Мокро». Робот. Нет эмоций. Не понимает, что такое радость, не понимает, что такое горе. Метафоры и юмор ему непонятны, как непонятны чувства другого человека. Мораль и этикет не приобретены. Любое отклонение от привычной рутины вызывает, тревогу, панику. Так, человек дождя боится лететь на самолёте, боится и бьётся в панике, когда его брат включает кран горячей воды в ванной.

Режиссер фильма добавил от себя логики и примитивными словами аутиста дал понять, почему он боится горячей воды. Когда его младшему брату было два года, человек дождя почти обжёг его горячей водой. Родители на него накричали и отдали в лечебный интернат, где человек дождя и находился всю оставшуюся жизнь. С тех пор он реагирует паникой, когда включают кран горячей воды.

В кино всё выстраивается под руководством режиссера. А в жизни даже самые близкие часто не могут понять причину тревоги и паники аутиста. Лечение таких детей заключается в развитии и расширении у них социальных навыков. Аутистам лучше находиться в специальных школах, с обученными в этой области педагогами. Аутисты не понимают юмора, и он нередко их раздражает. Поэтому я не пытаюсь использовать юмор при их лечении. Но родители детей-аутистов нуждаются в поддержке и эмоциональном сопровождении в течении всей жизни.

Следует учесть незначительную группу детей, которые не являются аутистами, но проявляют выраженную неуклюжесть в общении. Их эмоциональное развитие относится к более раннему возрасту, они психологически не гибкие, и упрямцы, мыслящие конкретно. Не понимают шуток и с трудом взаимодействуют со сверстниками; и часто оказываются жертвами детского бойкота. Частенько такие дети раздражают родителей своей непонятливостью и упрямством. Родители обращаются к психиатру или психологу за помощью. Психологическая помощь в таких случаях направлена больше на родителей. От родителей требуется прежде всего терпимость. Ребёнок ничего не делает специально. Нужно найти к нему подходы и постепенно улучшить его умения общаться со сверстниками. Что называется: социальный тренинг.

Для примера: одна из моих подопечных по имени Дана жаловалась, что одноклассницы устроили ей бойкот. Причиной бойкота была её жалоба классной руководительнице на девочек, которые слушают недозволенные песни. Девочка училась в религиозной школе, где строго следили, чтобы ученицы не слушали светские песни. Но и там, в религиозных школах для подростков, в этом возрасте запретный плод приятен. Некоторые девочки собирались группами в укромных уголках школы и втихаря слушали эти самые запретные песенки.

Дана на приёме рыдала: «Как они не понимают, что я права? Ведь учительница просила не слушать такие песни. Она же объяснила, что это грех». Трудно мне было объяснить девочке, что жизнь становится интересней, когда ты немножко съезжаешь с правил и выскакиваешь из рутины, когда ты открыт для неожиданностей и некоторого риска. Как говорится, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Те же, кто жестко следуют правилам, больше страдают от проблем общения. Иногда надо пользоваться нашим «внутренним ребёнком» для расслабления и удовлетворения эмоциональных потребностей.

                        Леди с собачкой

Детские психиатры в Израиле в дефиците. Поэтому у каждого из них имеется дополнительная работа в больничных кассах и в разных специальных учреждениях. Я также не избежал этой участи, поэтому после окончания основной работы в государственной поликлинике, по вечерам, работал в одной из больничных касс Израиля. В каждом месте есть свои особенности. В больничной кассе от меня ждут прежде всего работы психиатра. Давай таблеточки – и побольше. Этому, с нарушениями поведения, пропиши успокаивающие таблетки, а другому – средства от тревоги или депрессии. На психотерапию нуждающихся в этом я направляю к психологу, социальному работнику или другому специалисту, получившему разрешение заниматься психологическими методами лечения. Многолетнее использование мной психотерапии во многих случаях даже за несколько коротких встреч позволяет помочь пациенту психологически преодолеть его проблему.

На одну из встреч приходит женщина лет 45 с дочкой, которая выглядит лет на 16. Почти сформировавшаяся леди. Две дамы очень яркие, ухоженные, с пышными чёрными до смоли волосами. У девушки густые, объёмные волосы спадают на плечи. Во взгляде обеих дам угадываются признаки интеллекта, а поведение на приёме отражает их хорошие светские манеры. Обе дамы носят очки с качественными роговыми оправами, очень соответствующие их внешности. Я тоже ношу очки, и этот факт мне часто помогает начать беседу. Конечно, не в тех случаях, когда пациент явно страдает, и юмор неуместен.

В данном случае интуиция подсказывала, что да, таки можно отойти от стандартов. Вот примерно так: «Я вижу необычное единство в комнате. Все очкарики. Ну что ж, вы хорошо видите меня, а я вас. Значит, глаза настроены. Теперь я настраиваю свой слух и готов воспринимать всё, что вы хотите мне сообщить. Кто хочет начать? Молодая леди или её мама?» Девушка несколько смущена, лёгкий румянец появляется на её щеках. Она предлагает маме рассказать историю проблемы. Мама явно выявляет готовность помочь и объясняет, что её дочь стесняется. Я не спешу обозначить свою власть. Мне важна «химия» с девушкой-подростком. С непринуждённостью в голосе я обращаю внимание на приятный румянец девушки и объявляю: “Стесняться не стыдно. Ты очень приятно стесняешься, и можешь продолжать стесняться. Я тоже стесняюсь. Ведь мы встречаемся в первый раз. Я думаю, что я приятный человек, и мы постепенно найдём общий язык. Может, ты думала, что встретишь в моём лице монстра. Так иногда думают о психиатрах. Так вот – я один из них”. При этих словах легкая улыбка разлилась на моём лице.

Вступление в данном случае неплохо сработало, и девушка расслабилась, в глазах засверкали искорки любопытства. В этот момент я дал отмашку маме начать рассказывать о причине их визита ко мне. При этом добавил, что молодая леди может в любой момент продолжить или добавить от себя всё, что посчитает нужным.

Мама с возмущением стала рассказывать: “На мою дочь напала собака. С тех пор дочка боится выходить на улицу и страдает от нарушения сна”. Юная леди тут же начала вмешиваться в рассказ матери. Я незаметно перевёл беседу на девушку, так что мама уже выступала в роли театрального суфлёра.

Девушка оказалась отличным рассказчиком. Она с эмоциональным возбуждением начала выпаливать свою историю, как будто за ней кто-то гонится, и она может не успеть сообщить важные сведения: «Я, как обычно, с нашей маленькой собакой породы пинчер, вышла на прогулку. Собака сама выбирает привычный маршрут. Мы проходили возле соседнего дома, и вдруг из подворотни с лаем выбежала большая чёрная собака. Она прямиком кинулась на моего пинчера. Я рефлекторно отдёрнула поводок и моментально взяла свою собачку на руки, подняла вверх и прижала к груди. Но чёрный кобель не отставал и набросился на меня, пытаясь достать до моей собаки. Он царапал и кусал мне руки». Девушка эмоционально вытянула руки, показывая следы от прежних глубоких царапин. «Я не знала, что делать, и продолжала защищать свою собачку. Борьба продолжалась минут пять и показалась мне вечностью. Я начала кричать. Хорошо, что в это время проходил какой-то мужчина. Он тут же отогнал чёрную собаку. Собака с лаем скрылась в ближнем подъезде дома, где я проходила со своей маленькой собачкой».

В этот момент с нетерпением и с возмущением ворвалась в беседу мама: “Ужасные хозяева собак. Выпускают их без присмотра на улицу. Как будто закона не существует. Они остаются безнаказанными. А моя дочь теперь боится выйти на улицу, пугается любого звука, напоминающего лай собаки. У неё нарушился сон”.

В душе я понимал возмущённую реакцию мамы. Но мне был важен эмоциональный контакт с девушкой. Я предложил ей побеседовать наедине, без мамы. Но девушка объявила, что они с мамой в хороших отношениях, и ей от мамы скрывать нечего. Итак, беседа с девушкой продолжилась в присутствии мамы, и как оказалось, это не помешало.

Кстати, о собаках. В том поселении, где я живу, собак также выпускают без присмотра. Они не только мешают свободно гулять по поселению, но и улицы нередко заминированы их фекалиями. Я помню немало случаев, когда большие собаки подбегали ко мне во время прогулки, с любопытством начинали обнюхивать и путались у меня в ногах. То ли они меня воспринимают как потенциального сексуального партнёра, то ли просто хотят со мной поиграть. А некоторые мелкие, гавкая, преследуют и пытаются укусить за пятки.

Я неоднократно слышал от добропорядочных хозяев, отпустивших собак: «Не бойтесь, она добрая, она не кусается». Однажды, возмущаясь, я не сдержался и в такой же манере обратился к хозяйке собаки: «Я тоже добрый, можно я вас обнюхаю и поиграю с вашей юбочкой». Дама ошалевшим взглядом посмотрела на меня. Видимо, опознала во мне психиатра. Она тут же прицепила к ошейнику собаки поводок, который держала в руке, и быстро ретировалась…

Пока я примерял на себя то, что произошло с девушкой, её глаза наполнились слезами обиды. Она эмоционально начала выпаливать: “На следующий день я видела эту собаку в окне соседнего дома. Это точно та собака, и я не могла спутать”. Мама с возмущением продолжила повествование: «Мы с мужем пошли выяснять отношения с хозяевами собаки. Они нас приняли в штыки, возмущаясь, что мы ворвались без спроса в их частную жизнь. Они даже не пытались отрицать, что отпускали чёрную собаку, которую друзья им дали на временное содержание, пока уезжали в отпуск. К тому же добавили, что их друзья, то есть хозяева собаки, живут в кибуце и свободно отпускают её гулять по кибуцу для отправления нужд. Так они рекомендовали поступать и здесь, в городе. Но я возмутилась, что собака напала на нашу дочь и поранила её. В тот же момент временная хозяйка чёрной собаки начала орать. Вроде: пусть ваша дочь не сочиняет, что эта собака напала на неё. Собака добрая и не бросается на людей. Не о чём тут разговаривать, и тема закрыта. Мы попытались выяснить, привита ли собака, что вызвало настоящий гнев хозяйки. Хозяйка бросила в лицо обвинения: “Ещё не доказано, что эта собака напала на вашу дочь, и нечего тут искать виновных”. С этого момента временная хозяйка собаки перешла на отборный сленг, который включал массу ругательств».

Возмущение переполняло маму девушки во время нашей встречи из-за чувства несправедливости, которое она ощущала вместе с дочерью. Так проявлялось их бессилие перед необузданной наглостью. Тем не менее, мама девушки заявила содержательнице чёрной собаки: “Мы обратимся в полицию. У нас имеются свидетели произошедшего, которые и показали вашу квартиру”. Родители, не удовлетворённые и с чувством ущемлённой гордости, покинули квартиру временных хозяев собаки.

“Мы действительно обратились в полицию, надеясь восстановить справедливость. Но это если и произойдёт, то неизвестно когда. А наша дочка сейчас реально страдает и нуждается в срочной психологической помощи”.

Рассказ матери только усилил обиду девушки, а слёзы, наполнившие её глаза, как кристаллики, играли в свете лампы. Так хочется посострадать в такую минуту, успокоить её нужными словами. Ведь моя задача ей помочь. В то же время я знаю, что идентификация с чувствами девушки только усилит её ощущение обиды. Моя же задача гораздо более сложная. Сочувствие – важная составляющая в посттравматической ситуации, но при этом также моя задача – разбить её чувство несчастности, несправедливости, сломать фиксацию на травме. Вместо простого сострадания нужно вселить чувство уверенности и способности преодолеть травматические переживания. При травме может быть физическое повреждение тела и мозга, которое влияет на поведение и ощущения человека после травмы. В случае этой девушки физические повреждения были минимальными и полностью обратимыми. Никаких физических повреждений мозга не было вообще. Что же приводит к страху и фиксации на нём?

Наука быстро продвигается. Сейчас уже знают определённые места в мозге, которые вовлечены в посттравматический процесс. А чем это нам может помочь в процессе лечения? Если сказать правду, то немногим. Представьте, что я объясню девушке и её маме, что у молодой леди возник очаг возбуждения в районе амигдали. Ну и что? Что с этим можно делать? Кушать с маслом? Или пойти в магазин и купить новую, неповреждённую амигдалю? Мне же надо как-то ей помочь. Я перед собой вижу глаза, полные слёз, – слёз, которые не портят внешность девушки, а наоборот, украшают её. Ну что ж, попробуем это использовать.

С мягкой улыбкой на лице обращаюсь к юной леди и подмечаю: “У тебя прекрасные слёзки-хрусталики. Они прозрачны, как родниковая вода. Я предлагаю тебе на несколько секунд придержать слёзки, пока я сбегаю за кувшином для сбора чарующего нектара”. Представляете смех сквозь слёзы. Девушка звонко рассмеялась, изящно растирая слезы по разрумяненным щёчкам. Секундочка удовольствия, маленькая победа над обидой и отчаянием.

Я стараюсь усилить эффект победы, используя положительные свойства характера девушки и  продолжаю: «Как же это произошло, что какая-то чёрная собака напала на леди с такими прекрасными слёзками? Какая-то чёрная собака напугала её, не даёт ей выйти на улицу, пугает страшилками по ночам. Надо срочно расправиться с этой ужасной собакой». Девушка уже расслабилась, и мама её так же улыбается. И это замечательно. Нередко любящие родители, оберегая своего ребёнка со всей силой, неумышленно превращают его в беспомощную жертву, нуждающуюся в защите. Ребёнок как бы возвращается в более детский возраст, становится более зависимым от окружающих.

Словно в подтверждение моих слов, мама девушки рассказывает: “Моя дочка отказывается одна выходить на улицу. По утрам один из родителей провожает её в школу, она перестала ходить в магазины без сопровождения. А ведь до травмы дочка была обычным подростком, не проявляла особых страхов ни в младшем возрасте, ни в последующие годы. Она всегда среди лучших учеников в школе и в центре внимания друзей, достаточно инициативная и уверенная в себе девочка. Мы не знаем, что делать. Уже два месяца после травмы, а её душевное состояние не улучшается. Пришлось обратиться к вам. Мы слышали о вас хорошие отзывы». В ответ я продолжил с юмором: «Вы правы. У меня есть хорошие знакомства в магазинах, где продают уверенность в себе. Останется только её купить, вставить в душу, и всё будет в порядке. Страхи всех чёрных собак улетучатся сами собой».

Моя шутка пришлась девушке по вкусу. Слёзы в её глазах уже подсохли, и вместо них вспыхнули искорки любопытства. Что это доктор сочиняет? Я же продолжил расспрашивать девушку о атаковавшей её чёрной собаке и о происшествии во всех подробностях. Любая мелкая деталь может пригодиться. Между делом девушка рассказала, что в школе у неё всё в порядке, и она даже забывает о травме. Кроме того, она иногда работает как бебиситер (смотрит за ребёнком) и тем самым зарабатывает себе небольшие деньги на удовольствия. Я поинтересовался, а была ли она бебиситером в последние два месяца. Юная леди с гордостью сообщила, что она любит возиться с ребёнком и, конечно же, примерно раз в неделю она присматривала за соседским мальчиком. Я с удивлением в голосе заметил, что с ребёнком надо выходить гулять. Девушка уверенно сообщила, что регулярно выходит с ребёнком немного погулять. Я продолжал своими вопросами копать в нужном направлении. Настало время спросить о главном: что она будет делать, если во время прогулки с ребёнком на неё нападёт чёрная собака? Девушка дерзко и с напором в голосе заявила, что разорвёт собаку, что не позволит даже на сантиметр приблизиться к ребёнку. Я почувствовал, что мы пришли к апогею, наступила критическая точка в её фантазии, когда страх подавляется силой духа. На самом деле опасная ситуация была в момент нападения собаки, а в последующем опасность преобразовалась в фантазию страха. В фантазии девушки чёрная невоспитанная собака превратилась в чудовище, которое угрожает ей дома и на улице, и она постоянно об этом думает.

Помните «собаку Баскервилей» Конан Дойля? Вы думаете, что это было на самом деле? Быть может, но скорее просто талантливый автор погружает ваше воображение в ощущение реальности. Вы, как во сне, верите, что это происходит на самом деле. Если читатель или слушатель – ребёнок или чувствительный человек, и если это тёмный вечер, и вы находитесь один в доме, то прочитанное вами действительно превращается в реальность, и вы ждёте, что вот сейчас выскочит эта собака-чудовище из-под кровати, из ванной, из тёмного угла – и растерзает вас на части. В завывании ветра вам может показаться, будто вы слышите её угрожающий вой. Фантазия – и реальность. Чем меньше ребёнок, чем труднее ему различить, где фантазия, а где реальность. С возрастом мы учимся различать, но всё же нередко попадаем в сети фантазии. Фантазии являются неотъемлемой составляющей наших мыслей и действий. Планирование будущих событий в нашей жизни не обходится без фантазий. Тема фантазии в её разнообразии описана во многих научных и популярных книгах.

В данном случае я привожу пример возникшей посттравматической фантазии. При этом травмирующая реальность приводит к формированию пугающей фантазии, которая повлияла на реальные события и поведение девушки. Травмирующая фантазия начинает фиксироваться в сознании человека, перенёсшего травму, и способна влиять и даже управлять реальностью. Чем больше по времени длится процесс фиксации на травматических обстоятельствах, тем сложнее преодолеть травму при лечении и вернуться к предыдущей, здоровой реальности. Моя задача как психотерапевта – сформировать новую фантазию, фантазию силы духа. При этом пугающая сущность собаки должна значительно уменьшиться. Тогда не собака, а девушка становится хозяином положения. Она легко может победить чёрную собаку. Новой сильной фантазией девушка начинает подавлять пугающие фантазии. В реальности она будет чувствовать себя также способной вернуться к её обычному образу жизни. Такой процесс превращения фантазии пугающей в фантазию силы реально происходил на нашей встрече.

Девушка не заметила такого превращения, поэтому я сознательно обратил её внимание на этот факт: “Сначала ты защитила свою собачку, а теперь показываешь свою истинную смелость и готова броситься защищать младенца. И после этого ты мне хочешь сказать, что боишься чёрной собаки? Во время нашей беседы ты уже дважды её победила”. Я продолжаю наращивать свои целебные умения и утверждаю: «Целый час пыталась меня убедить, что ты слабая. При этом ручьями пускала слёзы, злилась на какую-то ничтожную собаку и её бескультурных хозяев, а оказывается – ты готова разорвать чёрное чудовище, защищая младенца». Я с юмором добавляю: «Хоть бы пожалела бедную чёрную собаку. У неё от твоих слов уже черная шерсть от страха, наверное, дыбом встала». Девушка весело рассмеялась и продолжила развивать победные фантазии: «Да уж пусть только попадётся мне на дороге, тогда увидим, кто кого».

В это время в коридоре поликлиники или в соседнем кабинете заплакал младенец. Я тут же использовал эту ситуацию: «Ну что, похвасталась и хватит. Слышишь, ребёнок плачет. На него, наверняка, напала чёрная собака. Ты должна его защитить». Девушка сделала движение в сторону двери с тем, чтобы доказать свою готовность защитить младенца. В это время младенец замолчал. Я со смехом остановил девушку и снова с юмором добавил: “Ты должна поубавить прыть. Так ты можешь зашибить собаку. А она всё же живая». Юмор хорошо вписался в процесс нашей встречи. Мама девочки, присутствующая на встрече, сидела несколько ошеломлённая, но явно довольная происходящим.

В конечном итоге юмор полился со всех сторон. Наша встреча для мамы и её дочки оказалась неожиданной и необычной. Мы вдоволь нашутились, насмеялись, и разошлись с чувством взаимного удовлетворения. Напоследок я сообщил, что юная леди очень милая и сильная духом девушка. Она уже готова к преодолению, и возможно, уже не нуждается ни в какой помощи. Но если всё же захочет поюморить насчёт чёрной собаки, то можно встретиться ещё.

Через несколько недель я случайно встретил маму девочки в магазине. Она с гордостью сообщила, что у дочки всё в порядке, и наша встреча ей очень помогла. В данном случае очень короткое психологическое вмешательство принесло хорошие результаты.

Комментарии

  1. “Записки детского психотерапевта” не только просвещают относительно профессии, но могут и врачевать, поскольку написаны живо и убедительно. Категории эстетики “юмор”, “комическое” предстают легкой артиллерией умелого доктора. Концептуально.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *