Котик
Главы из повести
Кидалово
Райончик выглядел так себе: бетонные коробки панельных домов были сплошь покрыты кривыми строчками с вязью, то ли на иврите, то ли по-арабски – Котик не разбирался, – нанесенными черной краской из баллончика, большинство окон наслепо затянуты серыми бельмами ставней. В просвете впереди Котик увидел что-то белое, возможно – торговый центр, и двинулся туда. Шел он не очень уверенно, оглядываясь по сторонам. Кругом никого не было, но ощущение себя мишенью не покидало его.
Сбоку появился невысокий задубелый мужчина в сандалиях на босу ногу, светлой свободной одежде и белой шапочке, плотно надвинутой на седую голову. Его смуглое морщинистое лицо было окаймлено белой щетиной, а небольшие хитрые глаза светились одновременно мудростью и приветливостью. Так должен выглядеть старик Хоттабыч, которому зачем-то сбрили бороду, но она уже почти отросла.
«Волшебник» подошел ближе и что-то спросил на своем языке.
— I am sorry… — виновато ответил Котик по-английски и развел руками.
— Я могу вам помочь? — тоже по-английски, с сильным акцентом переспросил собеседник.
— Вы знаете, я ищу магазин, где крем с Мертвого моря можно купить… — попробовал объяснить Котик. — Мне сказали, это здесь.
— А-а… — протянул собеседник, — это вы не там вышли из автобуса. Вам надо вот туда, — он махнул рукой вперед. — Я вас провожу.
— Спасибо, — кивнул Котик, — я теперь и сам дойду.
Хоттабыч взглянул на него как на неразумного котенка и повторил:
— Я вас провожу.
Он неспешно пошел по тротуару, Котик двинулся чуть позади.
— Вы откуда? — спросил старец, не оборачиваясь.
— Из Швеции, — ответил Котик.
— Швеция? Это там, где снег?
— Ну да, там зимой снег, а летом снега нет.
— Вольво! — выпалил вдруг Хоттабыч.
— Что? — переспросил наш герой, которому послышалось: «Волька!»
— Вольво, — пояснил тот, — в Швеции делают вольво. Хорошая машина.
— Ах да, — кивнул Котик.
Они прошли еще немного и повернули направо на большую улицу.
— Вот здесь, — Хоттабыч указал на небольшой магазинчик на первом этаже пятиэтажного дома.
— Спасибо, — поблагодарил Котик и зашел в магазин.
Там действительно продавали всякие кремы, масла и прочие средства для ухода за кожей. Внутри стоял густой и тягучий запах, чуть с гнильцой, но приятный, а не тот отвратительно сладкий дух розового масла, ненавидимый прокуратором Иудеи — запах, который часто висит в отделах косметики. Продавщица оказалась мастером своего дела, и когда Котик снова вышел на улицу с небольшим картонным пакетом в руке, его банковский счет оскудел на две тысячи крон. Проклиная себя за доверчивость и неспособность устоять против маркетинга, он наткнулся на все того же Хоттабыча, который его явно ждал.
— Хорошие покупки? — старец ткнул темным пальцем в пакет.
— Да, спасибо!
— Это хорошо! — Хоттабыч, похоже, ожидал от него чего-то.
— Да, спасибо… — повторил Котик, не очень понимая, что происходит.
И вдруг его осенило — тот ждет от него благодарности за указание дороги. Надо дать ему несколько шекелей. Котик уже было полез в карман, но понял, что не сможет просто протянуть монетку этому философу с мудрым и хитрым взглядом.
— А давайте… мы куда-нибудь зайдем и обмоем покупку, — предложил он и спешно добавил: — Я приглашаю.
Котик осмотрелся в поисках чего-нибудь подходящего, но ничего не увидел и беспомощно развел руками.
— Спасибо, — ответил Хоттабыч. — Пойдем, я покажу.
Он направился в проход между домами. Котик неохотно пошел следом, уже сожалея, что не откупился просто монеткой. Вдруг он сообразил, что его предложение обмыть может звучать странно или даже оскорбительно для мусульманина.
— Извините, — сказал он, — если вы не пьете вина, можно кофе… Или просто деньгами.
Старец, не останавливаясь, склонил голову в благодарственном полупоклоне и начал расспрашивать про то, откуда гость, что он здесь делает, долго ли собирается быть. Котик рассказал про конференцию, про то, что сейчас гостит у друзей. Чуть попетляв между хаотично стоящими домами, они вышли на тихую улицу, где в полуподвальном помещении располагалось то ли кафе, то ли бар с названием вязью и логотипом пепси-колы.
— Здесь! — произнес Хоттабыч и вошел внутрь.
Оглянувшись по сторонам, Котик последовал за ним. Место оказалось на удивление уютным: в густых сумерках в глаза бросалась подсвеченная стеклянная полка с разнообразными бутылками, а в глубине помещения под неярким торшером на мягком диване сидели две девицы, поджав голые ноги. Хоттабыч уселся на высокий табурет перед барной стойкой и махнул Котику. Тот тоже взобрался на неудобную жердочку.
— Что вы обычно пьете в Швеции? — спросил старец и громогласно объявил по-английски: — Это наш гость из Швеции, здесь впервые.
— Водку… — не очень уверенно ответил Котик.
— Тогда водку, — глаза старика блеснули из-под белых бровей.
Барменша, плотная невысокая женщина, выставила перед ними по запотевшей рюмке.
— За удачные покупки! — поднял рюмку Котик.
Хоттабыч в ответ поднял свою и лихо выпил. Котик тоже опрокинул. Водка была холодная, но, видимо, не очень хорошая — немного отдавала сивухой. В голове зашумело.
— Ты мой гость, — торжественно объявил Хоттабыч, — и теперь я тебя угощаю!
— Лучший виски гостю! — обратился он к барменше.
Перед ними появились стаканы, на два пальца наполненные вязкой желтоватой жидкостью. Виски Котик никогда не любил, но не отказываться же. Через силу он выпил теплый и противный алкоголь.
— Спасибо! — сказал он и посмотрел на часы. — Спасибо, я пойду, у меня встреча.
— Подожди, я скоро, — Хоттабыч соскользнул с табурета и ушел вглубь помещения.
Котик стал терпеливо рассматривать бутылки на полке.
— Привет! Так откуда ты, говоришь? — рядом облокотилась на стойку одна из тех девиц, что сидели в углу.
— Из Швеции, но вообще-то я русский.
— О, русский, класс! — девица перешла на русский, говорила она почти без акцента: — За Россию!
На стойке перед ними теперь стояли два бокала шампанского. Девица взяла один бокал и легонько ткнула им в другой, глухо звякнув стеклом.
— Пей! За Россию! — велела она.
Котик выпил кислое шампанское и попытался рассмотреть собеседницу, качавшуюся в тумане поблизости. Странное дело, телом она была совсем девочкой, а на лицо — старуха старухой.
— Тебе сколько лет? — совершенно невежливо спросил он.
— Не бойся, — засмеялась она, — девятнадцать. А тебя как зовут?
— Игорь.
— А я Мария. Развлечемся, Игорь? Не пожалеешь!
Котик тряхнул головой — туман развеялся. Перед ним стояла просто смазливая сильно накрашенная девчонка, чуть прикрытая обтягивающим топиком и слишком короткими шортами-трусами.
— Нет, — решительно ответил он, вставая. — Сколько с меня?
Барменша пощелкала кнопками машинки, та зажужжала и затяжным плевком вытолкнула длинную узкую распечатку. Посмотрев на выложенную перед ним бумажку, Котик подскочил — там было что-то около семисот шекелей. Он всмотрелся повнимательнее: водка, два по сорок — ну ладно, фиг с ним, он угощал этого Хоттабыча; дальше шел виски — два по восемьдесят три…
— Вы ошиблись, — вежливо сказал он, — виски не я покупал, это тот джентльмен меня угощал.
— Какой джентльмен? — деланно удивилась барменша. — Вы брали две порции виски, вот стаканы, — она приподняла два пустых стакана.
Котик растерянно посмотрел на девицу, та пожала плечами и подмигнула.
— Ну, джентльмен пожилой, он вон туда пошел, в туалет.
— Не знаю, — барменша отошла в сторону.
Котик всмотрелся в бумажку:
— А это что? Четыреста шекелей!
— Шампанское, — ответила барменша.
Она положила перед ним меню и ткнула пальцем. Котик, с трудом фокусируя взгляд, вчитался: «Вдова Клико», 420 шекелей за бутылку.
— «Вдова Клико»? — выпрямился он.
Барменша поставила перед ним полупустую бутылку, на обшарпанной желтой этикетке которой действительно была написана фамилия знаменитой вдовы.
— Какая бутылка? Там два бокала всего. И вообще, я не знал, что это Клико…
— Вы заказали вдову Клико, я открыла бутылку, надо платить за всю бутылку.
— Я могу допить, — встряла девица Мария. — Там осталось, не пропадать же.
Барменша наполнила оба бокала. Мария медленно тянула прозрачное золото, простроченное струйками мелких пузырьков, из высокого узкого бокала. Котик пить не стал. Он растерянно осмотрелся. Хоттабыча не было, наверняка он давно смылся через запасной выход. У закрытой двери стоял, набычившись и исподлобья глядя на него, коренастый качок с могучими бицепсами. И больше никого. Деваться, похоже, некуда. Он вытащил кошелек и раскрыл его под стойкой бара, загородив плечом от девицы. Там были две крупные купюры, по двести и сто шекелей, и всякая мелочь. Он вытащил кредитную карточку и показал барменше.
— Карточки не принимаем! — покачала она головой.
— У меня только четыреста двадцать шекелей, больше нет, — сказал он и улыбнулся, — только на шампанское.
Барменша о чем-то перемолвилась с качком.
— Давай сюда эти деньги, — велела она, — и сходи к банкомату, Мария покажет. И оставь паспорт в залог.
— У меня нет с собой паспорта, — весело ответил Котик.
— Хорошо, Мария проводит тебя до банкомата, тут рядом, отдай остаток денег ей.
Она протянула ему не очень чистую ладонь. Котик положил туда всю наличку, что была в кошельке, и встал. Его чуть покачивало. Качок посторонился и открыл дверь.
— Направо, — сказала Мария, оказавшаяся рядом с ним на улице.
Котик послушно повернул, куда было сказано. Посмотрев назад, он увидел, что бар наглухо закрыт.
— Слушай, а зачем ты этим занимаешься? — спросил он.
— Вот только не надо на совесть давить, да? — с вызовом ответила девушка.
Они вышли ну улицу побольше. Слева приближался автобус.
— Прыгай в автобус, — резко велела Мария, — через пять остановок будешь в центре. И вали назад в свою Швецию.
— А ты?
— А я скажу, что ты сбежал.
— Я не про то.
— А я про то. Чао!
Она развернулась и быстро пошла назад, а Котик рванул к остановке, куда уже подкатывал автобус.
Шмон
Самолеты из Тель-Авива в Европу летают ночью. Может, не все и не всегда, но тот, на котором должен быть покинуть страну Котик, отправлялся почти в четыре часа утра. На табло были и другие рейсы, вылетающие между тремя и пятью часами. Наверняка это не случайно. Действительно, было бы совсем странно без особой причины доставлять неудобство тысячам, даже миллионам пассажиров, для которых ночь вылетает напрочь. Котик вяло размышлял над этим, борясь одновременно с тяжестью в глазах и шумом в голове.
Накануне он провел вечер в каком-то невероятно шумном ретро-баре, расположенном на старом пирсе, где грохочущие диско-хиты времен их далекой молодости вызывали приступы ностальгии и смутных отрывочных воспоминаний. Разговоров почти не было, зато пили много и разнообразно, из еды же обнаружились только какие-то невразумительные крекеры, да и те быстро исчезли. Ближе к полуночи Котик чувствовал себя не очень уверенно, все время клонило в сон, но лишь в начале первого решился на вызов такси.
Вскоре Котик остался один в полупустом зале. До посадки два часа, спать негде, да и не стоит — лучше загрузиться в самолет и отключиться уже там. И он стал думать, какая причина вынуждает делать столь необычное расписание перелетов. Решил: единственное, что оправдывает такое неудобство, это безопасность. Наверное, легче обеспечивать безопасность полетов, когда любой человек в окрестностях аэропорта в четыре часа утра рассматривается как потенциальная угроза.
Мысли поплыли, а голова начала заваливаться на плечо, когда его окликнули. Котик с трудом открыл глаза — перед ним стояла, сверкая черными и маслянистыми, как у ворона, глазами девушка с идеальной спортивной фигурой, которую не могла скрыть даже коричневая и мешковатая форма. На правом боку висел черный и неожиданно большой пистолет, на другом — наручники. На груди чуть наискосок была табличка, видимо с именем и званием, на нечитаемой вязи.
— Извините… — пробормотал Котик по-английски.
— По-английски говорите? — спросила девушка.
— Да.
— Документы и билет покажите, пожалуйста.
Котик вытащил из нагрудного кармана рубахи продолговатый посадочный талон и протянул девушке.
— Так, Копенгаген… — отметила она. — Паспорт.
Котик открыл рюкзак и запустил в него руку. Там в потайном кармашке, застегнутом на молнию, лежали два паспорта — шведский и российский, оба в кожаных обложках. Он вытащил оба, открыл первый — это оказался российский, затем второй, шведский. Его он протянул девушке, а первый спрятал назад в рюкзак. Она раскрыла паспорт, профессионально цепким взглядом сверила фотографию и прочитала информацию.
— Куда летите? — спросила она.
— Вы же только что смотрели мой посадочный талон. В Копенгаген.
— Я знаю, что вы летите в Копенгаген. С какой целью?
— Домой возвращаюсь.
— Что делали в Израиле?
— Участвовал в научной конференции.
— Где?
— В Иерусалиме.
— На какую тему конференция?
— Физика космоса.
— У вас шведский паспорт. А почему летите в Данию?
— Я живу в Лунде, это час поездом от Копенгагена, а от Стокгольма четыре часа.
— А что еще за документ вы убрали?
— Еще один паспорт.
— Какой?
— Российский.
— Так вы говорите по-русски? — спросила она на добротном русском языке, но с сильным акцентом.
— Говорю, — ответил он, и дальнейший разговор шел уже по-русски.
— Почему вы не показали мне русский паспорт?
— Вы спросили паспорт, я вам дал. В данный момент я являюсь гражданином Швеции, а мои прочие гражданства вас не должны волновать.
Никогда бы Котик не стал грубить официальному лицу при исполнении, но смесь напитков и бессонная ночь понизили порог контроля.
— Вы хотели обмануть меня и скрыть второе гражданство.
— Девушка, — скучно сказал Котик, — у меня два гражданства: шведское и российское. По правилам я являюсь шведом в Швеции и русским в России, а в любой третьей стране, в данном случае в Израиле, имею право выбрать, гражданином какой именно страны я являюсь в данный момент. И в данный момент я являюсь гражданином Швеции, в чем вы и можете убедиться. А второй паспорт совершенно ни при чем.
— Так… вы русский, но это от меня скрыли, а сами по шведскому паспорту летите в Данию… — медленно проговорила она, немигающе смотря на ошалевшего от такой логики героя.
Взгляд ее больше не походил на воронов глаз, маслянистость испарилась, и показалось сдвоенное дуло, готовое выстрелить. Это была машина-убийца в красивом девичьем теле, работающая на простейшей бинарной системе свой-чужой, как в доисторических племенах. Любой, кто не свой, по определению является чужим и подлежит либо физическому уничтожению, либо устранению, то есть просто вышвыриванию за пределы своей территории. Очевидно, не совсем стандартная ситуация с паспортами привела к идентификации Котика в глазах девушки как «не своего», то есть «чужого», а значит врага. Оставалось надеяться, что его судьба все же ограничится устранением, а не уничтожением. Пальцы ее правой руки, без колец, но с аккуратным коротким маникюром, медленно шевелились у бедра, как щупальца медузы, ожидая команды выхватить оружие, а мертвые черные глаза внимательно следили за Котиком, фиксируя точку посредине лба, готовые вогнать туда пол-обоймы. У замужних индийских женщин в этом месте располагается бинди, красная точка, для сохранения энергии шестой чакры. Котику же красная точка, а уж тем более дырка во лбу была не нужна.
— Пройдемте со мной! — жестко сказала она, что-то крикнула в рацию и кивнула головой — туда.
Котик вздохнул, вскинул на спину рюкзак, подхватил свой чемоданчик и пошел в указанном направлении. Стражница тяжело топала на шаг сзади и сбоку, вне зоны видимости.
— Сейчас налево! — повинуясь команде, Котик вошел в ничем не приметную дверь в серой стене и оказался в комнате без окон, ровно залитой искусственным светом. В дальнем углу тихо переговаривались два молодых парня в такой же коричневой форме. У стены стоял длинный металлический стол, а рядом пара стульев.
— Чемодан и рюкзак сюда! — велела девица.
Котик положил вещи на стол.
— Покажите ваш второй паспорт!
Котик достал и протянул ей российский документ.
— Еще паспорта, другие документы есть?
— Паспортов больше нет. Есть водительские права.
Она кивнула. Котик достал из кармана джинсов бумажник и вытащил карточку шведских водительских прав.
— Давайте сюда кошелек!
Котик безропотно дал. Она проверила все отделения, достала, кроме прав, кредитную карточку и не вытащенный перед поездкой абонемент в бассейн. Девушка подозвала одного из парней и передала ему все документы, что-то резко сказав на своем языке. Тот кивнул, с интересом взглянул на Котика, усмехнулся, вроде бы даже подмигнул, и вышел в соседнюю дверь.
— Садитесь! — она указала на один их стульев.
Котик сел. Стул был металлический, очень неудобный и, похоже, прикрепленный к полу. Девушка надела тонкие перчатки и принялась неспешно потрошить Котиково барахло. Она заинтересовалась было бумагами из рюкзака, но поняв, что это распечатки научных статей, отложила стопку в сторону. Вытащила из рюкзака и открыла лаптоп.
— Какой пароль? — спросила она.
— Дайте сюда, — встал Котик.
Охранница жестом усадила его и протянула компьютер. Котик вбил пароль и вернул лаптоп ей. Она немного повозилась там, неумело водя по тачпаду, чтобы Котик не видел экрана, отложила лаптоп в сторону и взялась за чемодан. Особенно тщательно она изучила пакет со скомканным грязным бельем.
— Багаж сдавали? — спросила она.
— Нет. Все с собой, — ответил Котик, елозя на стуле.
— Так, а это что? — на стол лег мешочек с кремами из грязи Мертвого моря.
— Крем. Мертвое море. Из магазина, даже не распечатан. Полностью соответствует этикетке. Там где-то и чек должен быть.
Она повертела тюбики в руках, спокойно сказала:
— Я это конфискую, — и отложила кремы в сторону.
— Как это? — изумился Котик. — Почему?
— Из соображений безопасности.
— Какая безопасность? — он вспомнил, во что ему обошелся этот крем, и начал заводиться: — Какая безопасность? Я знаю требования безопасности к провозу жидкостей: тут четыре тюбика, каждый по сто миллилитров, в прозрачном мешке.
— Это требования авиакомпаний, а у нас своя безопасность, — бесцветным голосом сообщил робот в форме.
— Да вы знаете, сколько это стоит?
— Безопасность дороже.
— Да вы мне просто-напросто мстите, что я засбоил вашу примитивную бинарную систему! — Котик вскочил.
— С-с-сидеть! — прошипела охранница, ее глаза сузились и снова стали живыми, но теперь в них горела искренняя ненависть. С каким наслаждением она бы сделала ему кровавую бинди во лбу, нужен только повод!
Да она просто фанатик — понял Котик и испугался. Он сел на неудобный стул и затих. Фанатичка вытащила из-под стола и стала заполнять какие-то бумаги. Котик сидел молча и пытался успокоиться. Выходить из себя тут явно не следовало.
Дверь отрылась, и вошел тот улыбчивый юноша, что унес Котиковы документы; следом в комнате появился невысокий седоватый мужчина лет пятидесяти, с крепким животиком, нависающим над широким ремнем, и пристальным взглядом неожиданно голубых глаз, поблескивающих веселым интересом. Документы были у него в руках. Он что-то раскатисто сказал фанатичке, она недовольно буркнула и отошла от стола, заваленного скомканными вещами. Они быстро вполголоса переговорили, и девица вышла, не удосужив Котика и мимолетным взглядом. Затем «старшой», как его назвал про себя Котик, протянул ему документы:
— Все в порядке, можете собирать свои вещи и идти.
Котик быстро пролистнул паспорта, покрутил карточки — вроде все было в порядке, и стал распихивать все это по нужным местам. Затем без особого порядка покидал в чемодан разбросанные вещи и потянулся за пакетом с кремами, отложенным в дальний конец стола вместе с заполненными бумагами.
— Извините, нет, — остановил его «старшой». — Это конфисковано.
Его тяжеловатые щеки обвисли, напоминая бульдожью морду, но взгляд казался дружелюбным.
— Но вы же сами сказали, что все проверили, все в порядке. Значит, и крем в порядке, опасности не представляет.
— Документы у вас действительно в порядке, — заскучал тот, — но сотрудник безопасности счел эти предметы потенциально представляющими опасность и принял решение изъять их. Это решение не обсуждается.
— Но вы же видите, она просто мстит мне, я ей немного… мм… невежливо ответил, о чем сожалею. Документы у меня действительно в порядке, придраться не получится, а тут можно запросто изъять крем, которых бешеных денег стоит, я же для мамы на заказ везу.
— Я сожалею, — эхом откликнулся бульдог, — но эти предметы конфискованы. Если хотите, я вам выдам протокол об изъятии.
— Зачем? — не понял Котик.
— Чтобы вы могли доказать, что предмет у вас был, но был конфискован службой безопасности аэропорта.
— Вы что, думаете, моей маме справка нужна вместо крема? Что мама и жена мне не поверят, когда я им расскажу про то, что здесь творится?
«Старшой» пожал плечами:
— Как хотите. Решение принято, предметы будут уничтожены, обсуждению не подлежит.
— Конечно, не подлежит, — распалялся от идиотизма ситуации Котик. — А то вам пришлось бы признать некомпетентность своих сотрудников.
Отвисшие щеки и живот втянулись, плечи под формой расправились, растянув грудь, глаза блеснули. Впрочем, уже через три секунды бульдог принял свою обычную форму: все-таки это был матерый боец, а не фанатичная девица — и негромко, но твердо сказал, даже скомандовал:
— Быстро собирайте свои вещи и идите, ваш самолет уже скоро. Хотите жаловаться — жалуйтесь. Можно через интернет, там есть форма заполнить. И постарайтесь больше нам не попадаться.
— Да уж не сомневайтесь, — невнятно бурчал себе под нос Котик, застегивая чемодан, — не попадусь. Я к вам больше вообще никогда больше не приеду!
Старшой проводил его до двери и выпустил в уже многолюдный коридор.
— Безопасного вам полета! — услышал Котик и обернулся посмотреть, издевается ли охранник или серьезно, но серая дверь захлопнулась.
Возвращение
Полупустой салон аэробуса был заполнен неоднородно, в хвосте было многолюдно и шумно, оттуда раздавались смех и нетрезвые крики возвращающихся домой скандинавов, но в центре, вокруг Котика, было много свободных мест. Он откинулся, насколько это было возможно при поднятой спинке и пристегнутом ремне, в жестком кресле, вытянул одну ногу в проход, другую поджал и закрыл глаза. Голова его тут же свалилась на плечо. Не открывая глаз, он отогнул «ушки» подголовника, чтобы фиксировали голову, и обмяк. Когда самолет, подрагивая и гудя, оторвался от неровной полосы и резко пошел вверх с опорой на широко размахнутые крылья, тело Котика ожило, он собрался и открыл глаза. За окном огни города завалились вбок и встали дыбом, в другом окне, куда Котик бросил быстрый взгляд, висела желтоватая луна — ночной аэробус с сотней пассажиров лег в плавный разворот. В торце коридора на откидном кресле сидела основательно пристегнутая стюардесса, чинно сложив руки на сведенных коленях и строго глядя перед собой вдоль салона. Из хвоста слышался смех, где-то заплакал ребенок. Самолет с усилием карабкался вверх. На душе у Котика было неспокойно, как будто он забыл что-то важное. Вскоре тон гула понизился, набор высоты прекратился или стал незаметен, со своего места у прохода Котик не мог видеть огней внизу и оценить высоту полета. Погасло табло «пристегнуть ремни», стюардесса сама себе улыбнулась и встала, поправив черную юбку. К ней подошла другая, они задернули занавеску и стали суетиться по хозяйству.
И тут Котик наконец-то ощутил спокойствие и понял, как он устал. Земля Обетованная оказалась заполнена чувством опасности, настоявшемся за века и тысячелетия. В этих местах всегда было опасно — здесь творилась история. Как там живут люди? Это чувство пронизывает насквозь и проявляется везде, в цепких взглядах охранников, в черных автоматах на плечах резервистов в автобусе, в ненависти, вместо любви, в глазах вооруженных девушек. Та девица почувствовала опасность в его паспортах и безобидных кремах — и пусть она ошиблась, и опасность была ложной, но теперь Котик понял ее. И он тоже бессознательно поддался этой волне, настроился на нее и ежесекундно был собран, готов к отражению неизвестной угрозы, как в фильме «Сталкер» — вроде ничего не происходит, а тревога не отпускает. И только тут, на круизной высоте в самолете, летящем в ночи на север, его отпустило: опасности больше нет, он уже почти в спокойной Скандинавии, и даже переносная зенитная ракета, если такая и найдется вдруг у гипотетических террористов, сюда не достанет. Спать уже не хотелось, и он принялся листать каталог товаров для продажи, торчащий из кармашка сиденья. С подошедшей стюардессой Котик попробовал заговорить на своем ломаном шведском, и она, искренне и весело улыбаясь его жалким потугам, поняла его правильно и налила кофе и поставила на откинутый столик крошечную бутылочку коньяка «Рено».
— Может, еще? — спросила она, снова улыбнувшись.
Котик согласно кивнул и вылил содержимое первой бутылочки в пластиковый стакан. Надо же, как улыбка красит женщину, думал он, отпуская мысли, закрученные первым глотком, в свободный полет. Насколько это бесцветная, но улыбчивая стюардесса симпатичнее той охранницы в аэропорту с идеальной фигурой.
Спать уже не хотелось, высвобожденные мысли скакали во все стороны. Он вытащил компьютер, разложил на столике и, понюхав пустой уже стаканчик, погрузился в вычитку рецензии.
Аэропорт Копенгагена был многолюден — в утренние часы отправляется много рейсов. Котик, чуть покачиваясь и упершись взглядом в пол перед собой, медленно шел вдоль стены, а мимо двигались люди. Даже те пассажиры, кто спешил и быстрым шагом проскальзывал навстречу, делали это без суеты, спокойно. Вдруг брови Котика вздыбились, а глаза удивленно округлились: он заметил, что пол был деревянный, паркетный. В аэропорту паркетный пол! Непрактично, но здорово. Он поднял голову и осмотрелся. Ни одного человека с оружием или просто в военной форме не было в поле зрения. Ни одного! В Израиле всегда рядом были вооруженные люди с внимательными взглядами. Он глубоко вздохнул, зашел в туалет, сполоснул лицо холодной водой, радостно фыркнул, вытерся и, свежий, с прямыми плечами, бодро отправился к выходу. На железнодорожной станции, состыкованной с аэропортом, он посмотрел расписание: поезд на Лунд, где он жил, отправлялся через двадцать пять минут, а до центра Копенгагена — через семь минут.
Десять минут поездки в современном полупустом вагоне скорее даже трамвая, чем нормального поезда, и он оказался на Центральном вокзале Копенгагена. Датских крон в кармане не было, поэтому он совершил небольшую многоходовку: в банкомате с карточки снял самую мелкую банкноту в 50 крон, купил на нее мороженое, получил на сдачу кучку мелочи и направился в камеру хранения. Там впихнул свой багаж, чемоданчик с рюкзаком, в ячейку, кинул девятикроновую монетку, захлопнул дверцу и, положив в карман крупный ключ с биркой, направился к выходу, покусывая на ходу размякшую по краю вафельную трубочку.
После сумрака помещения открытая площадь показалась ослепительно яркой. Низкое, еще утреннее солнце выглядывало сзади, поверх правого плеча и здания вокзала, подогревая тыльную сторону правого уха. Приземистое строение красного кирпича, клешней охватившее небольшую площадь, казалось черным и походило на тюрьму, особенно зарешеченные окна на втором этаже. За хаотично забитой велосипедной парковкой зиял большой провал, где на уровне подземелья скрещивалось несколько железнодорожных путей, уходивших в темноту. Никакого плана у Котика не было: так, побродить бесцельно пару часиков по старому городу, впитать нордический дух, а потом уж ехать домой. Хотя нет, один пункт в отсутствующем плане все-таки был: найти приличный кофе и какую-нибудь плюшку — в Дании отличные булочки. Оставшейся мелочи как раз должно было хватить, хоть и впритык.
«Направо или налево?» — думал Котик, куда повернуть, а сам медленно шел прямо, облизывая уже потекшее мороженое.
Повернул он направо и пошел вдоль ряда велосипедов, подумывая, какую бы плюшку слопать — в животе начинал ворочаться голодный червяк. Неподалеку что-то происходило, непонятная возня, неуместная здесь, в центре города в тихий утренний час. Там были одна или две женщины… нет, все-таки одна, она сидела прямо на земле, и какой-то мужчина склонился к ней, закрыв ее своей широкой спиной. Котик медленно двинулся к ним. Мужчина чуть сместился в сторону, и женщина стала видна — она сидела на подогнутой ноге и вытянула другую. Футболка болотного цвета, туго обтягивающая объемный торс, была обильно испачкана чем-то темным — кровью, что ли? Лица не было видно. Видимо, с ней что-то случилось, и мужчина пытался ей помочь. Котик пошел побыстрее, внимательно всматриваясь. Его смущал языковой барьер, он ведь не говорил по-датски, но уж как-нибудь сумеет помочь, если что. Или хотя бы в «скорую» позвонить — он потащил из кармана телефон. Мужчина снова сместился, и показалось лицо женщины — бледное и отрешенное. И тут вдруг — он даже встряхнул головой, чтобы согнать наваждение — Котик увидел, что мужчина, стоящий на корточках боком к нему, схватил женщину за волосы и отогнул ее голову назад. В другой его руке был нож, большой, с черным широким лезвием. «Да он же ей горло перережет!» — прошибло Котика.
— Эй! — закричал он по-английски. — Что тут происходит?
Мужчина бросил женщину, которая стала заваливаться набок, и распрямился, повернувшись наконец-то лицом. Это был не скандинав, и вообще не европеец: смуглый, даже темный, с небольшой ухоженной бородкой, бесформенно одетый, он был арабом или африканцем, молодым, лет двадцать, может, чуть больше — не поймешь. Глаз на лице не было, на их месте зияли черные провалы. Глаза, конечно, были на месте, но невероятно расширенные, как у кота на охоте — черные зрачки казались бездонными дырами.
Котик остановился. Краем глаза он заметил, что к ним бегут несколько человек, один из них в черной форме, и облегченно вздохнул. И тут включилось отсутствующее ранее звуковое сопровождение — по ушам резанул высокий женский визг, раздались мужские крики, что-то лязгнуло. Бородач поднял голову к небу и громко, неожиданно приятным голосом, прокричал, а может, пропел, дергая острым кадыком, то ли боевой клич, то ли короткую молитву, а затем, прижав бородку к груди, пошел прямо на Котика, отставив руку с ножом. Котик едва смог оторваться от его безумных глаз, в которых смешались одновременно ужас и жестокость. Он глянул вбок — тот, в черной форме, остановился в десяти шагах от них. Это был не полицейский и не охранник, а железнодорожник. На таком же безопасном расстоянии стояло еще несколько человек, включая парочку вполне боеспособных мужчин среднего возраста. Котик сфокусировался на ноже и почему-то вспомнил фильм «Джентльмены удачи», где неуклюжий директор детского садика ударом короткой ноги выбил нож у матерого бандита. Котик всегда подозревал, что это совершенно не реалистично, но сейчас понял, что это просто невозможно. Бородач сделал еще несколько шагов, Котик отступал, стараясь не смотреть в его разверстые глаза.
— Ну, давайте, ребята, подходите! — бормотал про себя Котик. — Отвлеките его, я вцеплюсь ему в руку, и сразу навалитесь. Ну же!
Но зрители сохраняли безопасную дистанцию. Бородач сделал выпад, махнув рукой, но не достал — лезвие взрезало воздух далеко от груди Котика. Кто-то из зрителей подошел к лежащей женщине. Скользнув взглядом по лицу бородача, Котик изумился: в черных зрачках горела только ненависть и жажда убийства, такая же беспросветная ненависть, как у той девицы в аэропорту имени Бен-Гуриона. Как давно это было, восемь часов назад…
Тот, кто подошел к лежащей женщине, что-то закричал. Бородач недовольно перекосился и стал поворачиваться назад. «Сейчас!» — решил Котик и, вместо того, чтобы убежать, вдруг кинулся вперед, вытянув руки, чтобы схватить правую кисть бородача, но ничего не поймал. Тот крутнулся, оказавшись к Котику левым боком. Прямо перед лицом мелькнула смуглая кисть, и Котик, уже падая, вцепился в нее обеими руками. Всмотревшись, он с ужасом понял, что ножа в этой кисти не было. И тут же что-то мягко ткнулось в его бок. Там стало щекотно, очень хотелось почесать, но Котик мертво держался за схваченную кисть, все увеличивающейся тяжестью таща ее вниз. Кисть вниз не хотела, и он повис на ней, переворачиваясь на спину. Потом толчок, и Котик упал, ударившись затылком о камень мостовой, что-то тяжелое свалилось на него, а потом еще… Зрители наконец-то догадались налететь на бородача и сбить его с ног, и теперь Котик оказался в самом низу кучи малы. Где-то совсем рядом взвыла сирена, да не одна, а сразу несколько, послышались крики и хлопанье автомобильных дверей. Тогда он наконец-то отпустил уже не сопротивляющуюся кисть и сквозь просвет между чьими-то плечами и ногами увидел в белесом небе небольшое белое облако, похожее на улыбающегося бегемотика. Он весело летел, меняя очертания, и превратился уже в слона, но улыбка осталась.
Кто-то встряхнул Котика за плечо и спросил что-то непонятное. Котик отрицательно покачал головой, виновато улыбнулся и снова посмотрел в небо.
Облако пропало.