Мне перестали сниться сны
***
Дай високосному году закончиться,
не торопись с умножением бед,
пусть многоточие снова отсрочится –
слушай вселенной незримый совет.
Пей влажный воздух глотками и радуйся
запахам снега, костров и машин.
Просто плыви с облаками,
под градусом,
просто допей.
Долюби,
допиши…
***
Не начинай словопренья нервически,
не разрушай покосившийся дом,
перетерпи. Раздвоение личности,
может быть, сможешь исправить. Потом.
Просто себя обними и задумайся,
вспомни улыбку свою по утрам.
Памяти нашей любимые улицы
ждут и скучают по тихим шагам.
Дай високосному году закончиться.
Не торопись с умножением бед.
Ночью и днём мелодичная звонница
шлёт от ушедших далекий привет.
***
Мне перестали сниться сны,
когда в телесном одеяньи
приходят гости в подсознанье,
и ставят память на весы.
Когда я накрываю стол,
и водкой потчую ушедших,
по сонной радуге пришедших
мне сделать совести укол.
Когда врастяжку разговор…
Не разговор, а монологи!
И, как предвестие тревоги
ответ-молчание в укор.
Я знаю, что не виноват,
но не спешу на толковище,
где лютый ветер злобно свищет,
где не спасёт ни сват, ни брат.
Из ниоткуда жду друзей,
когда удобная подушка
погладит ласково макушку,
и ангел встанет у дверей.
***
Я все чаще вспоминаю папу –
Может, это старость, господа?
Как он брёл по зимнему этапу
десять лет неведомо куда.
Чаще говорю его словами
и смотрю с прищуром сквозь года.
Может, это догорает пламя,
что во мне зажгла его звезда?
Он все чаще снится мне, ребята,
то больной, то строгий, то чужой,
и не только в горестные даты
он приходит поболтать со мной.
Только нет канвы у разговора,
что поделать, – это просто сон,
говорит он: “позвони!” сурово.
Я с утра не помню телефон…
***
Не пишется, сука, не можется!
Душа расползлась как овсянка,
устал видеть в зеркале рожу я,
звоню всем друзьям спозаранку.
Под кофе несу околесицу,
и строю воздушные замки,
за слово поддержки и лестницу
я вывернусь весь наизнанку!
О, лестница в небо! «Лед Зеппелин»,
года вереницей ушедшие…
На то, что тогда был нацелен я,
сейчас – как мечты сумасшедшего.
И, вместо улыбки джокондовой,
в сети только рожки, а рожицы
кричат мне про «правду посконную»…
Не пишется, сука, не можется!
***
Пил тишину осенний листопад,
и на вершине тихого блаженства,
достигнув, как казалось, совершенства,
слова шептал я снова невпопад.
Мне снились вновь пророческие сны,
и я в поту холодном просыпался,
зачем-то мне стократно повторялся
тот мамин вздох: «дожить бы до весны…»
Шла осень в наступление на лень
и разгильдяйство летнего безделья,
шуршащим смехом странного веселья
гнал листопад, накрыв мой судный день.
А я заклеил окна, чтоб зима
не разомкнула холодом объятья,
пусть до весны не сбудутся заклятья
и осень забирает все права,
пусть под ногой, свой замыкая круг,
поет «аминь» листва, слегка охрипнув,
сны посветлеют, боль уйдет, затихнув,
и вдохновенье возвратится вдруг…
И Муза, на кровать мою присев,
прошепчет мне уже слова другие,
деревья улыбнутся мне, нагие,
и к песне сам напишется припев!
***
Храню тепло твоей руки,
и продолжаю, по привычке,
не закрывать пока кавычки,
и слышать легкие шаги.
Во сне опять тебя ласкать,
и чувствовать, как наши души
в момент, когда заложит уши,
сольются. Словно благодать
с небес спускается на землю.
Грешны мы, милая, с тобой,
но ветер и ночной прибой
наш грех божественный приемлют.
Храню тепло твоей руки,
и увожу в пустом вагоне
твою фигурку на перроне,
дождь и на лужах пузырьки…
***
Осенняя любовь наполнена туманом,
дождями за окном и грустью по утрам,
последнюю главу последнего романа,
читаю не спеша, читаю по слогам.
Опавшая листва, высокое давленье,
запавшие глаза — бессонницы каприз,
к финалу подошло второе отделенье
концерта, где я сам — продюсер и артист.
Осенняя любовь, иллюзия надежды,
то нежность до краев, то сладкая тоска,
застывшая душа, без сброшенной одежды,
ждет мел своей судьбы, как школьная доска.
Вдруг стертые слова становятся родными,
а запахи дождя напомнят океан,
и сложатся года в твое простое имя…
Осенняя любовь, все за тебя отдам!
***
Ночью город пахнет нежностью,
недосказанностью слов,
легкой, ласковой небрежностью
несбывающихся снов,
сигаретным дымом, вьющимся
из окошек — черных дыр,
храпом, весело несущимся
из зашторенных квартир…
Город ночью пахнет радостью
чьих-то встретившихся рук,
и прощеньем чьих-то слабостей,
и предчувствием разлук,
ненавистною бессонницей
в ожидании зари,
и, конечно же, как водится,
жарким запахом любви!
***
Из ниоткуда в никуда
всегда тяжелая дорога,
но привыкаю понемногу,
года, наверное, года…
Житейский опыт, пустозвон,
бьет в тишине по барабанам,
и я зализываю раны
под тихий колокольный звон.
В объятьях нежность и покой,
и легкий запах той измены,
что строит между нами стену
и разрушает нас с тобой.
И снова мечется тогда
душа беспомощным котенком,
я становлюсь опять ребенком,
года, наверное, года…