Шнурок
Кира свернула с трассы Москва-Волгоград и почувствовала щипки в груди. Так бывает, когда спустя годы видишь привычные когда-то пейзажи и обнаруживаешь себя человеком, которого давно забыл.
– Ну ты как, замуж-то вышла? Детки есть?
Кира не вышла замуж и детей у нее не было. Тетя Нина складывала на толстом калькуляторе цену за сигареты, печенье и бутылку минералки. Последний раз Кира школьницей покупала здесь фруктовый «Орбит», большую пачку семечек и то же самое печенье. И тетя Нина была та же самая, только теперь стала белая и опустила щеки вниз.
– Как-то не до этого было, – со смешком, словно извиняясь, ответила Кира.
– А бабушка чего? У сына живет?
– Угу.
– Надолго ты, что ль, сюда?
– Да нет… Теть Нин, у меня картой, принимаете?
– Щас терминальчик достану. Последнее время не ловит че-то. Двести сорок восемь, прикладывай.
Кира села за руль, а покупки бросила на сиденье рядом. Мельком окинула взглядом магазин – табличка с рукотворной надписью «Кому? Что?» облупилась и пожелтела.
Кира припарковалась у зеленых ворот. Они давно сдались, раскидали по ветру остатки краски и стали серыми. Зелеными их называли, потому что, во-первых, каждое лето их подкрашивали. Во-вторых, на каждый бабушкин день рождения решалось, куда дети и внуки будут ставить свои машины, а через какие ворота придется загонять коров. «Пущай через зеленые ворота едут, неча на задах толпиться», – махала рукой бабушка. У зеленых, «парадных» ворот она сажала георгины и переживала, как бы их не раздавили колесами.
– Ой, ну коровы не растопчут, а я растопчу, конечно, – бубнил сын Борька, аккуратно протискивая во двор свой джип. Раз в год он приезжал из Волгограда и обязательно привозил с собой какую-нибудь технику: то телевизор, то тренажер «ноги разминать», а последний раз привез мультиварку. Вот, говорит, чтобы посуды меньше мыть и у плиты реже стоять. Так никто и не научился ею пользоваться.
Кира сидела в машине у ворот и внимательно слушала радио. Она пообещала себе выйти, как только кончится песня. Потом перенесла выход с 17:56 до 18:00. Покурила в щелку окна.
В 18:00 Кира привычным движением закинула руку за калитку, но замок не поддался. Пришлось повозиться, чтобы выдернуть уставшую дверцу из еще не оттаявшей земли. Двор ощетинился вишневой порослью и колючками. У летнего душа отвалилась задняя стенка, и сквозь него по двору протянулся рыжий мартовский закат. Сколько котят выросло в этом душе, сколько игр переиграно.
Покрасневшими шершавыми пальцами Кира нащупала в кармане ключ на длинном коричневом шнурке. В седьмом классе бабушка сделала ей дубликат своих: «Зачем за столовскую еду платить, когда я под боком?» На большой перемене Кирка прибегала к ба обедать, но та в это время уходила к фельдшеру на уколы. Школьница по-деловому открывала тяжелый металлический замок, снимала полотенце с заранее заготовленной тарелки со щами, включала телевизор и получала порцию свободы посреди учебного дня. Иногда перед уходом она оставляла бабушке записки: «Люблю твои котлеты как соловей – лето!», «За обед – пятерка! Без меня баню не топи», и шла обратно на уроки.
На двери висел все тот же замок. Десять лет назад, когда бабушку с инсультом выносили из дома, его наспех защелкнули, а ключ потеряли. Соседка, заставшая бабушку в роковой момент, вызвала скорую, нашла документы, пару трусов, халат и иконку. Сверток со всем необходимым передала Борьке при встрече в райцентре.
С остатками хозяйства сын расправился сразу – он не сделал ничего. Курицы с кошками разбежались, и никому не известно, как сложилась их судьба. Кира узнала о случившемся во время очередной сессии, под Новый год, когда не дозвонилась до бабушки. Она собралась с духом и набрала Бориса, которому не звонила никогда, а он никогда не звонил ей:
– Она у меня.
– Что-то случилось? Я могу приехать?
– Не звони сюда и приезжать не надо. Она тебя не помнит. Без тебя справимся.
Пока Кира вставляла ключ в замок, красящий пальцы ржавчиной, из другого кармана зазвенел телефон:
– Кира Валерьевна, добрый вечер еще раз! Не отвлекаю?
– Здрасьте. Да, могу говорить.
– Соболезную еще раз, я по поводу документов. Борис Николаич хочет оспаривать завещание. Хотим пригласить вас завтра к нотариусу, и не могли бы вы уточнить, кем приходились усопшей?
– Никем.
– Но Зинаида Григорьевна указала вас как внучку.
Ключ больно впился в ладонь Киры.
– Понимаете, мы просто… Ну как бы дружили.
– Так вы не родственница?
Помощница нотариуса долго выясняла у Киры, из чего состояло ее «общение» с усопшей. Кира рассказала, как играла с бабушкой в «дурака» после бани, поливала георгины у ворот, делала с ней салат из первой майской редиски, стригла ее седые волосы, которые быстро отрастали и начинали колоть нежную шею. Бабушка каждый раз сокрушалась, сидя перед зеркалом в накидке: «Какая я старая!» Кира вертелась вокруг с ножницами и бойко отвечала: «Что еще за разговорчики? Сейчас стрижка, а потом на свидание!» Кира не скрыла, что бабушка заменила ей родную мать, которая пила, пила, пила.
В доме бабушки было сыро. Кира ходила по остывшим комнатам, прислонив к кончику носа скомканный промокший платок. На холодильнике висели листочки: Кира научила бабушку оставлять себе напоминания и прикреплять их магнитиками. «Достать картошку из погреба», «НЕ ЗАБУДЬ ЗАКРЫТЬСЯ НА НОЧЬ», «Отдать Ларисе квитанцию». Сверху, в правом уголке дверцы, чуть накренился клочок выцветшего тетрадного листка: «Спасибо за борщ, был очень хорош! Вернусь вечером, пойдем гулять».