Личный выбор
Доцент Данила Брадобреев
(до брака – Даник Пиксельман)
в войне арабов и евреев
внезапно был за мусульман.
В его лимбической системе
такой сложился образ умм,
что он за них бодался с теми,
кто изобрёл «Фейсбук» и «Зум».
Неотличимый в арафатке,
болел истошно за «Ахмат»
и думал, что к последней схватке
нашёл спасительный формат.
Но умерев, попал в полымя
к другим предателям плохим.
Ведь как не исковеркай Имя,
в оригинале – Элоким.
С добрым утром
С добрым утром, сектор Газа,
здравствуй, тихий мирный житель.
что несёшь ты из магаза?
чай? прокладки? освежитель?
– Нет, – Али ответил гордо, –
у меня внутри пакета
шнур какого-то Бикфорда
и железная ракета,
я иду путём шахида,
помолился на ковре я,
ублажил овцой либидо
и хочу убить еврея.
эти самые евреи
отобрали наши рощи
санузлы и батареи
оскорбили наши мощи
надругались над Кораном
побеждают в каждом споре
уничтожить их пора нам
смыть волной народной в море
счастье обрету, воюя
стану молнией и бурей
и очнусь уже в раю я
в окруженьи юных гурий…
– Что ж, Али, – сказал бесстрастно
бессердечный беспилотник –
ты не избежал соблазна,
ты не доктор и не плотник
ты стал жертвой глупых басен,
вроде злобного питбуля
ты безумен и опасен
вот тебе в лобешник пуля.
….
выстрел, кровь, мозги, инферно
по сети гуляют фотки
и рыдают лицемерно
пожилые евротётки
ведь мужья, устав от говн их
к пи**расам жить ушли,
и они утех любовных
очень ждали от Али.
Дед
мой дед, Израиль Абович Трембовлер,
после войны заведовал торговлей
любил гулянки, ненавидел быт
и бабушкой был изгнан и забыт
мы встретились в мои примерно десять
и он повёл меня покуролесить –
Сокольники, мороженое, горки –
и не пытал про двойки и пятёрки
я дома у него гостил нечасто,
боялась мать житейского контраста –
он дул коньяк, дымил как паровоз
и матерно смешил людей до слёз
в тринадцать мы распили “ркацители”
его ботинки празднично блестели
не понимал он в книгах или пьесах
но объяснил мне, что такое Песах
всегда был бодр, вальяжен и не кроток –
в моём архиве не осталось фоток
есть две у мамы в Иерусалиме –
не поделюсь неоцифрованными ими.
Там на одной подросток тощий, ловкий
с огромной допотопною винтовкой
и сверху надпись зубьями короны
“боец еврейской самообороны”
а на другой, уже не очень ржавой
год сорок пятый, где-то под Варшавой
катушка провода, медалька, финский нож…
как будто я стою – до родинки похож.