49(17) Михаил Юдсон

Публикации Архива русско-израильской литературы Бар-Иланского университета

«Остатки»

Составление и примечания Романа Кацмана

 

Мы продолжаем публикацию фрагментов, сохранившихся в архиве Михаила Исааковича Юдсона (1956-2019) в конверте под названием «Остатки». Предыдущие публикации см. в №№ 14-16.

 

*

У Достоевского в «Сибирской тетради» (довесок к «Запискам из Мертвого дома»): «Мужик рубит дрова жиду и кряхтит.

— А цевозе ты кряхтишь?

— А чтобы легче было, жид.

— Ну, ты руби, а я буду кряхтеть».

Естественно, при расчете деньги зажилил: я, дескать, кряхтел, тебе легче было! Так и жид-литератор — кряхтит за весь русский народ!

Сижу безвылазно дома, бормочу жалобно: «В субботу утоббус не ходит…»

*

Маразматические мемуары про битвы мамонтовцев с неандертальцами и денисовцами.

«А как пили! Как ели! А какие были отчаянные либералы!» (Чехов, «Палата № 6»).

В духе олеографий Большой Алии.

Пушкин не реализовал мечту написать драму о жизни Христа — поэтому и дал Гоголю идею «Ревизора».

*

«И жид полезет на крепость наверняка, ежели без риску»[1] — На купчую крепость — теперь я понимаю!

О, как у вас классически написана дьявольская сцена торга, продажа души! Сейчас, наизусть… «А сколько бы вы дали за душу?.. И сам ожидовел, руки его задрожали, как ртуть… деньги принял в обе руки и понес их, как будто какую-нибудь жидкость!.. Я бы дал по двадцати пяти копеек за душу. (Опять двадцать пять — примечайте! 8-10-5 — ЖИД).

— А как вы покупаете, на чистые?

— Да, сейчас деньги».[2]

А что такое, что вас это слово из трех букв так взволновало? Животрепещущие души! ЖИД — 8-10-5. Нумер!!! Гематрия, брат!

Восьмая, десятая и пятая буква в кириллице — собрались, соображают на троих, никого не трогают… Восемь—десять—пять…

*

Дисциплинчатые жители Заплинтусовья — шуршат, копошатся…

Я написал роман, где герой всё пытается дозвониться до любимой, не получается — не прошёл номер!

*

Из «Писем». Пьесопекарня, как выражался Чехов. «Бремя российского драмописца!»

*

Черепаха текста везет скорпиона смысла. Он готов кусать ее (ради красного, красного…) и утопить роман — ну и хрен с ним!.. Значит, рок его такой!..

Былое

Русь. Суббота. Снег идет неслышно. Я иду из синагоги налегке — ид нарядный… Как бы шо не вышло — большаки шалят на большаке… А я прусь в лапсердаке — прямо в лапы бесоте… Младшие братцы…

*

«Где-нибудь погонять осла, как тот старик из Коринфа — тоже профессия…» (Макс Фриш, «Хомо Фабер»).

Я вообще пишу свиным пером, в которое вошли бесы.

И живу в поселении Тель-Авив.

…и Пастернак был Исааковичем года до 1920-го…

*

Арч. Арч. [Арчибальд Арчибальдович], корсар-комбриг, с балыковыми бревнами под мышкой — это он уносит крест, рыбный символ Иешуа.

У Чехова есть рассказ «Мужики». Приехал к больному мужику Николаю фельдшер-выкрест, поставил два раза по 12 банок, высосал христианскую кровь и уехал, а мужик к утру помер. О, душистое импрессионистское сено, абсентный Ван-Стог…

*

Есть у Чехова рассказ «В ссылке» о разных страданиях русского человека: «Землю продал, дом жидам заложил». Эх, барин, вольному воля!

«Если нет чего-чего кушать, то как живи?» — это у Чехова татарин горюет.

У Ремизова («Крестовые сестры») — «драки, мордобой, караул и участок».

*

Вот читаешь нынче какого-нибудь усредненного русского литератора — Ивана Чепракова — и вот он скучно повествует, как ел мух и они кисленькие… Тоска! Печалища!

Что ж, как Чехов писал — посвятить жизнь «освобождению насекомых от рабства или воздержанию от говяжьих котлет».

*

Придет какой-нибудь Ионадав, эдакий козолуп — и кирдык раскидистой Ниневии!

Исчезнут целовальники, вот что жалко. Канут корчмари, прокричит печально козодой.

На столе, как писал Аверченко, масса всякого съестного дрязгу.

Целовальников начальник и бутылок командир.

Проза однообразная, как атака каппелевцев под апрельскую капель…

Как Столярский называл свою музыкальную фабрику вундеркиндов: «школа имени мене».[3]

Сидели и вересковый хлебали мед. Золотистого виски струя из бутылки текла. Услада!

А «кореш» — это контаминация «корень» и «шореш»![4]

И возвращается веттер на доннер…

*

Как Аверченко издевался над большевиками: «Нечего сказать, организовали страну, по улицам пройти нельзя — или рабочий мертвый лежит, или лошадь дохлая валяется».

Любовь к России (по Ходасевичу) — передана тульской крестьянкой Еленой Кузиной. Волшебный язык! Большая кукурузина![5]

Все-таки Велимир и Житомир — это разное…

И я — «очужеземившийся русский, как выражался Гоголь в выбранных местах.

 [1] «Да в этом-то и дело, в риске-то и есть главная добродетель. А не рискнуть, пожалуй, всякий может. Наверняка и приказная строка отважится, и жид полезет на крепость» (Н. В. Гоголь, «Игроки»).

[2] «— А сколько бы вы дали? — спросил Плюшкин и сам ожидовел: руки его задрожали, как ртуть.

— Я бы дал по двадцати пяти копеек за душу.

— А как вы покупаете, на чистые?

— Да, сейчас деньги.

<…>Тут же заставил он Плюшкина написать расписку и выдал ему деньги, которые тот принял в обе руки и понес их к бюро с такою же осторожностью, как будто бы нес какую-нибудь жидкость, ежеминутно боясь расхлестать ее»

(Н. В. Гоголь, «Мертвые души»).

[3] Петр Соломонович Столярский (1871-1944), скрипач и педагог, основатель специальной музыкальной школы-десятилетки для одаренных детей в Одессе.

[4] Шореш — корень (иврит).

[5] В. Ходасевич: «<Не матерью, но тульскою крестьянкой>» (1917).

 

Комментарии

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *