Антоновка 40+

                                     Елена Лапшина

***

 

…И найденное – не было искомым.

Никто из сыновей не утаит

то яблоко, что встало в горле комом –

Адамово – так в горле и стоит.

 

А у меня – оскомина и сладость,

предательство Адамово, враньё

и Евы – не бессилие, но слабость –

влеченье, наказание её.

 

В каких бы ты садах ни шёл тропою,

к каким бы ни притронулся плодам,

любой из них, надкушенный тобою,

тебе напомнит яблоко, Адам.

***

Там на реке, плескаясь и хохоча,

шумной ватагою, – только один не в счёт.

Будто река другая с его плеча

жилкою голубой по руке течёт.

 

Если бы я не думала о таком –

тонком и нежном с шёлковым животом…

Мальчики пахнут потом и молоком,

а молоком и мёдом – уже потом.

 

Там по реке вдоль берега – рыбаки, –

тянут песок и тину их невода.

А у него ключицы так глубоки, –

если бы дождь – стояла бы в них вода.

 

Я бы купила серого соловья,

чтобы купать в ключице, да неспроста:

я бы хотела – этого – в сыновья,

чтобы глаза не застила красота.

                                Лера Манович

***

Поезда, электрички, вокзалы,
Колебания шторы в ночи.
Всё сказала. И всё не сказала.
Ты пойми. Ты ответь, не молчи.

Не молчи. Всё уже происходит,
Ярким тленом подернулся лист,
И за мною всё ходит и ходит

По вагонам слепой гармонист.

 

 

             КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ КУСТО

мой отец ушел от матери
потом ушел от женщины
к которой ушел от матери
и от женщины
к которой ушел от женщины
к которой ушел от матери

теперь он прописан
на улице Жака Ива Кусто
в Новой Усмани

деревенские грамотеи
не понимают в склонениях
они написали в его паспорте
улица Жака Ив Кусто

отец расстраивается
из-за этой ошибки
из-за всех ошибок
он ушел бы снова
но идти больше некуда

мой грустный отец
с улицы Жака Ив

                            Владимир Бауэр

***

Мне хладная весна так нравится теперь,

что страшно за себя и за приязнь такую.

Пронзительный сквозняк проскальзывает в дверь

и, бескорыстно чист, струю несет нагую.

 

Снег водянистый льет на съёжившийся сад,

чьи, белые уже, недвижимы ладони.

А я не хмурю взор, я даже втайне рад,

что не до суеты обледеневшей кроне.

 

Остылая душа, привет тебе, привет!

И мудрая притом, и чуткая умело.

И смерть, конечно, есть, но смерти всё же нет.

А если кто затих – то батарейка села.

***

Идет, забвеньем заметаем,

в свое глухое никуда.

Оно ему пока что раем

мерещится, а немота

за ним сурдоприводной тенью

плывет, и вот он весь в тени.

 

Когда подружатся они,

молчаньем начинив мгновенья,

что звездназвездне промычит,

ярясь на счастие микроба? –

«Как нагл и дерзок он – до гроба

нелепый будет пусть пиит!»

                                     Марк Левитин

                  PULAU TOGEAN

Кофе немедля, еда на потом,

Новый закат в купоросе и хромпике,

Сами решайте, где дом, где не дом,

Я умотал в азиатские тропики.

Сами оседлости пойте пeан,

Хрен, мол, взлетит, кто ползуч от рождения –

На островах Тогеан океан

Много прозрачней, чем ваши суждения.

Здесь я сумею, уткнувшись в дела,

Вспомнить задачи, забыть о терпении,

И не желать ни упадка, ни зла,

Скучной столице невнятной империи.

Зрей и цвети, приснопамятный град,

Родину слепо веди разношерстную,

Я же не э-, я же просто мигрант,

Я не сбежал, я, считай, путешествую.

Перед чужбиной не падая ниц,

Выберу пить самогон с азиатами,

И восхищать темнокожих девиц

Вязью заумных сентенций об атоме.

В ноль одичаю – а что мне беречь? –

Взгляд из-под листика, жизнь из-под кустика,

Разве оставлю текучую речь,

Пусть не стилистика, все же акустика.

Лет через десять, а может, пятьсот,

Тех, по кому я ленился соскучиться,

Спьяну, допустим, сюда занесет

Неким торнадо, и глупо получится:

Я к тому времени весь пропаду,

Встретят вас только случайные призраки,

Да на лиане бухой какаду,

Нудно орущий о квантовой физике.

                                   Анна-Мария Ситникова

                                    ОБЫКНОВЕННОЕ

И плачет по три дня, сметая «свет» –

Соломенные стебли в тень сарая.

– Ой, солнышка лучи!

А ей в ответ:

– Блаже-е-енная! – вздыхает бабка Рая.

Не девка, а беда… От, видно, бог

Оставить на земле-то мал причину

Такую вось…

– Ба!

– Чуни промочила? Ну, геть из лужи!

Кинь жабёнка – сдох!

– Его душа на небушко слетела?

Задумчиво глядит на облака.

А жёсткая бабулина рука

Уводит в дом.

– Пошто глазеть – не дело!

Ужо самой  пора… А толь каму

Обуза гэта? Господи, помилуй

И дай мяне и мудрысти, и силы…

– Иди ужо, сердешная, к столу!

Коту шматок?  Што ложкой колготишь?

Ушица – ах! – Андреич дал жерёху.

– Андреич мне казал, что я дурёха,

Дурёха я, дурёха…

– Буде, кыш!

Шурует бабка Рая мокрой тряпкой,

Самой себе кивая: «От, кажи!»

А в слободе всё то же: сохнут грядки,

Надкушен лунный блинчик, чуть дрожит

Стожаров свет и тонут в дряхлой бочке

Остатки снов, мурлычет «ёшкин» кот

Да тянется мережка по сорочке.

Ворчит старуха: – Нады ж – лишний рот!

Но с нежностью ничем не объяснимой

Накинет шаль на внучки Серафимы

Большой живот. Та вздрогнет.

– Не глупи!

– Там ангел бьётся!

– Ангил, детка! Спи.

                                     Марина Чиркова

ЕХАТЬ

…в красный трамвай и ехать.разума с кулачок,
рюха твоя, прореха, ореховый мозжечок.

где прорасти-добраться? сто первыми сентября,
пальчиками акаций — до стриженого тебя…
чтобы: такие дети, всё-то игра одна!
вот он, гляди, «секретик», таращится из окна:

кричный, коричный город, каменный шоколад,
улочки (злить и спорить), дворики (целовать),
дерево — сеть и дверца, кость и живучий альт —
солнечными младенцами сыплется на асфальт…

клеить кленовый «носик»? а, да и так чудно!
чей-то случайный взрослый присматривает за мной…

 

                                     Светлана Супрунова

***

В пятиэтажном улье комнатушка.

Комод и стулья дышат стариной.

В той комнатушке кроткая старушка,

Встаёт чуть свет, ложится со звездой.

 

Я увидала дверь при тусклом свете

И, ковырнув разболтанный замок,

Узнала всё: комод и стулья эти,

Упрятанные кольцами дорог,

И ватное родное одеяло,

Как яблочко сушёное, лицо.

«Чего так долго ты не приезжала?

Хотя бы за полгода письмецо…»

 

Всё слушала меня, всё удивлялась,

И тут смекнула радостно: «Погодь,

Что ж – насовсем? ужель навоевалась? –

И тихо так: – Храни нас всех Господь…

Война – оно занятие пустое,

А сердце всё же просит тишины…»

И обронила самое простое:

«Нельзя ли как-то миром, без войны?»

 

И сумерки надвинулись тревожно,

И я тогда подумала о том,

Что без войны, наверное, и можно,

Когда сердца наполнены добром.

Какая-то неведомая сила

Нам раздаёт смиренье и покой,

Не то добра кому-то не хватило,

Не то другим насыпано с лихвой.

                                   Алексей Миронов

                        НЕ ВОДА

И то, и все, и бездны на краю

я чай попью с ромашковым настоем,

а жизнь течет не в такт календарю

под тем мостком, где все горчим и строим.

И нет мне тела до других страниц,

в которых неизвестность выше смерти,

и тех не злых пока что медуниц,

что в душу мне протягивают стебли.

Судеб травошептанье: лебеда,

и водосбор, и рута, и мокрица…

Прости меня, но ты мне не вода:

не утонуть, не выпить, не умыться…

 

                             Алена Рычкова-Закаблуковская

                         СИЗИФ

Он жил не так, как нам хотелось всем.
Дни истончались хлопковой мережкой,
А он катил по узкой полосе
Тропинки допотопную тележку,
Что об одном помятом колесе.
Он тридцать лет возил на ней песок
На заболоченный участок.
Сизифов труд
Бездарным и напрасным
Казался мне. А ныне тут растут
Берёзы наши.
Он сам себе придумывал работу:
Вставать чуть свет, вернее – до восхода,
Литовку взять, в предутреннюю хмарь
Идти в росу пока гудит комар
И розов край тугого небосвода.
Срезать косой звенящую траву
И в эту землю прорастать ногами,
Сминая дёрн литыми сапогами.
И никому не возводить в вину
Свою судьбу.

Не верить в бога и в загробный мир
«Есть скорбь и тлен, червей могильных пир» –
Он говорил. И улыбался тихо.
А нынче вот приснился. Как он лихо
Свою тележку по тропе катил!
Как глаз белки покойницки блестели.
Рубашка на его тщедушном теле
Сама собой торжественно плыла.
И вот тогда во сне я поняла,
Что до сих пор он увлечён неверьем.
И даже там, за сумрачною дверью,
Он линию свою упрямо гнёт.
В тележке возит траурную землю
И никого за это не клянёт.

 

                                      Андрей Новиков

                            НОЙ

Земля молода, в ней упрямая нега,

Теплы небеса и манят пеленой.

Зачем же кедровое тело ковчега

Поставил на брег недоверчивый Ной?

С утра облачился в льняную рубаху

Денек безмятежный на все времена,

Умыты росою библейские страхи,

Пророки вздремнули, хлебнувши вина.

Смеется над ним молодая природа,

Бросает к ногам изобилье плодов,

И воины гордо идут из похода,

Ведут на веревках коров и рабов.

Купцы суетятся в торговом угаре,

Артельщики строят из камня дома,

А он все твердит: «Каждой твари по паре»,—

И все собирает в мешки семена.

 

 

 

Ближе к делу (из материалов следующего номера)

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *