Гарики самые последние
*
На всё теперь смотрю издалека,
но верю в добродетель по старинке,
и муза, убежав от старика,
покаяться вернётся на поминки.
*
Я мог бы обойтись водой и хлебом,
а взоры услаждать небесной высью,
однако всё равно святым бы не был,
поскольку я весьма греховно мыслю.
*
Года стремительно мелькают
день ото дня и день ко дню,
мечты хотя и возникают,
однако сохнут на корню.
*
Нет, я не буду школьный классик,
поскольку чувствовал не раз,
что тяготею больше к кассе,
чем к восхожденью на Парнас.
*
Да, меня уже вот-вот поглотит вечность,
но хочу предупредить перед концом:
человечество теряет человечность,
это кончится кошмарным пиздецом.
*
Года несут утраты и уроны,
потери и печали от разлуки,
да плюс ещё поганые вороны –
накаркивают беды эти суки.
*
Состарился я сильно и давно,
хотя ещё покуда не погас,
умру я на каком-нибудь кино,
которое смотрел уже не раз.
*
Устав от болтовни и выпивания,
я думал на исходе дня воскресного:
имел бы я хоть чуть образования,
немало написал бы интересного.
*
Где неизвестно, что случится,
если ступить на хрупкий наст,
всегда мудрец посторонится
и дураку дорогу даст.
*
А при внушительном подпитии
печалюсь я себе в укор,
что дыры в умственном развитии
не залатал я до сих пор.
*
Я пока что не явный невротик,
только ясно, что свихнут отчасти,
ибо радости скудный наркотик
мне приносят киношные страсти.
*
Дух войны всегда висит над нами
здравому рассудку вопреки,
и качают грустно головами
видевшие виды старики.
*
Я уже собрался понемногу
в те края, где скоро должен быть,
а душе на дальнюю дорогу
я желаю многое забыть.
*
Какое может быть сомнение,
что век наш – новое кино?
И продаётся вдохновение –
с людьми, конечно, заодно.
*
Я благословляю то число,
когда очень вовремя и кстати
нас попутным ветром унесло
из российской тёмной благодати.
*
Народ я к бунту не подначивал,
не звал я к риску храбрецов,
и вовсе лодку не раскачивал.
Но я смешил её гребцов.
*
Когда уходит личность близкая,
ты от потери сам не свой,
но тихо тлеет чувство низкое –
ты стыдно счастлив, что живой.
*
Сегодня смотрю я слабеющим взглядом,
однако душе и рассудку послушным:
увы, как легко мы становимся стадом,
помимо еды, ко всему равнодушным.
*
Рекой становится ручей
пустых и подлых слов:
слепоглухих и сволочей –
увы, растёт число.
*
Я заметил не первый, пишу без бахвальства:
у чиновников, даже убогих,
аппарат прилепления к жопе начальства
развивается очень у многих.
*
Любовью горя безответной,
кидаться в морские пучины
от лютой тоски непросветной
умели когда-то мужчины.
*
Дряхленье жизненных систем
я чувствую совсем не вчуже
и утешаюсь только тем,
что дальше будет сильно хуже.
*
Страха и покорства чудный панцирь
дарит нам театры и кино,
водит нас на выставки и танцы,
и прекрасно кормит заодно.
*
Гуляет по миру какая-то порча,
трясёт нашей жизни основы,
и умные лица страдательно корча,
болтают о ней суесловы.
*
Писать довольно больно о пропаже
любого интереса к миру внешнему:
не манят ни музеи, ни пейзажи,
ни страсть былая к разному нездешнему.
*
Наше время – вовсе не бесплотное
и умеет ранить глубоко;
в каждом человеке спит животное,
и весьма притом недалеко.
*
В России издают меня отважно –
им, видно, чувство страха вовсе чуждо,
а мне так и давно уже не важно,
что это никому уже не нужно.