Великая миссия мамы
(из новой книги «Материнство в опасности»)
«Многие думают, что родить ребёнка и стать матерью – одно и то же. С тем же успехом можно было бы сказать, что одно и то же – иметь рояль и быть пианистом».
Синди Харрис
Для счастья ребёнка необходима любящая мать. Лучшие современные психологи считают, что хорошее материнство служит источником формирования добропорядочного социума. Будем думать, что они правы,
Первые три года развития младенца, – и особенно первый год, – можно назвать критическими для формирования будущего взрослого индивидуума. Мои коллеги, прорицатели будущего развития ребёнка, пытаются перевести внутренние ощущения новорожденного на язык, понятный взрослым: «Наконец-то я выскочил под давлением природы из своего тёплого гнёздышка внутри мамочки. Но я нуждаюсь в её тепле и близости. Теперь я должен научиться чувствовать её тепло вне гнёздышка. Я абсолютно беспомощен без её заботы. Я должен научиться её привлекать, чтобы доказать, насколько она мне важна». Любящая мать, в свою очередь, учится понимать сигналы своего чада. Оказывается, новорожденный ребёнок может подавать множество сигналов разного значения: как возмущение неудобством, так и признаки удовольствия и даже блаженства. Матери приходится учиться понимать сигналы ребёнка без слов. Язык и дребезжание голосовых связок младенца пока отражают лишь тон его настроения, а не источник раздражения.
Конрад Лоренц, талантливый наблюдатель, заметил, что только что вылупившиеся утята следовали за ним, словно он их мама-утка. Продолжив наблюдения, Лоренц заключил, что новорожденные утята принимают за мать любой движущийся предмет, примерно в три раза превышающий их по размеру. Предмет может быть и неодушевлённым, таким как куб или линейка, – главное, чтобы двигался. И в последующем этот предмет привлекал утят больше, чем собственная мать. Лоренц предположил, что имеется какой-то врождённый механизм следования. Этот механизм следования наверняка целесообразен, и содержится в генетической эволюционной памяти. Он получил название импринтинг. Импринтинг был замечен у примитивных уток, но исследователи продвигались к изучению более сложных живых существ.
Американский учёный Гарри Харлоу изучал чувственную привязанность обезьян и пытался понять природу любви. Его эксперименты могут показаться неэтичными и даже жестокими, но их результаты получились поразительными и повлияли на современные подходы к воспитанию детей. Для своих исследований он выбрал макак-резусов.
В первые часы после рождения, детёнышей обезьян забирали от биологических матерей и сажали в изолированные клетки. Туда же помещали две суррогатные, заменяющие мать, конструкции. Одна конструкция из проволоки с бутылочкой для кормления. Другая, расположенная недалеко от первой, – с подогревом и покрытая мягкой тканью, вроде полотенца. Какую мамашу выберет несчастная новорожденная обезьянка?
Голодная обезьянка сосала бутылочку, закреплённую на проволочной конструкции, а затем большую часть времени проводила с матерчатой конструкцией, играла с ней, обнимала её, проявляла тёплые чувства. Но безжалостному исследователю этого было мало. В конструкцию суррогатной матери, покрытую материей, вставили иглы, больно колющие обезьянок. И всё же они тянулись к тряпичной «маме». Когда отключали подогрев, суррогатная мама становилась холодной, что значило, что она детёнышей отвергает. У юной обезьянки возникал шок, и это, по словам Харлоу, приводило к её психологической смерти.
В то время бытовало общепринятое мнение, что детей нельзя баловать и часто брать на руки, так они вырастут инфантильными. Эксперимент Харлоу, несмотря на его жёсткость, доказал обратное. Прикосновение матери очень важны для младенца.
Харлоу, стремившийся к ясному пониманию сути своих экспериментов, поставил вопрос: как поведут себя подопытные обезьянки в состоянии испуга. Для этого был создан угрожающе выглядевший движущийся робот, размерами превышающий обезьяну и напоминающий большого жука с мерцающими глазами, издающего устрашающие звуки. При появлении этого «дьявола» обезьянка с паническими криками бросалась к матерчатой конструкции, крепко её обнимала, – а иногда и атаковала противника, возвращаясь под защиту ложной матери.
Когда отделённые от биологической матери макаки подросли, их вернули к обезьянам, живущим в стае. Возвращённые в стаю макаки вели себя странно и стали изгоями стаи. Самки проявляли агрессию по отношению к самцам, к другим безобидным животным и к себе. У них не развивались сексуальные инстинкты, поэтому они не были способны стать матерями. Чтобы проверить, как они станут заботиться о своих детях, таких макак насильно фиксировали для спаривания. С позиции человеческой морали это можно было бы назвать изнасилованием. Двадцать подвергнутых насилию самок произвели потомство. Большинство из них проявляло полное равнодушие к потомству, или даже пыталось убить своих детёнышей.
Ещё одним блестящим исследователем и наблюдателем был Рене Шпиц. После окончания Второй мировой войны Шпиц наблюдал за грудными детьми, которые по разным причинам остались без родителей и содержались в Домах ребёнка. Он обратил внимание на странное явление: смертность в различных Домах ребёнка была неодинаковой. В одних учреждениях этот показатель был близок к среднему значению, в некоторых других – значительно превышал его. Слова «обычная детская смертность» звучат прискорбно — это, якобы, статистически допустимое количество смертей детей по разным причинам, для данных заведений в отдельной стране. Такое варварское понятие принято у специалистов. Естественно, для современного человека любая детская смерть — это трагедия.
Пытаясь понять, что послужило причиной роста смертности, Шпиц наблюдал, как детей кормят, как соблюдается гигиена и удовлетворяются физиологические потребности младенцев. Всё, казалось бы, было на вполне приличном, допустимом уровне. Однако от его внимательного взгляда не ускользнули важные различия. В Доме ребёнка с высокой смертностью груднички находились по одному в комнате. Вроде как изоляция для предотвращения инфекционных заболеваний. Младенцы основную часть времени лежали в колыбели, окружённые подушками, и смотрели в потолок. Не было постоянного субъекта ухаживания. Нянечка появлялась только, чтобы их покормить и поменять пелёнки. В других же Домах ребёнка, при всей проблематичности содержания и воспитания детей без родителей, у грудничков возникали хотя бы скромные условия общения. В комнате находились по 3-4 ребёнка. Нянечки хоть и менялись, но были постоянными для определённой группы младенцев. Когда кормили одного, двое других играли на подстилке. Создавалась атмосфера принятия, приближённая к развитию с родителями. Шпиц пришёл к неожиданному, но объективному заключению, что в Доме ребёнка с высокой смертностью у грудных младенцев развивается своеобразная депрессия, они не ощущают смысла жизни. Их смерть сравнима с пассивным самоубийством. Заболев каким-либо лёгким и не опасным для жизни заболеванием, такие дети не могли из него выбраться и погибали.
Рене Шпиц описал душевное состояние грудничков в терминах и ощущениях, понятных взрослому человеку. Но младенцы ведь ещё не умеют говорить. Талант Шпица и заключался в том, что он проник в душу младенца. Согласно его рекомендациям изменили методику содержания и воспитания грудных младенцев, оставшихся без матерей, что действительно резко снизило смертность, – сперва в конкретном Доме ребёнка, а затем и в других аналогичных детских учреждениях.
В числе множества работ этого выдающегося учёного известны исследования психического развития младенцев в возрасте от шести месяцев до года, длительно разлучённых с матерью. Он показал, что такая ситуация оказывается очень травмирующей для ребёнка и вызывает последующую депрессию. Шпиц назвал такую депрессию анаклитической – предполагающей долговременный разрыв младенца с любимым человеком, к которому возникла привязанность. Чаще всего таким любящим человеком является мать.
Материнская доступность в период младенчества, постоянное присутствие матери и её сердечное, чувственное участие очень важны для формирования будущей индивидуальности. Привязанность даёт ребёнку чувство защиты. Она оказывается важнейшим этапом при формировании уверенности в себе, и основой в ощущении себя отдельной персоной, способной отделиться от родителей, быть самостоятельной, инициативной, творческой личностью и создавать новые положительно окрашенные привязанности.
Некоторые семьи производят детей «по залёту», под властью инстинкта. Тем не менее, многие «залётчики», в своём детстве испытавшие родительскую любовь, формируют в семье настоящую привязанность к собственным чадам, зачатым и рождённым, возможно, не в точном соответствии с требованиями морали. Но мораль – не главное. Важно, чтобы родители любили своего ребёнка и в критический период формирования привязанности были для ребёнка доступны.
Примерно три года необходимых и тесных отношений между матерью и ребёнком отделены как бы незримым и неосязаемым психологическим забором, оберегающим эти отношения. За забором простирается пространство свободы и самостоятельности. За забором начинается постепенное продвижение к самостоятельной и индивидуальной жизни. Естественно, и в дальнейшем – на весь период детства, отрочества и юности, – ребёнок ещё нуждается в помощи матери, отца и других близких людей. Положительные привязанности, возникающие за забором, усиливают эффекты, создавшиеся в течение первых трёх лет жизни. Это критический период формирования отношений между родителями (матерью в первую очередь) и ребёнком.
Во многих обществах социум проникся необходимостью защитить отношения между матерью и ребёнком, – и узаконил период после рождения младенца, позволяющий матери не работать, а находиться с ребёнком. В памятной многим читателям советской социалистической реальности, к примеру, постановили, что до года ребёнок должен находиться с матерью за счёт общества, и до трёх лет мать может находиться с ребёнком за свой счёт. Ни один работодатель в этот период не мог обидеть мать увольнением. Но, к моему удивлению, в новой ближневосточной демократической реальности, где рождаемость выше, – другие порядки; и, вероятно, побеждает власть экономики. Хорошо, что у диких животных до сих пор экономика не вмешивается в природу.
В нашем ближневосточном социуме, в маленьком еврейском государстве, законодатели сочли возможным поставить препятствие для формирования привязанности – в трёх месяцах после рождения младенца. Дальше мама оказывается нужнее на работе; её присутствие необходимо там для воплощения важных общественных или личных задач работодателя. Экономическая мораль побеждает требования психологической природы человека.
Матери-карьеристки, нередко по собственному желанию, вкладывают свою любовь в ребёнка только до трёх месяцев. А дальше – баста. Что дали, то и дали. Птенцы в гнезде открывают клювики, но мать в это время борется за свой статус в социуме. Продвижение по служебной лестнице и финансовая независимость – несомненно, важная часть устройства современного мира. Но как хочется личную успешность переплести с материнской любовью для формирования так необходимой привязанности между матерью и ребёнком. Кто встанет на защиту прав материнства?
Именно здесь, на Ближнем Востоке, мне довелось на практике встретиться с крайним вариантом идеологии равенства. Коммунистической или социалистической – это в данном случае не важно. «Промытые» идеологией равенства индивидуумы пробрались из коммунистической реальности, а может, и из далёкого прошлого общинной жизни. Они создали коммуны равных, и подобных доселе не бывало в мире. Этим коммунам дали название кибуцы.
В прошлом преграда, отделяющая мать от ребёнка, в кибуце воздвигалась сразу после его рождения. То есть вся подготовленная природой система личной привязанности между матерью и ребёнком не задействовалась по требованиям идеологии. Детей сразу после рождения забирали от родителей и воспитывали в Домах ребёнка. Всё для блага коммуны, всё для равенства. Мать освобождали от ухаживания за её чадом ради важной деятельности для процветания кибуца и страны. Женщины должны быть равны с мужчинами в их деятельности на благо общества. Внешне всё это выглядело прекрасно, – но бесчеловечно с позиции теоретиков привязанности.
Однако всё не так просто. Легко обвинить кибуцное движение в воспитании бездушного, без личных привязанностей поколения. Но в тот период для кибуцного образа жизни были свои обстоятельства. Не случайно созданы – и до сих пор создаются, – новые кибуцы. По моим сведениям, в 2023 году их 270 штук в нашей маленькой ближневосточной стране. Сегодня в кибуцах образ жизни не таков, каким был раньше. Детей с рождения воспитывают родители в своих жилищах. Дома ребёнка перестали существовать как отдельные коллекторы для детей. Многие кибуцы до сих пор процветают, и такой образ общественной жизни охотно принимается многочисленными проживающими в них обитателями. И это происходит, несмотря на все противоречия.