Не ходите, дети, в Африку гулять…
(Из книги “Записки пресс-секретаря Сохнута”)
В начале октября 2012 года главный пресс-секретарь Сохнута Офер Лефлер спросил меня:
– Что ты предпочитаешь: полететь в Тбилиси, а оттуда в Будапешт вместе с группой, снимающей для нас специальный выпуск программы «Афтер шеф», или в Эфиопию?
– Конечно, в Эфиопию! – воскликнул я.
Так я стал главой делегации журналистов, которая должна была на месте ознакомиться с тем, как Сохнут готовит фалашмура к репатриации, и прилететь в Израиль вместе с целым самолётом, который Сохнут зафрахтовал для перевозки олим. До тех пор их переправляли небольшими партиями, по 30–40 человек, регулярными рейсами эфиопской авиакомпании. Но в честь очередного заседания Попечительского совета, руководство Сохнута решило устроить спецоперацию: пригнать целый самолет с 240 репатриантами на борту и наглядно продемонстрировать членам совета, на что тратятся их денежки. Руководство Сохнута хотело не ударить в грязь лицом перед спонсорами и, к тому же, громко провозгласить, что этим рейсом оно начинает последний этап репатриации фалашмура, которому дали название «Канфей Йона» («Крылья Йоны»).
Собственно говоря, в октябре 2012 года все евреи «Бейта Исраэль» – уже давно были в Израиле. Сохнут выскребал остатки этой общины – тех, кто когда-то отошёл от еврейства, но теперь возжелал вернуться в лоно своего народа. После того, как 11 ноября 2010 года правительство Израиля приняло решение завершить алию фалашмура, и поручило это Сохнуту, к октябрю 2012 репатриировались уже 4600 человек. В Гондаре и окрестностях оставалось ещё 1500 имеющих право на репатриацию, которые ожидали выезда. Кроме того, часть из 1900 человек, которые получили отказ от сотрудников израильского МВД, проводивших проверки, – подали апелляции и надеялись на разрешение. Таким образом, речь шла о двух тысячах человек максимум. Поэтому главный посланник Сохнута в Эфиопии Ашер Сиум не уставал повторять на каждом углу: «Я приложу все усилия, чтобы в течение года отправить всех в Израиль, спустить флаг над нашим лагерем в Гондаре, и тем самым поставить точку в эпопее возвращения эфиопских евреев на родину».
В среде русскоговорящих израильтян отношение к эфиопским евреям было, мягко говоря, отрицательным. За месяц до поездки у меня состоялась встреча в русской библиотеке Яффо. Меня пригласили как писателя, автора разных книг: про отказников, про Кнессет, про израильских премьер-министров. И я думал, что разговор пойдёт, конечно же, о премьерах, о всяких интересных бытовых деталях поездок и встреч с ними, о которых меня всегда с удовольствием расспрашивала публика. Но не тут-то было! Узнав, что я работаю пресс-секретарем Сохнута, все вопросы мои собеседники сосредоточили только на одной теме: «Какого чёрта Сохнут везёт из Африки этих чёрных гоев? И почему им дают всё, в том числе практически даровые квартиры, а мы не получаем ничего?»
Когда мы с Офером обсуждали состав журналистской группы, которую я должен был сопровождать в Гондар и Адисс-Абебу, я рассказал ему про такое отношение русской публики и предложил: «Давай именно поэтому возьмем с собой в Эфиопию группу Девятого телеканала. Не сомневаюсь, они снимут объективный репортаж. Может, это как-то повлияет на их зрителей?» Офер согласился, и я предложил поездку Лёне Блехману, гендиректору «Девятки». В результате на «Девятке» появился сперва короткий, минуты на три, репортаж о церемонии встречи олим в аэропорту, а затем тринадцатиминутная статья, смахивавшая больше на мини-документальный фильм.
На моё приглашение прокатиться в Эфиопию Лёня откликнулся сразу и попросил два места – для себя и для оператора. Таким образом, наша группа представляла собой внушительный набор ведущих израильских СМИ: Бени Тейтельбаум от радиостанции «Решет Бет», Йори Алон от «Исраэль ха-йом», Ави Хофман от «Джерузалем пост», Ицхак Гильдерстайм от «Макор Ришон», два человека от «Девятки». И два оператора – видео и «стиллс», которые должны были поставить фото и видеоматериалы всем остальным СМИ.
По дороге обратно, из Адисс-Абебы в Израиль, Лёня предложил мне написать статью, чтобы по приезде он, как главный редактор сайта «Зман.ком», тут же мог повесить её на сайте.
– У меня нет с собой компьютера, – расстроено ответил я.
– Зато у меня есть, – сказал Лёня. – Три часа его батарейка выдержит, так что можешь спокойно писать в самолёте.
Так я и сделал. Рейс был ранним – мы вылетели в семь утра. Поэтому, помолившись сразу после взлёта, я взял Лёнин лэптоп и начал писать, пользуясь своими заметками, сделанными во время поездки. Интересного материала оказалось столько, что я просидел над компьютером все четыре часа полета, – и всё же не успел закончить статью. Поэтому мы с Лёней договорились так: он сразу же перешлёт на мою электронную почту то, что я успел написать, и я постараюсь закончить статью – если не к вечеру, то к следующему утру.
Так я и сделал. Зная, что думает русская публика про “эфиопов”, я намеренно пошёл на расширение статьи и включил в неё историю евреев Эфиопии. Я был уверен, что подавляющее большинство читателей не имеет понятия об этой истории. Я был также уверен, что мой материал вызовет массу гневных откликов. Но я всё же надеялся, что, прочитав его, кое-кто немного задумается.
Статья получилась длинной – около 16 тысяч знаков, но, на мой взгляд, интересной. И не только на мой взгляд. Когда на следующее утро я отправил её Блехману, тот тут же выставил её на сайте, а мне отправил мейл: «Статья очень информативная и очень актуальная».
Не знаю, сколько у этой статьи было просмотров, но уже к вечеру набралось больше ста гневных откликов. Уж как только там меня не называли; самое мягкое определение – «предатель, продавший свою душу чёрным». Авторы откликов нападали и на Сохнут, занимающийся привозом «чёрных бездельников».
Хотя я всё ещё чувствовал себя плохо, вечером мне пришлось поехать в Иерусалим. Плохо я себя чувствовал из-за трёх прививок, которые мне вкатал перед отъездом врач в специальной клинике. Он прописал ещё и таблетки от малярии, приём которых надлежало начать за сутки до отъезда в Эфиопию и закончить спустя неделю после возвращения.
На моё счастье, вечером того дня, когда я сделал прививки, в канцелярии Натана Щаранского состоялось его интервью Лёне Блехману для фильма «20 лет алии». Снимали долго, больше часа, а когда собирали аппаратуру, мы с Лёней, естественно, заговорили о предстоящей поездке, и он меня предупредил: не вздумай принимать таблетки от малярии.
– Почему? – удивился я. – Мне же их врач прописал.
– И мне прописал. Но у меня есть приятели-врачи, которые сказали, что у многих от этих таблеток начинаются галлюцинации, и вообще чёрт-те что. Они не только помогают от малярии, но и почему-то влияют на нервную систему.
Конечно, после такого предупреждения эти таблетки я выбросил в мусорную корзину. Но мне хватило и трёх прививок. За несколько часов до вылета в Адисс-Абебу я почувствовал себя нехорошо, но приписал это предотъездному мандражу. Когда мне стало совсем плохо, я померил температуру, – и был немало удивлен, когда на электронном термометре высветилось «38 градусов». Деваться уже было некуда, у меня были все паспорта журналистов с визами, и поэтому я, напившись жаропонижающего, отправился в аэропорт.
Практически всё время пребывания в Эфиопии я жил от таблетки к таблетке, сбивая постоянно поднимавшуюся температуру. Только на обратном пути, в Аддис-Абебе, температура упала. Но ещё и в Израиле я чувствовал себя не в своей тарелке.
А не ехать в тот вечер в Иерусалим было невозможно. Сарит, глава канцелярии Натана Щаранского, праздновала 13-летие своего старшего сына, и я просто не имел права не присутствовать. С Сарит у меня сложились очень тёплые отношения, она всем всегда заявляла, что «вот этого человека я люблю». Не появиться на бар-мицве – значило обидеть её до глубины души.
Бар-мицва проходила в банкетном зале кибуца Рамат Рахель. Я хорошо его знал, поскольку там в своё время состоялись свадьбы дочерей Натана. И первым, кого я увидел, войдя в зал, была Авиталь Щаранская. Она с радостью подошла ко мне, поскольку практически ни с кем из гостей не была знакома.
Разговор начался с того, что Авиталь посетовала: Натан за границей, во Франции, куда отправился вместе с Биби, и ей пришлось поехать сюда одной. Потом мы перешли – как же иначе? – на политику, и к делам моим скорбным. Я рассказал, что вчера вернулся из Эфиопии, написал статью про алию фалашмура, и на меня уже успели за полдня накатить пять бочек арестантов.
– Перешлите мне, пожалуйста, вашу статью, – сказала Авиталь, – я с удовольствием её прочитаю.
Вернувшись домой, я отправил статью на домашний адрес Натана и забыл об этом.
Через два дня Натан Щаранский вернулся из поездки в Тулузу, где состоялась церемония поминовения погибших во время теракта в еврейской школе. В этой церемонии принимали участие и Нетаниягу, и президент Франции Олланд. Я организовал интервью с Натаном на радио РЭКА. Дело было в пятницу, и я, позвонив ему на мобильный телефон рано утром, сообщил про интервью, про время, когда ему позвонят с радио, и собирался отключиться.
– Давид, минуточку,- остановил меня Натан. – Вот тут моя жена передает вам, что прочитала вашу статью про Эфиопию. Прекрасная статья; вам не следует обращать внимания на эти дурацкие постинги. Наоборот, вы можете этим только гордиться…
Привожу выдержки из этой статьи.
«Нередко мне приходится слышать заявления типа: “Зачем нужно везти сюда какое-то африканское племя?” или “Может, когда-то они и были евреями, но было это давным-давно, и никакой связи с еврейством у них уже не осталось”. Мнения эти базируются на абсолютной неинформированности, поэтому я позволю себе краткий экскурс в историю евреев Эфиопии.
Царица Савская вернулась из поездки в Иерусалим беременной от царя Соломона. Когда её сын Менелик подрос, он тоже отправился в Иерусалим, где был тепло принят отцом. Существует даже легенда, что, когда Савская уезжала домой, Соломон дал ей кольцо и сказал: «По этому кольцу я узнаю сына». Но кольцо не понадобилось – Менелик был хоть и темного цвета, но походил на отца как две капли воды. Соломон выделил для личной гвардии Менелика несколько сотен отборных воинов, которые, согласно легенде, и стали родоначальниками еврейства Эфиопии.
Община росла довольно быстро, и играла видную роль в политике и экономике страны. Поэтому, после распада Соломонова царства, именно в Эфиопию бежали несколько тысяч евреев из колена Дана.
До IV века нашей эры евреи жили в Эфиопии спокойно. Но в 325 году местный царь принял христианство и велел креститься всем своим поданным. Евреи сменить веру отказались и подняли бунт. А чтобы физически отделиться от христиан, они переселились в восточные районы страны. Бунт и переселение достигли цели – на какое-то время евреев оставили в покое, а царь даже дал им имя «Бейта Исраэль» («Дом Израиля»). Но только на время. Попытки любыми способами крестить евреев продолжались.
В 960 году, когда положение стало уж вовсе нестерпимым, евреи вновь подняли вооруженный мятеж. Возглавила его некая Иегудит, которую в еврейских источниках именуют также Эстер-царица. Мятеж так преуспел, что «Бейта Исраэль» получили не только религиозную, но и административную независимость, а Эстер-Иегудит превратилась в полновластную властительницу целого района. Восставшие убивали монахов и священников, жгли монастыри и церкви, и чуть было не искоренили христианство во всей Эфиопии. Мятеж привел к смене царской династии, и новые правители хорошо относились к тем, кому были обязаны своей властью. Но, как это уже не раз случалось в еврейской истории, довольно быстро хорошее отношение сменилось ненавистью, и в 1270 году еврейская автономия была полностью и очень жестоко аннулирована.
С XIV по XVII век евреям Эфиопии пришлось выдержать несколько очень решительных попыток властей заставить их отказаться от религии предков. Царь Исхак Первый был последовательным «жидомором» и придумал евреям новое название – фалаши, что в переводе означает «лишенные права на землю». Тем самым он хотел подчеркнуть статус евреев, как граждан второго сорта. Это название привилось, и с тех пор (с 1413 года) эфиопских евреев иначе и не называли. Прежним названием «Бейта Исраэль» продолжали называть себя исключительно сами евреи.
Веками «Бейта Исраэль» упорно сопротивлялись ассимиляции и крещению, но с середины XIX века в общине начало появляться все больше и больше тех, кто ради карьеры, привилегий, да и просто спокойной жизни стали принимать христианство. Они получили название фалашмура, то есть ассимилированные фалаши. По-русски: выкресты.
После разрушения Израиля и ухода народа в изгнание, связь с эфиопской общиной была надолго утрачена – уж слишком далеко находилась Эфиопия от основных районов еврейской диаспоры. Хочу напомнить, что ещё даже в начале XX века попасть в Эфиопию было чрезвычайно сложно. Николай Гумилёв, написавший замечательные стихи об Эфиопии, добирался вместе с российской этнографической экспедицией из Петербурга в Адисс-Абебу больше девяти месяцев.
Спорадические контакты всё же существовали, о чём свидетельствует раввинское постановление Радбаза, одного из глав общины Египта в XVI веке. После опроса воинов-фалашей, попавших в плен к египтянам, Радбаз указал, что они являются потомками колена Дана.
В двадцатые годы прошлого века главный раввин Эрец Исраэль Симха ха-Коэн Кук написал знаменитое письмо, в котором постановил, что евреи Эфиопии являются настоящими евреями. На основании этого письма главный раввин Израиля Овадья Йосеф вынес в 1973 году галахическое постановление, содержавшее аналогичное утверждение. На этом основании правительство Израиля и приняло решение о репатриации членов общины.
После операций «Моше» и «Шломо» практически вся «Бейта Исраэль» оказалась в Израиле. И вот теперь дело дошло до фалашмура.
“Да, они отошли от еврейства, – сказал мне Ашер Сиум,- Но сейчас они хотят вернуться. Так почему их надо отталкивать?” Тем более что ушли они не очень-то и далеко. Отношение эфиопских христиан к фалашмура очень напоминало отношение испанцев к марранам. Их не очень-то долюбливали, и считали пусть и христианами, но второго сорта. В свою семью истинные христиане фалашмура не допускали, поэтому выкресты женились в основном между собой. Что этнически сохранило их евреями.
Репатриация фалашмура началась в 1993 году, после решения израильского правительства разрешить им въезд на основании не Закона о Возвращении (не дающего права на репатриацию сменившим веру), а в качестве гуманитарной меры по воссоединению семей. До августа 2010 таким образом в Израиль въехала 31 тысяча человек.
А число желавших попасть в Израиль возрастало. Побывав в Гондаре и посмотрев, как там живут люди, могу сказать: чтобы вырваться из этих несусветной нищеты и убогости, человек будет готов сделать всё, что угодно».
Дело осложнялось ещё и тем, что лагерями, в которых фалашмура проверяли и готовили к репатриации, заправляли частные американские организации, которые были заинтересованы в том, чтобы эти лагеря просуществовали как можно дольше. Поэтому свое решение о завершении репатриации фалашмура правительство Израиля обусловило полным переходом и лагеря, и всего процесса подготовки и алии под контроль Еврейского агентства.
Вот так в январе 2011 года Ашер Сиум в качестве посланника Сохнута прибыл в Гондар, в окрестностях которого проживала большая часть оставшихся в Эфиопии фалашмура. Он сам уроженец этих мест, в возрасте 13 лет вместе с семьей бежал в Судан, и в 1984 году добрался до Израиля. Служил в боевых частях, имеет вторую академическую степень. Свободно говорит на иврите, английском. И немного на русском. Азам языка его научили русскоязычные приятели, а чтобы лучше понять, что к чему, Ашер на три недели поехал в Москву, где знакомился с языком и культурой.
Приехав в Гондар, Ашер изменил всю систему проверки и подготовки к алие. Предыдущие руководители лагеря содержали 160 штатных сотрудников, получавших огромные зарплаты. Ашер сократил штат на 40 процентов, уволил всех учителей иврита, которыми являлись… местные эфиопы, прошедшие трехнедельные курсы. Но, самое главное: Ашер наладил ежемесячную раздачу тефа – злакового растения, из которого изготовляют инджеру – «эфиопский хлеб», базовый продукт рациона всех жителей страны. Семье, получившей разрешение на репатриацию, выдавалось 25 килограммов тефа в месяц на человека. Сто килограммов тефа стоили 75 долларов, а средняя зарплата в Эфиопии – 50 долларов. Но до неё в Гондаре дотягивали далеко не все. Получение тефа позволяло семье потенциального репатрианта достаточно сытно жить в Гондаре и спокойно готовиться к отъезду.
Мы попали на очередную раздачу тефа, и я видел, какой радостью светились глаза тех, кто выволакивал со двора офиса Сохнута тяжеленные мешки.
Улучшенное питание резко сказалось на состоянии здоровья потенциальных олим. По статистике сотрудников медпункта Сохнута, число обращений в медпункт существенно сократилось. Странного в этом, конечно же, ничего нет – если человек не голодает, то он меньше болеет.
Условия, в которых фалашмура ожидали репатриации, по нашим понятиям, просто ужасные. Ашер привез нас в семью, которая через день должна была, вместе с группой олим, отправиться в Израиль. В комнатке размером не более 10 квадратных метров проживали семь человек. Стены комнатки были слеплены из грязи, а крышей служил пластиковый тент. Окна, электричество, вода, туалет отсутствовали. Еду готовили прямо перед входом, на костре, как, наверное, и сто, и двести,. и триста лет назад. Правда – спасибо Сохнуту – лепешек из тефа было от пуза.
Когда я выразил Ашеру свое удивление по поводу того, как Сохнут позволяет людям жить в таких жутких условиях, тот усмехнулся: «Дорогой, это считается замечательными условиями. Ты не видел, что такое в понятиях Гондара – жить плохо. За такую комнатку семья платит целых двадцать долларов – вот и посуди сам, хорошо это или плохо».
Европеец, впервые попавший в Гондар, испытывает самый настоящий культурный шок. В городе с населением в 250 тысяч человек асфальтированных дорог только две. Всё остальные – это наезженные колеи или… просто земля в своем первозданном виде. Поэтому сотрудники Сохнута возили нас по Гондару, имеющему, кстати, свой университет и аэродром, на джипах. Другие машины здесь проехать не могут.
Такого понятия, как дорожные знаки, в Гондаре не существует. О светофорах здесь даже не слышали. Тротуаров как таковых нет – люди идут по улицам и уворачиваются от проносящихся машин. Не существует в городе и уличного освещения. С заходом солнца он погружается в полнейшую тьму. Что не мешает толпам беззаботно фланировать по этим же улицам. Если убрать с них автомобили, то можно с уверенностью сказать, что вот так они выглядели и двести, и триста лет тому назад.
Потенциальных олим в Гондаре не пугали ни угрозы Ахмадинеджада, ни хамасовские «кассамы». Все новые репатрианты, прибывшие спецрейсом, отправились в молодежную деревню Ибим, переоборудованную Сохнутом для их нужд. Деревня расположена неподалеку от Сдерота, то есть олим приехали прямо под ракетные обстрелы.
В Гондаре я присутствовал на инструктаже, который главы семейств получили перед отъездом. Им объясняли, что такое сигнал ракетной тревоги, и как надо вести себя, услышав его.
Воспользовавшись своими связями в русскоязычной прессе, я сумел разместить свою статью ещё в газете «Новости недели» и журнале «Алеф». Кроме того, я выступил по радио РЭКА, а затем на интернетовском телеканале «Итон-ТВ». На этом канале зрители имели возможность публиковать свою реакцию, и спустя короткое время более двадцати разгневанных зрителей вновь прокляли Сохнут и всех тех, кто «везёт сюда эту чёрную шелупонь».
И всё же я считаю, что моя статья внесла пусть маленькую, но всё-таки лепту в изменение отношения «русской публики» к эфиопам. Ведь она, пожалуй, впервые в русскоязычной израильской прессе рассказала от имени очевидца, что происходит в знаменитом лагере в Гондаре; и, кроме того, в ней была приведена подробная история евреев Эфиопии, с которой не было знакомо подавляющее большинство русскоязычных израильтян.