Стихи разных лет
***
Всяк, кто близко со мной знаком,
за глаза давно говорит,
что недобрым стал старичком
жизнерадостный ферт Бахыт.
Был и я золотой пострел,
по ночам в барабан стучал.
Каюсь, милые, постарел
и порядочно одичал.
Потому ли, что жизнь долга,
под конец охренел, охрип.
Разучился прощать врага,
слушать шелест осенних лип
и нести стихотворный вздор,
подпевая горлице наугад.
Неспроста от горючих гор
надвигается мор и глад.
Неужель наше дело швах?
Голосить уже ни к чему.
Лишь под пеплом помпейский Вакх
выцветает в пустом дому.
2022
***
Время действия – осень. Москва.
Незапамятная синева
Так и плещется, льется, бледнеет.
Место действия – родина, где
Жизнь кругами бежит по воде
И приплыть никуда не умеет.
Содержание действия – ты.
Покупаешь в киоске цветы,
Хризантемы, а может быть, астры –
Я не вижу, мне трудно дышать.
И погода, России под стать,
Холодна, холодна и прекрасна.
Ждать троллейбуса, злиться, спешить –
Словом, быть, сокрушаться, любить –
Все, что нужно для драмы, в которой
Слезы катятся градом с лица,
Словно в горестном фильме конца
Нашей юности, сладкого вздора
О свободе. Арбатские львы,
Дымный запах опавшей листвы,
Стертой лестницы камень подвальный
И цветы на кухонном столе –
Наша жизнь в ненадежном тепле
Хороша, хороша и печальна.
Если можешь – не надо тоски.
Оборви на цветах лепестки,
наклонись к этой тверди поближе.
Там, вдогонку ночному лучу,
Никогда – я тебе прошепчу, –
Никогда я тебя не увижу.
1983
Два голоса
“Мы пируем на княжеских кашах,
бычьи кости глодаем, смеясь.
Наши мертвые благостней ваших.
Даже если и падаем в грязь –
восстаем и светлее, и чище,
чем лощеный какой-нибудь лях.
Пусть запущены наши кладбища,
но синеют на наших полях
васильки. В заведеньях питейных
рвут рубахи, зато анаши
мы не курим, и алый репейник –
отражение нашей души –
гуще, чем у шотландцев воинственных.
Наша ржавчина стоит иной
стали крупповской. В наших единственных
небесах аэростат надувной
проплывает высоко на страже
мира в благословенном краю,
и курлыкают стаи лебяжьи,
отзываясь на песню мою”.
“Отсверкала, пресветлая, минула.
Отпустила в пустыню козла
отпущения. Кинула, cгинула,
финку вынула, развела.
Некто, лѐжа на печке, к стене лицом,
погружаясь в голодный покой,
повторяет: скифы, метелица,
ночь, София, но и такой….
Дева радужных врат, для чего же ты
оборачивалась во тьму?
Все расхищено, предано, прожито,
в жертву отдано Бог весть кому.
Только мы, погрузиться не в силах
в город горний, живой водоѐм,
знай пируем на тихих могилах
и военные песни поем.
Ива клонится, речь моя плавится,
в деревянном сгорает огне.
Не рыдай, золотая красавица,
не читай панихиду по мне…”
1998
Элегия седьмая
Л. С.
Все кажется – вернусь, и станет все, как было,
на Малой Бронной, где теперь сугроб
(как я тебя любил, как ты меня любила!),
аптека и кофейня. Жизнь взахлёб.
И будет нам тепло среди зимы косматой:
подпольный Галич с плёнки запоет,
и кухню полутемную зальет
люминесцентный свет продолговатый.
Любил-то я тебя, а был влюблен в одну,
другую, третью, и сердился, право,
когда ты выговаривала: ну,
ты, мальчик мой, неправ, а впрочем, слава
Создателю: он сам – творенья часть,
то сдвинет ось земли, то сам себе дивится,
то посылает всякой мрази власть,
то глупость – юношам, то молодость – девицам.
Кончается благословенный век мой.
Ты умерла, (а я не поумнел),
но все смеешься, пепел сигаретный,
как бы профессор с тонких пальцев – мел,
вдруг стряхивая в оранжевое блюдце.
Нет, не вернусь. Ушедшим не проснуться,
лишь Патриаршие сверкают инеем,
и небо черное, и светло-синее.
2007
***
Я многих был прелестниц зайкой
Служенья музам был пример
А стал простой домохозяйкой
И вообще пенсионер
С утра заместо стопки водки
И малосольны огурцы
Читаю фронтовые сводки
О ходе спецопераци.
Потом, чтоб сердце не промокло
От стариковских тщетных слез,
Ложу в отваренную свеклу
Четыре ложки майонез.
Да и чеснок (к чему лукавить!),
Словно Юлаев Салават,
Кладу, чтоб правильно заправить
Свой восхитительный салат.
Зачем высокое искусство,
когда отечество пыхтит?
Но харч не должен быть невкусно.
Пиит такого не хотит!
2022
***
Бессонница замучила. Беда.
Виденья, перемешанные с явью,
теснятся в голове, что винегрет
студенческий. Домашние холмы
близ Вакуямы или Хиросимы
желтеют, как положено. Далёко
смех сборщиков японской алычи
разносится. Зеленые плоды
сиротствуют в бамбуковых корзинах, –
и кто-то из работников вздохнет
и вымолвит: «А все-таки цветенье
хоть сакуры, хоть сливы (праздник тленья
и слёзной мимолетности земного)
прекрасней, чем уборка урожая –
не забывай, что сакура вообще
бесплодна и тем более бессмертна.»
Снотворное не действует. Читал,
что мысли (или страсти) неизбежно
приводят к накоплению в мозгу
свободных радикалов. Организм
умеет с ними справиться, когда
его не трогают. И вправду, красота
(спасающая мир) недолговечна,
хоть Чехова, хоть Пушкина открой.
Овраг да степь, чахоточная дева,
в багрец и золото одетые леса.
И мы, подобно липам на бульварах
московских, облетаем. Знаешь, Сталин
планировал их выкорчевать, чтобы
расширить улицы, чтобы фургоны с хлебом
и мясом не стояли в пробках, чтоб столица
цвела знамёнами, колоннами, балетом
из черных рупоров, но не успел – война.
Пройдусь-ка я, пожалуй. На углу
скучает юноша, украшенный двойным
соцветьем сакуры на бицепсе. «Что, брат?».
Он усмехнется, отводя глаза
к билборду (лифчики от «Дикой орхидеи»).
«Не спится, да? Могу помочь.» «Спасибо,» –
скажу ему, не замедляя шага.
Чем пахнет осень? Персиком? Морской
волной? Лежит на парковой скамейке
забытый за ненадобностью томик
«Дао-де-дзин» – газетная бумага,
к тому же отсыревшая. Возьму.
Перечитаю – может, поумнею.
2000
***
Когда мы с любимым прощались под водку
И он обнимался со мной,
Я скромно просила прислать сковородку,
А может быть, миксер ручной.
Как он целовал мою верхнюю губку,
Шепча расставанья слова…
И вдруг, наконец, мне пришла мясорубка!
Стою ни жива, ни мертва.
Немецкая! Дивная! Не из Китая!
Красотка! Две тысячи ватт!
Любуюсь, смеюсь, и тихонько мечтаю
Как милый вернется назад.
Не вечно играют военные марши,
С победою будем опять!
Теперь никогда магазинного фарша
Не стану уже покупать.
Так будь же бесстрашен, отважен и меток!
Держи несгибаемый строй!
А я настоящих домашних котлеток
Нажарю тебе, мой герой.
2022
***
когда твой друг болеет сильно
и угождает в лазарет
ему приносят апельсины
и много прочих вкусных ед
в углу маячит stabat mater
а гость знай в тумбочку кладёт
колбаску скумбрию в томате
инжир малиновый компот
чтобы покушав мандарина
друг исцелился и опять
как бы младая балерина
мазурку начал танцевать
жаль всё не так в подлунном свете
где слишком много орк и урк
имея мужество в предмете
трудится старенький хирург
усердно колет рубит режет
хворобе нанося урон
бой барабанный крики скрежет
и смерть и ад со всех сторон
но безнадежна cosa nostra
и неприступен тот редут
медсестры наши сабли востры
домой печальные бредут
мы верим медицине честной
увы бессильна и она
где стол был яств там ящик тесный
и стопка горького вина
мораль сей басни неприятна
прощай бесценный братский пир
maman роди меня обратно
как умолял еще шекспир
зачем сынку скучать во гробе
как прадеды и праотцы
блаженны мертвые в утробе
и непитавшие сосцы
2022
***
“Вечерний, сизокрылый, благословенный свет…“
А.Тарковский
ах арсений свет осенний голубиной почты взмах
ой вы сени мои сени мебель новая в домах
где закат свинцом окован и за окнами как встарь
бродит с вервием пеньковым государев золотарь
ухмыляясь не случайно он в гороховом плаще
в балаклаве made in China легендарен вообще
встречных радует обычных ест крольчатин и свинин
не язычник не опричник просто добрый гражданин
но когда он за трудами не мешай ему не тронь
претворять живое пламя в очистительный огонь
было слово стало дело хладным телом на снегу
позвонки ломая смело обреченному врагу
2022