Человек с попугаем
Когда она вышла на третий круг, на нос упала парочка первых капель. Не страшно; для чего же капюшон?
Она давно не верила ноябрю, который мог с утра растянуть над головой абсолютно синие небеса без намёка на облачко. А потом, за какие-то полчаса, непонятно откуда, понагнать туч и ошеломить ливнем.
Такое с ней уже случалось пару раз.
— Не сахарная, не растаешь,- ободрила она себя словами бабушки, знакомыми с детства.
Самое главное и самое трудное — это выйти. И коль она это сделала, то дождь не помеха. Тем более, она не одна такая. Народ ходит; правда, совсем немного. Ещё пару кругов — и можно домой. У них в городе была улица специально для любителей спорта — с разметками для пешеходов и велосипедистов, с уже подсчитанными и аккуратно нанесенными на асфальт метрами. 980 м. — в одну сторону. Почти километр. Чётко и понятно, сколько надо пройти, чтобы набрать 5-6 км. Но потом ей надоел этот маршрут, надоели эти ходоки с фанатизмом в глазах, которые мчались в таком темпе, что ей становилось стыдно за свою весьма умеренную скорость. А потому она перенесла свои прогулки в парк. Он был тут же, за высоким зелёным забором, и ходить там было не в пример интересней. Круговой маршрут, часть из которого — по берегу симпатичного озера, вокруг которого копошилась детвора, любуясь уточками, лебедями и кувшинками.
Сегодня детей не было. Сегодня они лепили, рисовали, смотрели телевизор и играли в компьютерные игры дома. А также лезли на стены и выносили мозг родителям, ибо нельзя запереть детей в четырёх стенах без последствий. Но кто поведёт ребенка гулять в дождь?
Когда она заканчивала третий круг, дождь разошёлся — теперь это были уже не одиночные капли, хотя до ливня было ещё далеко.
— Вещи должны быть качественные, — внушала ей дочка. И она был права. В этой куртке было не страшно попасть под проливной дождь.
Они встретились глазами на четвертом кругу. Он шел ей навстречу — против часовой стрелки. Что-то зацепило её раньше, привлекло внимание, но что — она не поняла. Самый обычный мужчина среднего возраста, среднего роста, средней небритости и в куртке без капюшона, которую явно бы не одобрила её Алина.
Она остановилась и присела, поправляя кроссовку: и для кого, и главное — зачем такие длинные шнурки?
— Сегодня дождь, сегодня дождь, сегодня дождь, — услышала она над головой.
Вот оно! Вот что зацепило её внимание. На плече у мужчины сидел попугай. Это было настолько нереально, что она зажмурилась. А когда открыла глаза, поняла, что всё более чем реально. Мужчина поглаживал мокрые перья и ласково беседовал с птицей:
— Не волнуйся, Изя, всё в порядке. Ты прав, идёт дождь.
Попугай продолжал волноваться, крутил головой, и, судя по всему, не думал оставлять плечо своего хозяина. Это не был местный попугай, из тех, которые оккупировали город и кричали под окном, тряся длинными зелёными хвостами. Он был намного крупнее, яркой расцветки и с каким-то осмысленным взглядом философа или шахматиста.
— Изя? — она улыбнулась то ли попугаю, то ли ситуации: дождь, парк, говорящий попугай на плече у мужчины. — Привет, Изя!
— Ну, привет-привет, — Изя смотрел на неё немного снисходительно, как бы свысока. — Привет-привет!
Мужчина вытащил из внутреннего кармана куртки чёрный зонт и с лёгким щелчком раскрыл его над головой.
— Так лучше?
— Тengo frio[1], — ворчливо пробормотал попугай,
— Так он у вас полиглот?
— И полиглот, и философ, и мудрец, три в одном, — улыбнулся мужчина. — А потому мы с ним друзья.
— И давно он у вас? — спросила она, чтобы поддержать разговор. Мужчина не ответил, озабоченно посмотрев на небо. Дождь усиливался.
— Знаете, здесь есть чудное кафе, работает только по субботам, там можно переждать дождь и немного согреться. Не составите компанию нам с Изей?
Заметив сомнение на её лице, он улыбнулся:
— Я знаю, как вас убедить. Вы любите маковый рулет?
В кафе не было ни души. Они сели у окна, сделав заказ: два капучино и два рулета.
— Женщины должны есть сладкое, — сказал он и добавил:
— Иногда.
Они сняли куртки, и попугай стоически выдержал этот процесс, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу на спинке стула.
— Tengo calor[2], — недовольно, но вполне внятно проворчал Изя и занял своё законное место.
— Он у меня консерватор, любит порядок, стабильность. Не переваривает новые места и незнакомых людей. Но вы ему явно понравились. Да, а мы и не представились друг другу, — он протянул руку: — Марк.
— Маша, — она отметила про себя красивой формы ногти и длинные пальцы. — Вы музыкант?
— Играю немного на гитаре; вернее, играл. Маме всегда говорили, что мальчик с такой кистью должен учиться музыке…
— И?
— Музыку люблю, но специальностью это не стало. Я архитектор, проектирую дома, делаю наши города красивыми. А вы, Маша?
— А я делаю красивыми людей, в основном женщин.
— Давайте я угадаю!
— С трёх раз, — она раскрыла ладонь, приготовившись загибать пальцы.
— Стилист!
— Это раз.
— Uno![3] — голосом спортивного комментатора провозгласил Изя.
— Не угадал? Косметолог!
— Это два, — она улыбнулась, помешивая горячий кофе.
— Dоs[4], — с каким-то разочарованием протянул Изя.
— Ну, дизайнер одежды, визажист, фитнес-тренер…
— Три, четыре, пять. Это уже перебор. И всё мимо.
Изя перепрыгнул с плеча Марка на спинку пустого стула и раскрыл крылья, как человек, делающий зарядку.
— Какой красавец! — восхитилась Маша.
— Изя — красавец, — высокомерно подтвердил попугай, аккуратно свернул крылья, поправив крупным загнутым клювом несколько перьев, и вернулся на плечо Марка.
— Ну, Маша, раскройте тайну, раз я не догадался.
— Всё просто и нет никакой тайны, — она пригубила кофе, заметив с удовольствием, что в таком маленьком, не известном ей кафе, подают такой вкусный напиток и такую свежайшую выпечку.
— Я стоматолог. Но прошла переквалификацию, и на сегодня я «Маша — уколы красоты». Колю женщинам ботокс, филлеры, прячу морщины, борюсь с законами гравитации. В общем, делаю их молодыми, красивыми и счастливыми.
Попугай захлопал крыльями, видимо, имитируя аплодисменты.
— Замечательно, Маша. Теперь, когда мы раскрыли тайны наших профессий и немного согрелись, можно перейти «на ты». Вы не против?
— Нет, конечно, можно и «на ты», — она попробовала кусочек макового рулета. — Я понимаю, что этот рулет полностью сведёт на нет нашу ходьбу, но это невероятно вкусно. Здесь почти нет теста, сплошной мак. Попробуйте, — она осеклась. — Попробуй!
— Согласен, потому что ел здесь, и не раз. Непонятно, почему они открыты только в шабат.
— Да, странно, согласна, но выпечка здесь просто домашняя.
Марк положил кусочек рулета на салфетку и поднёс Изе. Тот взял аккуратно, не уронив ни крошки.
— Все местные знают это кафе, и здесь по утрам достаточно людно. Это сегодня из-за погоды нам так повезло. Вы же из нашего города?
— Да, но я здесь совсем недавно. Переехала из Тель-Авива по семейным обстоятельствам, — она замолчала, ожидая вопросов, но Марк терпеливо ждал. Изя, видимо, тоже ожидал продолжения, искоса поглядывая на неё. — Да, я разошлась, а после продажи квартиры поняла, что не потяну покупку в Тель-Авиве. Очень дорого.
Он понимающе кивнул, и она внезапно увидела, что у него очень добрые глаза.
— Вот, посоветовали присмотреться к вашему городу. Я долго не решалась: уехать из Тель-Авива — это серьёзный шаг.
— Ты просто не знала про это кафе, — он улыбнулся и снова предложил Изе кусочек рулета. Тот принял дар с удивительным достоинством, с каким, наверное, короли принимают подношения от послов чужих стран.
— Да, наверное, — она замолчала, помешивая кофе. — Было много против: там, в центре, остались друзья и знакомые, клиентура. Но я подумала: для тех, кто хочет меня увидеть, это не расстояние.
— Маша, — неожиданно медленно и чётко, как бы пробуя её имя на вкус, произнёс Изя.
— Это он к тебе в дружбу набивается, — улыбнулся Марк. — Чувствует родственную душу.
— Он давно у тебя?
— Уже четыре года, — Марк прикрыл глаза и замолчал. Она понимала, что это не просто молчание и боялась его нарушить неосторожным словом.
— Марик, — тонким голосом позвал Изя и прислонился своей головой к его затылку. Марк открыл глаза, и она вдруг увидела совершенно другого человека — усталого? Нет, скорее сломленного, отчаявшегося, в глазах которого явно читалась боль. Эта метаморфоза была настолько яркой, что она опустила глаза, не желая быть непрошенной свидетельницей этой боли.
— Ты, конечно знаешь, что делают наши ребята после армии?
— Едут, — коротко ответила она, не поднимая глаз.
— Да, едут. Кто куда. Желательно подальше. Наш Михаэль выбрал Южную Америку. Работал, копил, учил испанский. В общем, мы быстро поняли, что возражать бесполезно. И не возражали. Он взял билет на полгода с правом его поменять бесплатно. Мы считали сначала месяцы, потом недели, а потом он написал, что продлевает своё путешествие ещё на три месяца. И мы начали считать дни. 90 дней — это так много, особенно после 180. Очень много.
Он замолчал, устало прикрыв глаза и потирая переносицу.
— А потом, когда оставалось совсем немного, буквально пара недель до его возвращения, нам позвонили и сообщили о трагедии. Землетрясение, не очень сильное, но этого было достаточно, чтобы сошла лавина. А он был в горах, на треке. Ранило ещё двоих ребят. А мы… Мы просто потеряли нашего сына. Лавина его забрала. И ничего нельзя было сделать. Абсолютно ничего. Его нашли, быстро нашли и привезли в Израиль. А через пару месяцев после похорон нам позвонила девочка и попросила разрешения приехать. Анат. Худенькая, светленькая такая, вся в кудряшках. Они с Михаэлем были там вместе последние полгода. Пришла сообщить, что у них было всё очень серьёзно. Настолько очень, что она беременна и будет рожать. Принесла много фотографий, где они вместе, и по этим фото мы как-то поняли — да, серьёзно. Очень. Она пришла не одна. Привезла Изю. Нашему Михаэлю его подарил кто-то в самом начале путешествия, и он его просто обожал. Анат пришлось потрудиться, чтобы выбить разрешение на приезд Изи в Израиль. Он был тогда не Изя, а Хосе, и болтал только на испанском. Мы даже купили словарик. За эти четыре года выучил иврит. Анат родила мальчика. Объяснила, что не назвала в честь Михаэля, потому, что нельзя называть в честь трагически погибших. Так ей сказала бабушка. Нельзя. Наверное, она права. Назвала Натанэль.
— Данный Богом, — прошептала она чуть слышно.
— Да, именно так Анат и считает. Что этого ребенка послал ей Бог, как память о нашем мальчике. Одно плохо — она живёт с родителями в Кармиэле. А это не близко. Я ещё не видел такого сходства между отцом и сыном. Мы сравнили фото. Это поразительно, Маша, просто поразительно. Как будто кто-то вернул Мишеньку на землю. А потом… через два года не стало Лены. Обширный инсульт. Она просто ушла к Мише. Если честно, я не знаю, как она продержалась эти два года. Реально её не стало в тот день, когда нам сообщили о случившемся. На плаву её держала работа. У неё был свой садик, небольшой, но очень успешный. К ней записывались почти за год. Ну, ты понимаешь, дети, положительная энергетика, такой позитив с утра до вечера. Родители были очень внимательны к ней после всего…
— Да, понимаю, — Маша кивнула.
— Многие советовали ей родить, но ей было уже сорок три. Не рискнула. И было как-то понятно, что никакой другой ребёнок не заменит ей сына, — Марк задумчиво мешал остывший кофе, а притихший Изя медленно водил крупным клювом по его влажным волосам. — Ну, вот так и живём. С Изей. Гуляем по шабатам. Я, наверное, стал уже местной достопримечательностью. Кто-то мне сказал на работе, что меня называют «человеком с попугаем» . Где-то раз в месяц-полтора еду в Кармиэль. Натанэль уже большой мальчик, смышлёный, красивый. Анат его очень правильно воспитывает. Хорошая девочка. Мы с Леной были бы рады такой невестке. Но случилось то, что должно было случиться. Ведь как говорят — от судьбы не уйдёшь, — Марк грустно улыбнулся. — No puedes descapar del destino. Правда, Изя? — он погладил попугая по ярким крыльям.
— Si, si, verdad[5], — Изя печально посмотрел на Машу мудрым взглядом философа.
— Подсох, — с удовлетворением улыбнулся Марк.- Вы простите меня, Маша, загрузил я вас своими проблемами, — он почему-то снова перешёл «на вы». — А вы с кем живёте?
— Я? Я одна. Моя дочка тоже после армии уехала на год. Поработать в Австралии. Уехала на год, а оказалось, что навсегда. Встретила там парня, местного. Любовь, — Маша развела руками и вздохнула. — Любовь… Моей внучке годик, я её ещё не видела, только через «Скайп». Но зато теперь есть шанс увидеть Австралию. Они очень зовут. И Алина моя, и Стивен, и даже его родители. Летом поеду, если всё будет нормально.
Она посмотрела в окно. Дождь прекратился, и ветер быстро нёс по небу клочья темно-серых, с лиловым оттенком, облаков, похожих на разрушенные замки.
— Ну, встаём? Надо идти, пока снова не начался дождь. А то Изя опять промокнет.
— Да, конечно, пора.
Воздух на улице был такой чистый и свежий, что хотелось остановиться и просто дышать и дышать.
— Вы на машине? — спросил Марк.
— Нет, я живу тут совсем недалеко, минут пятнадцать ходьбы.
— Да что вы говорите? И я. Можно вас проводить?
И они пошли втроём: женщина и мужчина, на плече которого сидел крупный яркий попугай с таким совершенно израильским именем — Изя — и грустным взглядом философа.
[1] Tengo frio (исп.) — я замёрз.
[2] Tengo calor (исп.) — мне жарко.
[3] Uno! (исп.) — один.
[4] Dоs (исп.) — два.
[5] Si, verdad (исп.) — да, правда.
Ирочка, прекрасный рассказ. Но, как часто у тебя — грустный и теплый.