Старина Ю-Ю

В один из дней нынешнего карантина я выхожу из больницы «Ихилов» с пакетом лекарств в руке. Осторожно иду по улице Вайцмана, прикрывая рукой глаза от солнца, потому что был у окулиста, и он перед осмотром закапал мне лекарство для расширения зрачков, и у меня всё чуть расплывается. Вдруг наблюдаю перед собой мужчину, направляющегося ко мне с протянутой рукой. Его особая походка напоминает мне кого-то из прошлого, однако пока не узнаю.

— А вот и великий Захави, — произносит он чуть насмешливо. — Как поживаешь в эти сумасшедшие дни?

Я благодарю его за любезность и намереваюсь продолжить движение, однако встречный – одетый в прекрасный пиджак и держащий в руке резную трость – преграждает мне путь.

— Не уйдёшь, пока не вспомнишь меня, — изрекает он.

Попытка объяснить ему, что я был у врача, и у меня всё ещё расширены зрачки, не срабатывает.

— Давай отойдём в тень, — говорит он и тянет меня под козырёк будки охранников на въезде в больницу. — Давай, вглядись, — говорит он мне, вручая свою трость, отходит и снова приближается своей необычной походкой, словно идёт на кончиках пальцев, поднимаясь и опускаясь на ходу.

— А-а-а! — восклицаю я. – Старина Ю-Ю!

И он обнимает меня, пытаясь поцеловать в щёку, чего я терпеть не могу.

Я узнаю запах лосьона после бритья «Brut», который давно пропал из продажи, но был чрезвычайно популярен у шпаны 60-70-х годов прошлого века.

— Знаешь, — продолжает он, словно раскрывает секрет, — когда в последний раз я тянул срок, кто-то передал мне твой сборник «На краю канавы», где один рассказ – обо мне. Много неточных деталей, но в целом – неплохо.

По правде говоря, я рад видеть, что чувак всё ещё жив, хотя, по моему соображению, ему должно быть лет 75-80; к тому же выглядит он на миллион долларов.

— Ну, чем теперь занят? – спрашиваю я.

Старина Ю-Ю широко улыбается и говорит: «Я в страховом бизнесе – оформляю полисы и не выполняю обязательств». Он суёт мне в руку визитную карточку, но из-за всё ещё расширенных зрачков я не могу прочитать. Бормочу, что был рад его видеть, но должен идти домой, чтобы полежать с закрытыми глазами, а при случае – увидимся.

— Ты должен угостить меня коньяком, — говорит Ю-Ю. — Давай как-нибудь посидим в баре, у меня есть для тебя пара классных сюжетов.

…Вернувшись домой, я дождался, пока глаза вернулись в нормальное состояние, нашёл сборник «На краю канавы», перечитал рассказ о старине Ю-Ю и без ложной скромности решил опубликовать его здесь. Почитайте.

Говорят, что Ю-Ю в силу своей скупости спит минимум 18 часов в сутки, чтобы сэкономить расходы на завтрак, обед, сигареты и всё остальное, что не нужно человеку, постоянно лежащему в кровати и не реагирующему ни на что происходящее вокруг.

Когда он не спит, Ю-Ю имеет обыкновение перемещаться между заведениями, где подают алкоголь, зевает, жалуется на скуку и усталость от жизни, а каждые пять минут заявляет, что идёт спать.

Многие готовы побиться о заклад, что с ногами у Ю-Ю что-то не в порядке. Он двигается, как пружина: подпрыгнет – присядет, подпрыгнет – присядет, словно ходит на кончиках пальцев. Кроме того, человек, который спит большую часть суток и непрерывно зевает, когда не спит, явно не в ладах с собственной головой.

С другой стороны, есть и такие, кто утверждает, что в те часы, когда Ю-Ю вроде бы спит у себя дома, на самом деле он без приглашения и в отсутствие хозяев посещает квартиры состоятельных людей в Северном Тель-Авиве. Два-три парня даже готовы поклясться мамой, что своими глазами видели, как Ю-Ю с ловкостью обезьяны взбирался по трубам на внешней стене дома и исчезал в окнах роскошных пентхаусов.

В один из дней в Особом отделе Управления полиции тель-авивского округа раздаётся телефонный звонок, и аноним сообщает, что за последние дни Микаэль Шукрун, более известный как Ю-Ю, обчистил несколько «упакованных» квартир, что добавило в его закрома две-три сотни тысяч «зелёных».

Парни из Особого отдела – настоящие профессионалы, которые используют в своей работе всякие штучки: переодевания, прослушку и многое другое, чтобы доказать, что их клиенты – преступники, а не праведники, какими они обычно прикидываются. Сыскари складывают два плюс два и понимают, что поступившая инфа и факты ограбления квартир в Северном Тель-Авиве указывают на одного опытного домушника.

Следаки пускают за Ю-Ю «хвост» и выясняют, что тот живёт вместе со своей старой матерью в ветхой хибаре в квартале Шапира. Ещё люди из НН^[1] сообщили, что мамаша Ю-Ю имеет обыкновение собирать остатки продуктов из мусорных баков возле рынка в квартале «А-Тиква», а на обратном пути домой идёт с протянутой рукой и просит милостыню. Сотрудник, тайно наведавшийся в развалюху Ю-Ю и его матери, заявил, что не может того быть, чтобы человек, который обнёс пару десятков дорогих квартир, жил в такой вонючей конуре. Более того, топтуны, следившие за хавирой Ю-Ю, сообщили, что уже несколько последних ночей не видели, чтобы тот выходил из дома. Всё это родило предположение, что кто-то задвинул парням из Особого отдела чернуху, и не стоит более тратить служебное время на старину Ю-Ю.

Как-то поздним вечером сидел я у стойки в баре «Судьи» и вдруг слышу, как кто-то сзади просит меня подвинуться – старина Ю-Ю! А надо сказать, что он тогда был мне интересен тем, что частенько рассказывал разные майсы, от которых, правда, нужно было отнимать половину, чтобы приблизиться к истине.

Он заказывает себе виски в высоком стакане для пива и шепчет мне в ухо: «Не верь барменам, все – стукачи, работающие на легавых».

Уже через полчаса моё терпение выслушивать его байки иссякает, и я мечтаю отвалить, но пристрастие к дешёвому коньяку, который заказывает мне Ю-Ю, всё же удерживает меня возле него.

В какой-то момент, уже крепко набравшись, Ю-Ю наклоняется ко мне и шепчет в ухо:

— Послушай историю, но станешь трупаком, сукин сын, если выболтаешь хоть слово.

Итак, однажды моя старая мамаша, мудрая как царь Соломон, и знающая абсолютно всё, что происходит в нашем квартале, обратила внимание в нашем магазинчике на двух типов, покупавших всякие перекусы и лёгкие напитки. Проследила – они вошли в пустующее здание в двадцати метрах напротив нашей халупы.

Она рассказывает о них мне, и я просекаю, что это легавые в гражданке.

Я отправляю её на рынок – якобы пособирать всякое гнильё и поклянчить для вида у людей лиру-другую. Короче – изобразить нищету голимую. Также передаю ей большущую бухту «зелёных» моих накоплений – чтобы спрятала где нужно, иначе мне за неё пропишут не меньше пятерика в государственном пансионате. А затем неделю не выхожу из дома – просто засох: ни горло промочить, ни в картишки не перекинуться, ни порезвиться со своей новой куколкой, которая пока позволяет только чуть прикоснуться к ней – не более того. Вот такой держу режим.

Кроме того, — усмехается Ю-Ю, — выпускаю компанию шестёрок, которые несут обо мне, как о нищеброде, а я что – буду рассказывать, что отложил приличную сумму «зелёных» на покупку виллы, чтобы затем развернуться по-взрослому?

И вот вчера ментовские собрали манатки и убрались из квартала, поэтому сегодня я решил оттянуться, отметить окончание спектакля.

— Скажи Ю-Ю, а почему же ты празднуешь один, а не со своей новой куколкой? – спрашиваю я.

— Почему? – грустно переспрашивает Ю-Ю. – Да потому что нельзя верить никому: я зарисовал эту сучку, когда она была за рулём автомобиля, который увозил этих, что следили за мной…

Когда мои глаза вернулись в нормальное состояние после «Ихилова», я спустился в магазинчик кое-что прикупить. Похожу к кассе, а бумажника-то и нет в кармане рубашки. Проверил в карманах брюк – нет. Вернулся домой, поискал – нет. И тут я вспомнил, как тепло обнял меня Ю-Ю при встрече…

Сукин сын всегда был отличным карманником.

Я быстро позвонил в компанию «Исракард» – заблокировать кредитку, а мне говорят, что за последние два часа ею оплатили дезодоранты, лосьоны после бритья и ароматические масла для ванной – всего на 1200 шекелей, а в супермаркете по ней закуплено деликатесов на 700 шекелей…

Ю-Ю был прав – верить никому нельзя.

 

Перевёл с иврита Александр Крюков

 

[1]НН – наружное наблюдение, слежка.