48(16) Дина Березовская

Поворот, переулок

 

                                       ***
Под крышкой сундука, на дне последней клади –
земли трущобный дух и бабушкин платок,
а в уголок платка зашиты чьи-то пряди:
заблудшее дитя, родильный завиток.

В тот край далёкий наш, где мы блуждаем вместе,
поклажи горький дым с собой не унести,
потерян наш багаж, забыт при переезде,
и ключ-ни-от-чего ещё зажат в горсти.

Дни, прожитые зря, и все мои ошибки –
под крышкой сундука, пошарю – не найду,
здесь прядки октября в небесный свод зашиты,
сквозные облака и первый дождь в году,

в пути застигший нас удар тяжёлых капель,
неведомо куда бегущих налегке,
и каждый божий раз приход его внезапен,
и ключ-ни-от-чего ещё зажат в руке.

                       ***
Стареет близкий человек,
плывёт в края иного счастья
по карте островов и рек
на тыльной стороне запястья.
Прощаясь, он в саду сидит,
в районном садике заросшем,
где безотходный керамзит
усыпал куцые дорожки,
где чутки только провода,
сигналя при любой погоде –
мир безответен, как всегда,
и равнодушно безотходен.
Когда душе пора и в путь,
нет сил за нею волочиться
и слушать, как неровный пульс
надсадно бьётся за ключицей.
К закату тени всё длинней –
его, и проводов, и дыма –
переплетенье их теней
единственно, невосполнимо.

                  ***
что нам дорого – коротко,
каждый прожитый час –
мандариновых корок
насушить про запас

промелькнуло, померкло,
не кольнуло нигде –
пустячок, водомерка
по свинцовой воде

поворот, переулок,
что там будет, бог весть –
стариковских прогулок
одинокая спесь?

и в награду – на грани
чёрно-белых страстей –
тростниковой ограды
многострунная тень?

ненадёжна, предвзята –
то ли тень, то ли свет –
и легла полосато
до скончания лет…

Песенка песней

Настал черёд шестого дня
и яблоку упасть,
когда ты спрашивал меня:
откуда я взялась?
Откуда каждый мой грешок
и странный мой покой,
и тот обманный мой штришок –
глаза прикрыть рукой?
В какие тайные края
готовлю я побег,
какую бездну вижу я
там, за изнанкой век?

Здесь дом и пища есть у нас,
и на двоих кровать,
а там, откуда я взялась,
тебе несдобровать.
Там у запретного плода
совсем иная сласть,
ты лучше не ходи туда,
откуда я взялась.

Там все на птичьем языке
запретные слова,
туда сбегаю налегке,
заслышав их едва,
туда, откуда я взялась,
в спасительную тьму.
Но возвращаюсь каждый раз
к порогу твоему.

                   ***
на клеёнке поздний ужин,
чадный кухонный покой,
подоконник перегружен
пёстрой жизни шелухой

стопки книг, а в них закладки –
все лекарства от тоски –
опустевшие облатки,
бесполезные очки

узамбарская фиалка –
в плошке крошки со стола,
пепел всюду, где не жалко,
пепел, пепел и зола…

за окошком запотевшим
тушью мокрые кусты
поредевшей, облетевшей,
овдовевшей чистоты

меж кустов, в сыром просвете
снег клубится тяжело
и ложится, словно пепел,
лунный пепел – на стекло

                   ***
Что там есть за душой – на весы
положу, только дайте
услыхать, как вступают басы
в поднебесном анданте,
том промозглом и колком,
что слышат порою живые –
как стекают по стёклам
бемоли его дождевые,
как пустыня следит, не мигая,
за этой игрою,
и верблюжьи холмы накрывает
попоной сырою,
словно шейх темнолицый
в пастушьей джеллабе расшитой,
что привык тяготиться
непрошеной этой защитой.
Осень всё же права,
что скрывает порезы и ранки,
что оливки листва
неприметно седеет с изнанки,
что безмолвно клонится вперёд,
ожидая удара,
и покорно бредёт
дождевых колокольцев отара.
Не смутить тишину
ни единым аккордом случайным,
нотный стан наполняя,
одним терпеливым молчаньем –
так фонит пустота,
беспокойно гудя проводами –
этот шанс неспроста
безголосым живым выпадает.

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *