А под дождем не видно слез, когда срывает ветер крышу,
Все наносное, не всерьёз, все больше слушаю, не слышу.
Уж сколько дублей клеит клей в ползучей ленте негатива,
Мы стали к прошлому добрей, в нас пена правильного пива.
А в янтаре застывший глаз через века глядит уныло,
Он, бедолага, судит нас, хоть сам давно сошел на мыло.
Ему там проще и видней, как выйти вовремя из чата,
Зачат в эпоху трудодней, не повезло, ошибка чья-то.
Все ходит с нами поводырь над бездной сдвинутого люка,
И не спасает нашатырь тех, кто попал в объятья глюка,
Смеётся Дарвин за спиной, поставив всё на обезьяну,
Жизнь в руки только по одной, я повторять её не стану.
Ползет гремучая змея, хвостом цепляясь за лианы,
А этот в зеркале не я, какой-то лысый, злой да пьяный.
Закосит острая коса поля нетронутого мака,
И зомби ловят голоса всех тех, кто стал опорой мрака.
А у свободы два крыла, да только цепь скрутила ноги,
Всем воздается за дела, а не за мудрые предлоги.
И по пустыне сорок лет шагают дружно те же лица,
Без тормозов мой интернет устал за них вдали молиться.
***
Воскресный день уже не радовал бычков,
Тех, что поймала сковородка тети Клавы,
С авоськой к пиву шла ватага мужичков,
На пиджаке у одного был орден Славы,
В тени каштанов бочка желтая лилась,
И пена пухом тополиным укрывалась,
И лентой очередь стояла и тряслась,
Что мало выпивки на жаждущих осталось.
Там лузгал семечки разбуженный народ,
Туда-сюда мелькали платья и футболки,
Причалил к пристани гудящий теплоход,
И моряки бежали в город в самоволку.
В халате белом тётка жирною рукой
В последний раз кран до упора повернула,
Пустую бочку дождь слепой залил тоской,
И в рот зевающий лишь муха зло мигнула.
Табличка скорбная вещала «Пива нет»,
Как будто горло полоснула острой бритвой,
Вода с трубы стекала в банку на обед,
Как компромисс меж атеизмом и молитвой.
А тот, что с орденом, газетку расстелил,
Его без очереди как-то пропустили,
И из бидона от души нам всем налил,
И под закуску мы за вечер летний пили.
Без дела маялся корабль на стапелях,
Валил народ успеть к трансляции футбола,
И было счастья хоть карманы на нулях,
Уроки ждут с утра, ведь не сгорела школа.
И улыбалось солнце негой золотой,
И травку кто-то докурил в забытом трансе,
Казалось, вечно будет счастье и застой,
Хватало каждому в душевном резонансе.
Лишь запах пота сквозь тройной одеколон
Открытым окнам над лиманом не по нраву,
Спускался с Бугом южный город в сладкий сон,
Доев бычки с плиты соседки тети Клавы.
***
Зальюсь вином и сладким сном
Я придавлю мечты к дивану,
Невидим стану, словно гном,
Накрытый тазом в женской бане.
На четвереньках до крыльца
Уходят гости с перегара,
Я потерял фрагмент лица,
И в зеркалах лишь злая харя.
А по судьбе аристократ,
Хоть жизнь к удаче близорука,
Душа тверда, как сто карат,
Пилить ее – такая мука!
Я пробкой в штопоре застрял,
Он все нутро скрутил наружу,
Себя уж столько раз терял,
Вставал и падал снова в лужу.
Уже нахрюкал бюллетень
Сварливый день душевных колик,
Похож на собственную тень,
Как анонимный алкоголик.
Не мне на профиль свой пенять,
Не раб и не слуга этила,
Как трудно взять и поменять,
Гораздо легче все как было.
Кого-то бьют пинком под зад,
Кому-то все открыты двери,
Я закопал вишневый сад,
Сбежав от счастья к высшей мере.
Стучат по сердцу каблуки
Разлитых капель валидола,
Найти бы берег той реки,
Куда б сумел войти я снова.
***
Послал в анналы критиков и психоаналитиков,
Невротиков и нытиков, кривых, прямых, иных,
Конкретиков и скептиков, турретов, эпилептиков,
Глупцов и теоретиков, здоровых и больных.
Послал непрогибаемых, упёртых и вменямых,
Внушаемых, отчаянных, свободных и рабов,
Любителей экзотики, пиара и эротики,
Эклектики и готики, текилы и грибов.
Послал слепых мечтателей, ленивых обывателей,
И всех доброжелателей, завистников и гнид,
Вещателей, предателей, спокойствия взрывателей,
Скупых на лайк читателей и тех, чей мрачен вид.
Послал иные мнения да волны настроения,
Уставшее везение и тех, с кем недопил,
Твердящих о спасении, любви и отрезвлении,
Приют мой откровения кто злостно не купил.
Послал по скайпу искренне, и в эсэмэске письменно,
Истериков, холериков и к ним примкнувших в спам,
Старателей, просителей, участников и зрителей,
И вирусоносителей компьютерных программ.
Послал и не покаялся, сумел, успел и справился,
Кому-то не понравился, живу, как прежде жил,
Ранимых дознавателей и жадных обывателей,
Да гордых подражателей рассерженных чернил.
Послал без зла и повода, порвав концы от провода,
Газеткой хлопнув овода промеж своих ушей,
Не стих и не творение в оправе самомнения,
Настал предел терпения гнать от себя взашей.
***
Она вдруг замолчала, сменив пароли в сеть,
Решила всё сначала, забыть, забить, стереть,
Вскочила на подножку, тридцать седьмой трамвай,
Любовь по чайной ложке ей гуглит месяц май.
Цветет, да не ласкает пьянящая сирень,
И над Днепром растает в закате грусти день.
Влюблен как маразматик в знакомый силуэт,
Кафе Момент, Крещатик, вернуться, точка, net.
Ушла по лужам в Липки нечётной стороной,
И тянет дождь ошибки за гордою спиной,
Пробьет в стене кирпичной дорожку к ней вай-фай,
Все сложно в жизни личной, тридцать седьмой травмай.
Судьбы перезагрузка бежит за нею вслед
С Владимирского спуска, храня ее от бед.
И с утренней прохладой вдруг щелкнет эсэмэс,
Ее найти мне надо, то с ней никак, то без.
Смотрю в стекло я смело, хоть треснул пол моста,
Она уйти хотела, чтоб с чистого листа.
Скамейка под каштаном не выдаст голос мой,
Пойду искать по шпалам её тридцать седьмой.
***
За третьей дверью.
А вам другой поэт, наверно, нужен?
Там третья дверь направо у окна.
Вы не пугайтесь, что мой голос чуть простужен,
И стол весь книгами под потолок загружен,
И в недопитой чашке запах от вина.
А я здесь так – сижу, работаю, мечтаю,
Мой день расписан от восьми и до пяти.
Коль есть слова, перо в чернильницу макаю
И в третью дверь на утвержденье посылаю
Без чувств о чувствах, ты уж, Господи, прости.
Тут все разбросано, по списку судьбы смяты,
Я ведь порою на себя бываю зол.
А тот, за третьей дверью, вечно виноватый,
Все пьёт да курит и с утра был неженатый,
И принимает тех, кто носит этанол.
Вы по какому, я спросить осмелюсь, делу?
Хотя какие в ваши годы тут дела.
За третьей дверью лишь душа сидит без тела,
Ну, вы поймёте, и туда ступайте смело,
А здесь бездушные, но все-таки тела.
Вы редактируете разные колонки,
Желая первой прочитать мой эксклюзив?
Вам часто снятся проходимцы и подонки?
А тот, за третьей дверью, с интеллектом тонким,
Вам не понять его врожденный позитив.
Всё продаётся здесь согласно прейскуранту,
Кусают рукописи стаи беглых крыс.
Из серых будней трудно выбиться таланту,
Лишь гонят тюльку фраера в гнилых шаландах,
За третьей дверью лоб послушен, зол и лыс.
Вы не грустите, если вдруг там вам откажут,
Таких, как он, мы вмиг отыщем полстраны.
Как трудно выдавить посредственность и лажу,
Я тоже крут, но иногда со всеми лажу,
За третьей дверью откровенья не нужны.
Слова слетают и становятся обузой,
Их помнит пыльный и безликий кабинет.
А без любви не получается стать музой,
И разминется жаркий день со злобной стужей,
Поняв, что там, за третьей дверью, счастья нет.
Так вы ко мне? А я давно неактуален,
И всё рифмую наши будни в сонный стих.
Я старомоден, независим и банален,
Но для воскресших чувств вполне сентиментален,
За третьей дверью не осталось уж таких.