Килограмм человека
***
Перемещается, движется в стороны, вертится…
Я не прошу черноглазой девицы и чудо-коня.
Дайте мгновенье подумать о личном бессмертии,
Наедине с неизбежным оставьте меня.
Дайте услышать мышиные лапки тишайшие,
Дайте следить за чешуйкой коры смоляной.
Дайте дочаяться мне, чтобы время нашарило
Только меня одного среди твари земной.
Дайте хоть маленький миг на ладони Всевечного,
Миг бесконечного непредставимого дня.
То, что сейчас перед вами тоскует и мечется,
Это не я. Я настану. Дождитесь меня.
***
Только горечь горечь горечь
Горечь в горле и внутри
Выходи на площадь сволочь
В полный голос говори
«В дни военных операций
То есть с этих самых пор
Площадь на ночь запирают
На цепочку и затвор
Свет повсюду выключают
В темноте с дубинкой ждут
Механических овчарок
Без намордников ведут
Моих действий индикатор
Выходить мне не велит
Вы-то сами провокатор
И душевный инвалид
Вы ужасными словами
Выходить сказали мне
Ну а сами на диване
На большой своей спине»
И часы играют полночь
Гаснет блеск моих речей
Я такая ж точно сволочь
Среди прочих сволочей
И сжигает горечь горечь
Пуще всякого огня
Приходи к собрату сволочь
Обними меня.
***
Поеду по Одессе на трамвае,
Поеду на трамвае к тёте Вале,
Поеду на Двенадцатый Фонтан.
Ларёк есть по дороге к тёте Вале,
Там вермут нам охотно наливали,
Бывало, мы с него и не блевали,
Зубами уцепившись за стакан.
Мы молодыми юношами были,
Нас местные ни разу не убили,
Поскольку были мы одна семья.
А тётя Валя, что сдавала дачку,
Садила за день «Беломора» пачку,
Была в далёкой юности циркачкой
С репертуаром – женщина-змея.
Внутри Фонтанов, в их роскошном соре,
Чернело и расплёскивалось море,
В своей понтовой эллинской красе.
В нём водяные нити Парки пряли,
В нём кольца обручальные теряли,
В него мы неталантливо ныряли.
Но, кажется, выныривали все.
На Маркса в «Оксамите Украины»,
На гвоздиках торчали наши спины,
Мы пили «Апельсиновый цветок».
Пьянели. И к моей сатире детской
Благоволил сияющий Жванецкий,
Мы оба так любили строй советский,
Как ласточка асфальтовый каток.
Я жил в Одессе, как в родимом доме,
Я пару раз играл на ипподроме
И выиграл четырнадцать рублей.
Наш август был ленив и медоносен,
Синели баклажаны на подносе,
Играл нам Алик «Койфчен папиросн»
На шестиструнке коцаной своей.
Мы подпевали. Чудо-ночка длится,
И наша «Шипка» кольцами струится,
Дымится тётивалин “Беломор»
Мне даже внучка тёти Вали снится.
Жива ли эта милая девица,
И не ходила ли она молиться
На днях в убитый русскими собор?