Как там небо?
Алексей Петрович ну как там небо
Как амброзия лучше чем Джонни Уокер
Повидали там ли Бориса и Глеба
Что Булата не встретили я просто в шоке
Нам без вас ху*во поймите это
Перестала светиться отсчёта точка
Наплевав на нас подкатило лето
И всё твёрже моя стала оболочка
Лёша знаешь такое вокруг творится
Впрочем и при тебе было вряд ли лучше
Что залиты кровью очки и лица
Рагнарёка страшней светит слово «Буча»
Да ты в курсе но сил нет у строчек с рифмой
Рассказать про это — не хватит взгляда
Алексей Петрович возьмём за гриф мы
Чтобы спеть заплакать завыть как надо
Как приличные люди в бессилье воют
Понимая что жизнь напрочь просвистели
Мы у той стены простились с тобою
Только нынче дошло что осиротели
***
Всю ночь шёл дождь, и чувство, что в аду,
Чуть стёрлось, притупилось, отлетело
И чайником на кухне просвистело:
«Прощай, моншер! Но я ещё приду».
И жжение в районе, где душа,
Сошло на нет, оставив только спазмы.
Мой мир, который был всегда прекрасным,
Мне показал лихие антраша…
А жизнь, хотя казалась неплохой,
Вдруг очутилась в долгосрочной коме,
Незрячей, как луна на переломе,
Как улица Зеленина – глухой.
Архангел где со ржавою трубой?
Ведь я всё жду. Уходит спирт из виски.
Когда вернут мне крылья из химчистки,
Надеюсь — воспарю я над судьбой.
Я вырвусь из оков библиотек,
И станет так, как вовсе не бывает —
«Старик, ты гений!» — и со мной шагает
Один Простой Хороший Человек.
***
Звёзд рассыпался горох,
Чтобы стала жизнь богаче.
Мирно рос чертополох
На задворках старой дачи.
Пылью ночь занесена,
Что пошлей, чем звук гитары,
И внизу блестит Луна
На осколках стеклотары.
Нет ни звука, ни окна
С лампой цвета изумруда,
Тишина царит одна
Словно божия причуда.
Разбежались кто куда
От кромешного бессилья.
Это было в день, когда
У меня забрали крылья.
Я не тот, и ты не та,
Посмотри же, сделай милость –
Тут когда-то пустота
Тишиною притворилась,
И приходится терпеть
Эту подлую подмену.
Опустилась в шахту клеть
Словно шприц в тугую вену.
Я забыл свои года.
Чтобы мне была ты рада,
И об этом тоже надо
Мне подумать иногда.
***
Земля порезана окопами,
И всё сочится и болит.
Идёт искусственными стопами
По чернозёму инвалид.
«Вот здесь стояла “сорок пятая”,
Скакали гильзы по траве,
И пёрла, злая и проклятая,
Толпа, желавшая лавэ,
Толпа, хотевшая всех девушек,
Толпа, стрелявшая в детей…
Они давно лежат в земле уже,
Во смраде сломанных костей.
Да, внучек, было тут распятие
Христа, пришедшего не в масть.
Легло на весь народ проклятие
И отменить – не наша власть.
Прошло лет двадцать, годы двинулись,
Я помню всё, храню завет.
А те, которые накинулись?
Ни их, и ни страны уж нет».
Игорю Бяльскому
Поверь мне, судно у Харона
Не источает гордый блеск,
И Стикса непрерывный плеск
Звучит смурно и однотонно.
Да, наступило время оно —
Тебе уплыть, а нам сидеть,
Басовых струн терзая медь,
Под стенами Иродиона.
В густой ночи шакалы воют,
Словно разбивший штоф алкаш…
Когда изгрызен карандаш
Строфа идёт сама собою.
Давайте память ниспошлёмте
Сразить забвенье на мечах!
Висят светила на лучах
Луны желтеющего ломтя.
Ты знаешь, помнить — это труд,
Доступный только тем, кто хочет.
Что нам планида напророчит?
Кого ещё года сотрут?
Мы как-то встретимся с тобой,
Нескоро, но неотвратимо.
Плывёт звезда неугасимо,
И нас потянет за звездой.
Ну, а пока сведём бокалы,
Расколем звоном злую тишь.
Забыть тебя? Да нет, шалишь,
Всё помним – горы, лес, вокзалы.
Пусть дух спокойствия и важен,
Но я стремлений не смирю.
«Спокойной стражи!» — говорю,
Желая всем спокойной стражи.
***
Сколочу себе лодку из дерева гофер,
Прикреплю лёгким тросом к стальному крыльцу
И увижу, как, пряча в дожде плоский профиль,
Отменённый троллейбус спешит по кольцу,
Как ломается свет фонарей на высотке,
Бестолково растущей у Красных Ворот,
Я потом разгляжу всё из мчащейся лодки,
А пока посижу, слыша водоворот.
Как давно листопад охрой красил дорожки,
И не лезла стеной на мой город вода…
Только бился вдали плач ночной «неотложки»,
Значит, где-то внезапно случилась беда.
Так вокруг безысходное что-то кружится,
Очень трудно понять, невозможно забыть,
Когда кончился сон, а кошмар всё же длится
И тебя ещё кто-то стремится убить.
Небо цвета «разбавленный пламенем кофе»
Вдруг упало на нас ни с того ни с сего,
Но плывёт моя лодка из дерева гофер.
И спасает меня. Да, меня одного.
Утро. Война
В окопе буйствовал родник,
Хотя вчера отвод копали.
Шинели полы намокали
И, тяжелея, отвисали,
И шею тёр мне воротник.
Скользя по глине, я прошёл
К ступенькам выглянуть наружу.
Там – тишина. И, спрыгнув в лужу,
Я понял – скоро занедужу,
Он слабый, этот сильный пол.
Но умирает тишина,
И вновь ракетный в небе скрежет,
Он небеса от нас отрежет
И снова сцена – мы и те же,
Ну что ж, терпи войну, весна!
И лето, терпеливей будь,
Ещё на город лезут крысы,
И в бункере убийца лысый
Ракеты направляет в выси,
Чтобы мою пронзили грудь.
Опять смешались кровь и гной,
Земля, кишки, зола пшеницы,
И сбитая осколком птица –
Всё это в памяти хранится,
Пребудет навсегда со мной.
Поля железками засей,
Смотри — горит, как сердце Данко,
Котёнок в гусенице танка.
…А как сейчас живёт Песчанка?
Там мамы Родина моей.
Луны бледнеет мрачный лик,
Вползу на бруствер спозаранку,
Чтобы прорваться к полустанку
За Балту, Гайсин и Песчанку,
И за родник.
***
Чёрное небо и чёрный закат,
Склон у горы и колюч и покат.
Чёрное море и чёрный песок,
Чёрный в ущелье несётся поток.
Светится город в чернеющей мгле,
Город последний на этой земле.
Пепел посевов и уголь дубрав,
Скрип пересохших дымящихся трав.
Где ты, мой мир? Нет вина, есть вина.
Неимоверна за это цена.
Не повторить, не вернуть, не слепить,
Раз уж не стало, то больше не быть.
Кто пренебрёг нашей жизнью святой?
Сами, всё сами и больше никто.
Светлые тени у чёрной стены,
И у прощанья все фразы черны.
Ангел устало кружит над крыльцом –
Девочка Кира с мёртвым лицом.