Незаметное исчезновение Карасева
В Москве встречали Новый 2020 год, корпорации резервировали ночные клубы, пары заказывали столики в ресторанах, все места в гостиницах были давно забронированы. Китай? Что Китай. Китай далеко, это у них, не у нас.
В канун Нового года мы с женой сидели у друзей – бывших соседей по дому. Провожали старый, пили за новый, желали друг другу счастья и здоровья. Никто ещё не догадывался, что встречаем не только 2020, что вместе с ним вступаем в новую эру, в мир, который никогда уже не будет прежним, и даже общение с ближними и друзьями станет со временем немыслимой роскошью.
Хозяин показывал мне последние приобретения – книги с ярмарки nonfiction: Мишеля Уэльбека «Серотонин», Дмитрия Быкова «Русская литература: страсть и власть»; ультралайтовые японские удилища с высочайшей чувствительностью, с тестом от одного до шести граммов, рассказывал, как будет ловить летом с двухграммовым грузиком на пенопласт и на самые маленькие блёсенки, мимо которых рыба не проходит.
– Знаешь, я тут всю осень скачивал фильмы, теперь пусть отключают всемирную паутину, – по барабану. Мне читать, не перечитать, смотреть, не пересмотреть, слушать, не переслушать.
Меня всегда удивляла его всеядность, необоримая любовь к вещам, к тому, что можно потрогать, попробовать и, конечно, непременно купить. Мне незачем было заглядывать в яндекс-магазин. На помощь приходил мой деловой сосед, который, казалось, знал всё: чем отличается Kodak 50 от Kodak CD-50, какой смартфон лучше всего покупать в данный момент и в чём его преимущество, почему не стоит покупать виски «White Horse» московского разлива, наконец, на каком рынке продают качественное мясо по сносной цене и т.д. и т.п.
Вернулись к столу, я предложил тост за ушедших в 2019 году. Стали перечислять поимённо. Оказалось, их немало. Были и общие знакомые. Выпили не чокаясь.
Хозяин неуклюже оправдывался за их отсутствие на нашем празднике:
– Не повезло им, а может быть нам, смотрят на нас оттуда, как мы тут свечку коптим, пыжимся из последних сил. А зачем? Я вообще-то умереть не против, утомлять природу – Боже упаси, только противно. Пугает меня во всём этом утилизация тела. «Дано мне тело, что мне делать с ним таким любимым и таким родным?». В том-то и дело, что ничего. Как представлю этот гроб, этот труп, отданный на стенания толпе, мужиков, копающих яму, червей, опарышей – фу. Вот кабы исчезнуть незаметно, разлететься на невидимые атомы, протоны-нейтроны, так другое дело.
Во всей его доморощенной философии сквозил сарказм, но сарказм с какой-то горчинкой обдуманности: жизнь конечна, умирать придётся всё равно, но уж если умирать, лучше молодым, и как можно позже.
События развивались стремительно. В марте объявили глобальную пандемию. Обязали носить средства индивидуальной защиты, цена на маски в аптеках доходила до пятисот рублей, впрочем, их всё равно раскупили. Пенсионеров и хроников перевели на режим самоизоляции. Друг мой уехал с женой и детьми на дачу. Я, как «счастливый» человек, входящий в группу риска, проводил время в своей Обломовке – Чернаве. Ловил карасей и щук, переправляя фотографии с уловами другу-соседу по Ватсапу, а вот стишок в догляд переслать припозднился:
Другу Карасёву
Я послал по ватсапу себя и двух щук
Другу в правой и в левой руке,
Эсэмэс присылает с вопросом мне друг,
Где ловил: в Озерах иль в реке?
– На жерлицу в реке я их нынче поймал,
Любопытный мой друг Карасёв.
– На кого ж ты поймал? – мне мой друг отписал.
– Ну, естественно, на карасёв.
И на что мне мой друг сообщенье опять
С поздравлением шлёт: «Молодец».
Не пойму, как он может меня поздравлять, –
Сам Карась, карасиный отец.
Как гром среди ясного неба пришла весточка от Лары: «У нас несчастье, Стёпы больше нет». Хронологию событий я узнал позднее. Поехали закупать продукты, заехали, между прочим, на рынок, где продавали «качественное мясо по сносной цене». То ли шашлык не пропёкся… Только Степана забрали в инфекционное отделение на Соколиной горе. На следующий день ему полегчало, и его выписали. Через три дня на даче у него поднялась температура до 39,5. Видимо, попутно он успел заразиться ковидом. В больнице на Знаменке его положили под аппарат искусственного дыхания, он впал в кому, шунтированное сердце не выдержало нагрузки.
Так буднично и незаметно ушёл мой друг из этой жизни, почти растворился, распался на атомы. Закрытый гроб перевезли в крематорий, пришла семья, больше никого, ни прощальных речей, ни пышных венков.
Несколько дней я ходил, как заворожённый. Это для нас коматозники, то есть подключённые к искусственным аппаратам жизнедеятельности, внешне отключены от сознания. Внутри же происходит интенсивная работа: внутренний анализ, боязнь, страх, сонм бесконечных видений. Примеряя его уход к своей жизни, я очутился на тропинке, ведущей к речке мимо покосившейся баньки с лучистыми венцами на срезах. Пахло кумарином от только что покошенной травы, лишь у самой воды желтела калужница. (Сколько раз я проходил этой тропкой в детстве, и потом не раз во снах возникал этот ничем не примечательный пейзаж, или наяву посещало дежавю и проявлялся день во всей своей первозданности и сиюминутности, так что не оставлял сомнений в подробностях новоявленного, доселе ещё никогда невиданного, непочатого, непрожитого, как будто всё еще в начале, всё впереди).
По жестянке забарабанило, по глади стекла сползали капли, на земле шёл дождь. Я стоял с женой у окна, приобняв её за плечи, от быта и тепла в доме навевало надёжностью существования. Неужели всё? Умиротворение сменилось ужасом. Ужасом потерять этот свет, ужас не увидеть больше ни жены, ни ребёнка, даже не попрощаться с ними, ужас невозврата в свою квартиру к своим любимым книгам и вещам, ужас не лежания на своей мягкой кровати на свежей простыне, под свежим пододеяльником, ужас разлучения со своим статусом поэта, ужас вечного безмолвия. Наконец, ужас потерять жизнь, жизнь свою единственную, даденную один только раз. Ужас перед бездной, куда я должен неизбежно погрузиться, и ужас неосознания предстояния перед судом Божьим. Потом многоточием наступило забытьё. Я почувствовал лёгкость в чреслах, и всё мое существо охватил безудержный восторг…
…Степан Карасёв судорожно приподнялся и с последним дыханием вдохнул и выдохнул жизнь. Линия затухания синусоиды на мониторе вытянулась в сплошную, звуковой сигнал преобразовался в непрерывный. Душа, пройдя через маску, глядела на вытянувшееся, неподвижное тело, недавнее своё вместилище, с высоты потолка.