ПРОРОКИ И ГЛУПЦЫ
Моя бабушка, да будет благословенна память о ней, когда-то говаривала, глядя на меня: «А шейнер понем, а лихтикер понем, кейнайнорэ»[1]. Позднее она говаривала так, глядя на моих сыновей. Моя покойная мама была учительницей русского языка в средней школе. Она предпочитала говорить по-русски. Но, говоря обо мне, а потом – о моих сыновьях, он добавляла: «невроку». Настоящие украинцы говорят «нивроку», но моя мама, учившаяся в украинской школе, тем не менее, говорила «невроку». В детстве я думал, что «невроку» это по-русски, хотя настоящие русские такого слова не знали.
Но это еще ладно. Мало ли что думают дети о всяких словах и языках, особенно те дети, которые растут со смесью трех языков в голове. Вот, например, моя младшая. Она когда-то вообще не знала, как называются языки, на которых мы разговариваем. Она думал, что есть язык «как дома», то есть русский, есть «как в садике», то есть иврит, и «язык, который я знаю не весь», то есть идиш. Все остальные языки она называла «дурацкими» – английский, арабский, греческий и т.д.
Я в таком возрасте не знал, что у евреев есть еще какой-то язык, кроме идиша. Не говоря уже о том, чтобы понимать смысл бабушкиного словечка «айнорэ» – «дурной глаз», а без дурного глаза то, что произошло с нами, не могло бы произойти. Или все-таки могло, и все эти граффити на стенах, все этих лозунги на демонстрациях, общий смысл которых может быть сведен к одному пожеланию: «Поселенцы, чтоб вы провалились!», были не дурным глазом, а просто болтовней?
В то утро – теперь так говорят все – «а-бокера-у» – «то утро» – я встал, как обычно, в половине шестого, чтобы идти, точнее – ехать на работу. Электричества не было. – «Ладно, бывает, — подумал я, — Особенно в наших местах». Я умылся – вода, слава Богу, была, мы получаем воду из скважины рядом с Ткоа, наспех перекусил и сел в машину. Было немного странно, что, когда я включил радио, мне не удалось найти свою любимую радиостанцию «Решет бет», но и это – ладно. Бывает, особенно в наших местах…
То, что было не ладно, и чего раньше, насколько мне известно, не случалось даже в наших местах, началось в пятистах метрах от ворот поселения. Нет, шоссе было в порядке, но деревня исчезла. Я автоматически гнал машину, пытаясь осмыслить, что я вижу: беспорядочно разбросанных по горам и холмам арабских домов не было. Точнее что-то было, но очень мало и странно. И довольно далеко от шоссе.
«Что это такое? – лихорадочно пытался сообразить я, — Как у Стены плача во время Шестидневной войны, когда за одну ночь снесли весь квартал Муграби и устроили на его месте площадь?»
На перекрестке рядом с Иродионом стоял армейский джип. Солдаты не задержали меня, и я ничего у них не спросил. Примерно через километр после перекрестка шоссе идет под гору, и вдалеке, как обычно, стали видны иерусалимские кварталы – Ар-Хома, а еще дальше – Гило. Вдоль шоссе было пустынно. Только с перекрестка Бейт-Сахур я разглядел слева какую-то густо застроенную территорию, но она была довольно далеко. Одно из далеких зданий явно было какой-то церковью.
Перед блокпостом меня остановили. Не солдаты, а довольно длинная очередь из автомобилей. Очередь почти не двигалась. Время от времени по встречной полосе проносились отдельные автомобили, ехавшие из Иерусалима, или, может быть, от блокпоста. Найти «Решет бет» мне все еще не удавалось. Вообще из приемника доносился лишь треск помех. Стоя в очереди, я продолжал искать. Время от времени прорывались отдельные слова и отрывки фраз по-английски и по-арабски. На иврите я ничего не нашел, и по-английски мне тоже не удавалось толком поймать ни одной радиостанции.
Я вышел из машины. В очереди стояли исключительно машины с израильскими номерами. Неподалеку от меня собрались и что-то бурно обсуждали несколько водителей. Я, конечно, подошел к ним: «Шалом, Что случилось? Теракт?» Один из водителей повернулся ко мне. Его лицо было немного знакомым. «Кажется, он из Ткоа…» – подумал я. «Включи радио, — сказал он, — «Галей ЦАХАЛ» работает. Только «Галей ЦАХАЛ»». Водитель, машина которого стояла совсем рядом, включил радио погромче. И тогда я узнал…
***
[1]Красивое лицо, светлое лицо, не сглазить бы (идиш).