РОМАНЫ И СТИХИ ЗАБЫТОЙ ПОЭТЕССЫ
(К 125-летию со дня рождения Эстер Рааб)
«Я — поэтесса. Это то же самое, что быть влюбленной», — афористично высказась однажды Лея Гольдберг. Сказанное в полной мере относится к жизни и творчеству Эстер Рааб — одной из ярких, неординарных фигур в новой ивритской литературе. Несмотря на то, что при жизни она печаталась немного, эта поэтесса сыграла свою роль в развитии литературы Израиля: подобно тому, как ее отец, халуц из Венгрии Ехуда Рааб, первый провел своим плугом по девственной почве возле Петах-Тиквы, Эстер Рааб – первая ивритская поэтесса, родившаяся в Палестине, и ее творчество не несет на себе печать жизни в галуте.
Рааб не получала престижных премий, за ней, как, например, за Агноном, не стояло поддерживающее издательство («Шокен»). Однако её лирическая, а в поздний период – и социальная поэзия неразрывно связана с историей ишува и Израиля. Книга с подробной биографией Рааб, изданная после ее смерти племянником поэтессы, писателем и литературоведом Эхудом Бен-Эзером («История жизни поэтессы Эстер Рааб». Т.-А., 1998), была встречена читающей публикой довольно прохладно по сравнению, например, с изданной в тот же год биографией Агнона. Речь идет о фундаментальном томе «Жизнь Агнона» (Иер., 1998), написанном проф. Даном Лаором, тогдашним заведующим кафедрой ивритской литературы Тель-Авивского университета. Однако израильская критика справедливо признала, что «игнорирование ее (Э. Рааб. – А. К.) биографии – это игнорирование нас самих».
Эстер Рааб родилась в 1894 году в поселении Петах-Тиква в семье Егуды Рааба (с 1922 г. – Е. Бен-Эзер), одного из первых еврейских пионеров — земледельцев в Палестине. Воспитываясь в ортодоксальной семье, Эстер не получила регулярного образования, и только благодаря своему природному стремлению к знаниям ей удается развиваться самостоятельно. «Я следовала за своими чувствами и своим внутренним ритмом. Основа – это Писание, в этом нет никакого сомнения, а затем иностранная литература. Я глотала книги, написанные по-французски, по-немецки, я открывала для себя русскую литературу в немецких переводах. Иногда мне кажется, что поэзия родилась вместе со мной, я похожа на мои стихи, а они похожи на меня. Я начала чувствовать их очень рано, но не записывала».
Первой, платонической любовью Эстер был Моше Карми-Яновский, школьный товарищ, голубоглазый красавец, игра которого на скрипке завораживала девушку. Они оба писали стихи и рассказы на возрождавшемся иврите, однако в их семьях главным, если не единственным языком был идиш. В своих дневниках этого периода, содержащих ее признания в любви к Моше, девушка называла себя Эстер Хаярденит (Эстер с берегов Иордана).
Переселенцы «второй алии» хотели построить в Палестине общество свободы и социального равенства, были полны энтузиазма первопроходцев, надеждами и радостью от созидательного труда на земле исторической родины. Этим энтузиазмом были вдохновлены Эстер и Моше, которые в 1913 году, восстав против патриархальных традиций «первой алии», оставляют Петах-Тикву и перебираются в Дганию – первый кибуц, символ «второй алии». Впоследствии Эстер не раз будет обращаться в своем творчестве к образам Петах-Тиквы, без прикрас рисуя жизнь в ней и освещая как ее светлые, так и мрачные стороны.
Эстер бежала от архаичной ортодоксальной жизни в Петах-Тикве, но не от своего отца, которого она любила и которым восхищалась всю жизнь. Вероятно, одним из первых было написано стихотворение «Отцу»:
Благословенны руки, сеющие в зимнее утро
Под шорох стремительных скворцо
на полях красноземных
Благословенны руки, взнуздывающие коня
И прижимающие к щеке приклад ружья,
Чтоб отогнать врага от бедной хижины нашей,
Мирной хижины, царствующей над полями
и колючими зарослями.
Это стихотворение было в числе первых, опубликованных начинающей поэтессой в 1921 году на страницах журнала «Хэдим» («Отклики»), который издавали в Палестине известные писатели Ашер Бараш и Яаков Рабинович.
Рааб всегда восхищалась поколением своего отца, мужественными халуцим, осваивавшими земли Палестины. Этим людям посвящено стихотворение «Первым»:
Две впадины, словно зарубки времени, на щеках,
Морщины лба
И синие круги под выцветшими глазами,
Слезящимися потихоньку
Годы, что пронеслись над вами,
Еще пропоют ваши песни для поколений¼
Но замены юности нет.
Только олива на скале да виноградники в долинах,
Да апельсиновые деревья смуглые и стройные,
Как ваши сыновья
В 1918 году Эстер и Моше переезжают в поселок Бен-Шемен, где поэтесса продолжает писать лирические стихи, часть которых была посвящена Моше. Однако он, судя по дневникам Рааб, никогда не любил ее по-настоящему. Понимая, что у них нет общего будущего, Эстер в конце концов решает разорвать их отношения, как бы мучительно для нее это ни было. Но она всегда хранила память о нем и, возможно, образ юноши из «Песни прошедшего лета» – это воспоминание о Моше.
Сырая изгородь в полночь,
Загорелые плечи цвета доброго хлеба
В сильных ладонях твоих,
Утренняя роса на груди
Все это еще мерцает из-за тумана времени
В августе 1921 году Эстер отправилась в Каир к семье своей тети Тоиб. Там в нее влюбился ее двоюродный брат Айзек Грин, преуспевающий торговец лекарствами. В том же году состоялась свадьба. Хотя Айзек был ее первым настоящим мужчиной, Эстер не любила его, и у них не было детей, может быть, из-за осложнений после малярии, которой Эстер переболела в детстве.
Так люби меня
И сердце свое день каждый рви для меня –
Ибо женой тебе никогда не буду…
Пять лет прожила Рааб в Каире, однако потом возвращается в Тель-Авив, где муж построил для нее на тогдашней улице А-Галил (ныне ул. Руппина) роскошный по тем временам двухэтажный особняк (архитектор Зеэв Рихтер). Он стал знаменитой «Красной виллой» — одним из самых современных и стильных зданий в строящемся Тель-Авиве. Дом Рааб вскоре превратился в первый литературно-художественный салон, в котором собирались известные литераторы, художники и представители других свободных профессий. До нынешнего времени здание не сохранилось.
В 1930 году Грин также приехал в Тель-Авив для лечения, однако вскоре умер от осложнения после операции по удалению аппендицита. Рааб осталась вдовой, очень богатой вдовой…
Через несколько месяцев после его смерти появился первый сборник стихов Рааб «Терновник» с посвящением «Памяти моего друга Ицхака Грина». Критика отмечала израильский колорит мелодичных стихов поэтессы и полное отсутствие галутной ментальности. Сама поэтесса в это время была в Париже – чтобы «утешиться»…
В Тель-Авиве Рааб живет до 1938 года. Она вращается в кругу творческой интеллигенции, знакомится с Бяликом, посещает его дом, который, по ее словам, «был пристанищем для всех образованных». Интересно, что, общаясь там с репатриантами «второй алии», Рааб раздражалась из-за доминирования у них галутного менталитета: «…В его (Бялика. – А. К.) доме я ощущала галут. Я не люблю галут».
Выросшая в Петах-Тикве и Дгании, Рааб не очень любила первый еврейский город, это видно из ее стихотворения «Тель-Авив» (1928). Лирическая героиня обращается к нему и говорит с ним как с женщиной (в иврите город женского рода), она противопоставляет себя ей: в этой женщине нет жизни – она бездетна, бесплодна, а значит — мертва; тогда как героиня идет,«пританцовывая, бунтующими стопами» – она молода и жизнелюбива. Явно ощущается противопоставление каменного города близкой к земле и природе вообще Петах-Тикве.
Как я заплачу – нет у меня слез,
Я иду, пританцовывая, бунтующими стопами
По песку твоей земли.
Ты не жнивье и не оливы,
Тут будь доволен жалкими грядками
Тут бетонные плиты на плоской груди твоей
Личная жизнь Эстер Рааб не складывалась. Стремление к гармонии души, к реализации ее чувств стало движущей силой ее творчества, вдохновением, которое она черпала из своих многочисленных романов.
…Рааб знакомится с израильским художником Арье Алоялем, который становится ее вторым мужем. Однако и этот брак не был счастливым: те неполные три года, которые они провели вместе, были полны взаимных колкостей и обид, у обоих супругов были связи на стороне. У Рааб разворачивается стремительный роман с писателем Ицхаком Шенхаром (Шенбергом, 1902-1957), может быть, первый пример взаимной любви. Они провели несколько незабываемых дней, которые Рааб позже описала в своем рассказе «Первый пролом», он будет опубликован только в 1969 г., двенадцать лет спустя после смерти Шенхара. И вновь поэтесса сама решает прервать отношения с любимым.
После развода с Алоялем Рааб была настолько подавлена и морально опустошена, что разрывает отношения со многими старыми знакомыми, перестает принимать их в своем тель-авивском особняке, который вскоре продает. Она практически прекращает заниматься поэзией, путешествует в Европе (Париж, Зальцбург), живет на съемных квартирах в Тель-Авиве и Кфар-Сабе, пишет по два стихотворения в год.
Рааб пытается обрести себя заново, она глубоко входит в психологический образ одинокой вдовы, сильной, страдающей еврейской женщины, отождествляет себя с природой своей родины, выражает причастность к ее истории. В поздних стихах мы находим мотивы, которые, вероятно, обдумывались поэтессой в этот период.
Сердце мое в твоих росах, родина.
Ночью в колючих полях,
В кипарисовых ароматах,
Во влажных кустарниках
Расправлю я спрятанное крыло.
Вероятно, в эти тяжелые годы складывается у поэтессы тема глубинного одиночества, которая будет устойчиво присутствовать позднее – в завершающий период ее творчества. Таково, например, стихотворение “Песня женщины”.
Благословен Господь, сотворивший меня женщиной.
Вот я – земля и человек, и нежная плоть.
Благословен Господь ¼ Давший мне плоть цветущую
И сделавший меня
подобной полевым цветкам плодоносящим.
Благословен Господь, за то, что разорвал облака
На шелк щек и бедер моих.
И вот я выросла,
И прошу – снова хочу стать девочкой
И слышно меня, малышку,
Когда я играю у ног Твоих,
Меня Создавший.
В эти годы Рааб встречает очередную любовь — это сержант Исраэль Шпилер, прибывший в Палестину с армией генерала Андерса. Он был моложе поэтессы, но они выглядели одного возраста. Несколько лет они прожили вместе в Кфар-Сабе, и здесь, спустя одиннадцать лет после последнего стихотворения еще 1935 года Рааб снова стала писать, начав с двух коротких рассказов в 1946 г. и трех стихотворений в 1947 г.
Может быть, именно Шпигелю было посвящено позднее стихотворение «Солдат».
Он не знает, что капли дождя
Считают мгновенья, сливая их с прошлым;
Он не знает, что будет седым,
Оставшись подростком.
Он не чувствует, что время летит
С каждым мгновеньем;
Он, словно жетоны, меняет эпохи
Рукою мальчишки.
Он голову держит вперед навстречу туманному завтра.
Днем зеленые листья вплетаются в волосы.
Ночью кружат над ним бабочки цвета небесного.
Однако в 1948 г. в Израиль приезжают жена и дочь Шпилера, о судьбе которых он ничего не знал и, считая их погибшими во время Холокоста, стал жить с Э. Рааб. Теперь он решил вернуться в свою прежнюю семью. Предвидя это, гордая женщина и поэтесса решает вновь первой разорвать отношения, не дожидаясь, пока это сделает мужчина.
Теперь она понимает, что ее судьба – прожить остаток дней одной.
Стихотворение «Не навек чистоту холодных ночей наполнено трагическим ощущением неизбежного разрыва лирической героини со своим любимым.
Не навек чистоту холодных ночей
И жар ночей сдержанных
Со мной разделишь, герой мой.
Есть еще ночь, что придет ливнем слез,
Каскадом звуков из глубины моря.
Есть еще одна ночь в нашей судьбе,
Еще одна, отсвет листьев из пропасти.
Стихотворение «Песня о вдовстве», опубликованное в 1951 году, также могло быть адресовано И. Шпиллеру. Из этого стихотворения можно понять, что Рааб отказывает ему, потому что все еще считает себя вдовой своего первого мужа Ицхака Грина. Очевидно, поскольку ее жизнь становилась все более и более одинокой, она научилась ценить человека, который по-настоящему любил ее и сделал ее обеспеченной на всю жизнь. В последних стихотворениях Рааб описывает Грина как своего единственного, данного Богом мужа.
Устав от всего (ей уже 61 год), в 1955 году Рааб оставляет Тель-Авив («Я сделалась всем чужой», — напишет она позднее исследователю своего творчества Реувену Шохаму) и покупает маленький дом в сельском поселении Эвен Ехуда. Здесь она пишет одно из самых известных впоследствии стихотворений – «Лисица», которое считается воплощением преследовавшего ее чувства одиночества и брошенности. В маленьком поселении Рааб много общается с местными детьми, играет с ними, читает им вслух. Это подвигло поэтессу начать сочинять детские стихи, которые сразу публикуются в приложении для детей газеты «Давар», многие – в сопровождении рисунков Нахума Гутмана.
Однако этот период уединения был недолог: в начале 60-х годов Рааб возвращается в Петах-Тикву, а в 1964 году выходит сборник «Стихи Эстер Рааб», который имел большой успех. Последовали хвалебные статьи в прессе, интервью, рецензии – «Возрождение большой поэтессы» — таково было доминирующее мнение. Однако Рааб продолжала переезжать с места на место и в итоге в конце 60-х годов поселилась в доме для престарелых в Тив’оне. Вероятно, грустные картины из жизни обитателей этого места навеяли поэтессе пронзительные и щемящие сердце образы стихотворения «Старушечьи посиделки».
Женщины, словно розы, высохли в вазе,
Листья поникли, померкли цвета.
Глаза закрывают и открывают,
Веки опухли, опухли глаза.
А средь морщин мерцает, краснеет
Пятнышко мелкое – эхо любви.
И вдруг улыбаются ямочки черные,
Словно глубокие чаши цветка.
Длинные руки сетью покрыли
Синие жилы.
Сидят, говорят, что под тенью портьер.
В углу – пианино, и вальс Шопена,
Полный слез и улыбок, кружит на слуху.
Он путает память, кружит в саду на дорожках,
Влажных после дождя –
Там, где их родина прежняя.
А теперь они сидят и сжимают в кулак остатки их лет.
Их жидкие волосы — как паутина,
Что тает при лучиках солнца осеннего.
Они — словно тощие кошки, что лижут больные кости,
И каждую ночь вместе вопят.
И все же в жизни Рааб состоялась еще одна, действительно последняя любовь – к упомянутому молодому литературоведу Реувену Шохаму, поэтессе было тогда 77 лет…
История этого знакомства такова: проф. Гершон Шакед, научный руководитель Шохама, предложил ему написать диссертацию о творчестве Эстер Рааб и в качестве вводной части поместить биографический материал, полученный в результате личных бесед с поэтессой. После нескольких встреч с Шохамом в 1971 году Рааб влюбилась в него. Она писала ему любовные стихи, и некоторые из них были напечатаны. В очередной раз влюбленная женщина жаловалась объекту своей любви, что пренебрежением к ней он иссушает источник ее вдохновения. Любовь к Шохаму была платонической (он был женат и воспитывал дочерей), ему удалось в течение последних десяти лет жизни поэтессы сохранить с ней добрые отношения, поддерживая определенную дистанцию. Рааб сохранила все его письма, и он сохранил её послания. Они представляют собой отдельный том архива.
В стихотворении «Я уже раньше тебя встречала» поэтесса ясно описывает, как через любовь к Шохаму она вспоминает свои предыдущие романы. Она уверяла литературоведа, что он не избавится от нее до самой смерти. Ее душа «парила над ним с горы Кармель», как она писала в посланном ему стихотворении «После моей смерти».
В последнее десятилетие своей долгой жизни поэтесса издала еще два сборника своих стихов – «Последняя молитва» (1972) и «Шелест корней» (1976). В них автор выражает ощущаемую ею причастность к истории своей страны, как ее древности, так и к современным реалиям. Как и всем израильским литераторам, Рааб присущи аллюзии на библейские сюжеты. Например, в своих стихах она на равных беседует с царем Давидом и пророчицей Дворой:
Вместе с Дворой кофе пью и беседу веду
Под пальмой – о войне и обороне.
Для поздней поэзии Рааб характерны сентенции лирического героя о прожитой жизни. Так, горькой иронией веет от ее «Автопортрета». Пустота одиночества, безответная любовь разъели сердце лирического героя, и теперь у него не осталось ничего, он теряет смысл жизни, его тело иссыхает и превращается в скелет, а сердце
Сердце черви съели вместе с цветеньем садов
С желаниями неосуществленными или утерянными.
Без любви
Стихотворение «Плачущая женщина» – исповедь души в попытке заглушить боль, пересилить страдания. Это образ одинокой вдовы, какой и была почти всю жизнь Эстер Рааб. Лирическая героиня задает себе вопрос: кто она, женщина, плачущая во мне? И сама отвечает: мне не знакомы ее слезы
Зато та, другая – любит поплакать.
Кто-то убил ее, что-то убило ее,
И она мертва, и все же плачет ночами –
По сыновьям, по себе, по мужу,
Что покинул ее
«Еще остались дни полынно-медовые» – стихотворение о последних надеждах, наполненное тяжелым предчувствием. Это «дни светлых весенних почек» — образ стремления к жизни, залитых дегтем – образ смерти, это дни борьбы жизни со смертью. Это прощание лирического героя с миром, где остаются его любови.
Еще остались дни – полынно-медовые,
Дни светлых весенних почек,залитых дегтем.
Еще плетется, задыхаясь, сердце,
Словно еще одна весна обволакивает тебя,
Стремясь к последнему объятью.
Некоторые стихи последних лет звучат как реквием по себе и Ицхаку Грину. В них поэтесса общается с ним, с кем она найдет вечность на небесах, и просит прощение за то, что не имела детей. Рааб просит его, ее вечного стража, кто сделал для нее больше, чем кто-нибудь еще на земле, подождать, потому что скоро улетит на небеса и присоединится к нему. И там обретет счастье и покой, которых не имела на земле.
За несколько недель до смерти она написала свое последнее стихотворение «Пейзаж не отсюда» — об Эстер и Ицхаке в раю. Это стихотворение было нацарапано на обложке журнала ручкой без чернил…
Эстер Рааб умерла в сентябре 1981 года. Ей было 87 лет. Она просила написать на ее могиле в Петах–Тикве три строчки из ее стихотворения.
Критика писала о творчестве Рааб в целом позитивно, но редко. Уже после смерти поэтессы были изданы книги ее стихов «Сборник стихов» (1982), «Разрушенный сад» (1983), «Избранные рассказы и семь стихотворений» (1983), «Все стихотворения» (1988).
К столетнему юбилею со дня рождения поэтессы (1994) было выпущенено второе издание сборника «Эстер Рааб — все стихи», а в 1995 г. Бен-Эзер подготовил компьютерный том «Эстер Рааб, вся проза» (издан книгой в 2001 г.). Основное содержание книги составляет автобиографический материал, рассказы, отрывки из дневников, воспоминания поэтессы. Даже обычно сдержанный в своих оценках израильский критик Менахем Бен, характеризуя эту книгу, назвал творчество Рааб «одним из величайших культурных сокровищ во всей ивритской поэзии».