Блеск угасшей славы
Они в зловонных улочках ютились,
в угрюмом гетто, на житейском дне,
и азбуке терпения учились –
как в скорби жить, как умирать в огне.
И каждый до последнего дыханья
неутоленный голос в сердце нес,
но пищей был ему лишь хлеб изгнанья,
питьем была лишь горечь едких слез,
«Анафема!» – звучало над лугами,
неслось по городам из края в край.
Затоптан христианскими ногами,
лежал в пыли гонимый Мордухай.
Исполнены смиренья и гордыни,
они брели, куда судьба вела,
и были зыбки, как пески пустыни,
и тверды, как гранитная скала.
Видения пророков, величавы,
сопровождали странников в пути,
шепча о том, что блеск угасшей славы
они в грядущем смогут обрести.
Генри Уодсворт Лонгфелло
(перевод Г. Бена)
Издавна евреев считали безответным народом, который молча сносит угнетение и постоять за себя неспособен. В далеком прошлом, казалось, закостенели смутным воспоминанием времена Маккавеев или иудейских войн. Двадцать столетий евреи, казалось, безропотно позволяли себя бить, и лишь раз в год, празднуя в диаспоре Пасху, поднимали печальный тост: «Лешана аба бэ Ерушалаим!» Если иногда какой-нибудь Шейлок, потеряв терпение, пытался наказать оскорбителя и вернуть свою Джессику, то ему быстро и жестоко давали понять, где его место. Самый настрадавшийся на земле народ, давший миру таких людей, как Иегуда бен-Галеви, Спиноза, Генрих Гейне, не породил все же нового Иуду Маккавея, Иоанна из Гисхалы или Бар-Кохбу. Евреев защищали Короленко, Толстой, Эмиль Золя, Клемансо, Бальфур – но не нашлось еврейского Оцеолы или еврейского Фредерика Дугласа.
И сами евреи, и их друзья, и враги сходились в одном: еврей забыл гордое учение своих пращуров-зелотов о том, что царство небесное добывается силою и наиболее ревностные берут его с бою. Гуманист Лонгфелло, поднимая свой гневный голос в защиту гонимого Мордухая, затоптанного христианскими ногами, печально признавал, что «народам мертвым больше не восстать». Хаим Нахман Бялик с горечью писал, что его соплеменники «с болью свыклися и сжилися с позором». И до самого последнего времени антисемиты вопили о том, что «Иван воюет в окопе, Абрам торгует в рабкопе»[1].
Правда, в последние полтора столетия кое-что стало меняться. Однако о подвигах отдельных евреев в Гражданской войне в США говорили, что одна ласточка не делает весны; эффективность боевых действий Сионского корпуса погонщиков мулов в первой мировой войне приписывалась умелому руководству британских командиров; героизм евреев, воевавших во время Второй мировой войны в советской или американской армии, объяснялся исключительно тем, что их захватил патриотический подъем этих армий; а храбрость повстанцев Варшавского гетто, повторивших подвиг 960 зелотов Масады, именовался храбростью отчаяния.
И вдруг с чистого неба грянул гром на антисемитов. Неведомо откуда взявшаяся пятнадцатитысячная полупартизанская армия крохотного еврейского государства под командованием еврейских же офицеров и генералов победила хорошо обученные армии восьми арабских стран, насчитывающие 50 000 солдат и офицеров, руководимые зачастую опытными британскими командирами, и не только победила, но и расширила территорию своего новорожденного государства, освободив пол-Иерусалима и похоронив мертворожденную идею арабского государства Палестина.
А еще через восемь лет эта еврейская армия, уже окрепшая и возмужавшая, дошла за несколько дней до Суэцкого канала, опрокинув египетские войска, – но вынуждена была все же отступить под градом не разрывных, а словесных дипломатических пуль, так и не обеспечив своей стране безопасных границ. А еще через девять лет эта армия сумела за шесть дней обеспечить себе эти границы, наказав агрессоров, заняв огромные территории и наголову разгромив армии трех стран, до зубов оснащенные новейшим оружием производства второй мощнейшей державы современного мира.
Как же так? Ведь евреи всегда считались плохими солдатами. Двадцать веков их бил всякий, кому не лень – и вдруг они дают сдачи! Да не только дают сдачи, а и сами умеют первыми стукнуть по зубам зарвавшихся хулиганов. Недаром в России после Шестидневной войны появился анекдот о трех парадоксах двадцатого века, один из которых – это то, что евреи воюют.
А никакого парадокса здесь нет. Евреи защищались отважно во времена Иуды Маккавея или Иосифа Флавия, потому что им было что защищать. Но что им было защищать в средневековой Португалии или царской России? Свою диаспору? А чем она лучше другой диаспоры? Если бы Шейлок даже и сумел получить кусок мяса из груди Антонио, оно, как он говорил, насытило бы его мщение, но не вернуло бы ему Джессику и не сделало бы его счастливее в чужой для него Венеции. И вот евреи, когда им становилось особенно туго, «брели, куда судьба вела»: они покорно переселялись из Англии в мусульманские страны, из Португалии в Голландию, из России в Америку – но все это время им грезилось, «что блеск угасшей славы они в грядущем смогут обрести».
И когда они, наконец, нашли свою родину и смогли поднять тост за этот год в Иерусалиме, тогда они вновь обрели блеск угасшей славы – славы Маккавея и Бар-Кохбы, – потому что поняли, что им есть теперь за что сражаться.
Зарождение самообороны: Ха-Шомер
Подобно тому, как сионизм начался, по сути дела, не с Герцля, а с того неведомого нам скитальца, который в диаспоре двадцать веков назад впервые поднял тост «Лешана аба бэ Ерушалаим!», так и победы израильской армии начались не в дни боев с Арабским легионом, а еще тогда, когда в 1881 году первая партия олим из России воссоединилась с горсткой своих соплеменников, все еще жившей на земле Израиля, обосновалась на этой земле и, за тридцать шесть лет до Декларации Бальфура и за шестьдесят семь лет до образования государства Израиль, поняла, что нашла здесь свою родину.
В это время в Палестине, которая принадлежала туркам, жило около 300 000 человек, из них лишь 25 000 евреев (половина их жила в Иерусалиме, остальные – в трех-четырех других городах). К весне 1883 года появилось шесть новых еврейских сельскохозяйственных поселений, к концу века таких поселений было уже двадцать два, а к началу I мировой войны – пятьдесят (среди ранних олим в 1906 году прибыл в Палестину из Польши девятнадцатилетний Давид Бен-Гурион). К 1914 году еврейское население Палестины достигло 100 000 человек, из которых 12 000 жило в сельскохозяйственных поселениях. Происходило возрождение нации, которая к тому же сделала то, что раньше считалось невозможным: возродила язык, который двадцать веков был мертвым языком (уникальный случай в истории мировой лингвистики).
Палестина была захудалой провинцией Оттоманской империи, власть там была слаба, а уважение к закону не входило в число добродетелей местного жителя. В условиях царящего в стране беззакония турки не очень-то были склонны ревностно защищать жизнь и имущество осевших на их земле неверных. Поэтому уже первые поселенцы, подобно американским пионерам Дальнего Запада, стали создавать на местах военизированные отряды для борьбы с бандитами (эти отряды назывались «ячейками»). Ячейки стали основой объединенной военизированной организации «Ха-Шомер» («Страж»), созданной Исраэлем Шохатом в 1906-1907 годах.
Организация эта не ставила перед собой политических задач, но была призвана защищать население любого поселка, даже такого, где своей ячейки не было. В меморандуме Исраэля Шохата (1912 год), излагавшем цели и задачи Ха-Шомера, говорилось: «В тех поселениях, где еще нет евреев-рабочих или евреев-часовых, а молодежи мало, нельзя создать постоянный оборонительный отряд. Такому поселению в минуту опасности сможет оказать помощь соседнее поселение». И действительно, добровольцы из Ха-Шомера не только защищали свою деревню, но и готовы были в любой момент подняться по тревоге и скакать на защиту любого поселения, которому угрожала опасность.
Декларация Бальфура
Во время I мировой войны экономическое развитие Палестины замедлилось. Но зато война способствовала обучению многих будущих бойцов и командиров. Некоторые поселенцы как подданные Оттоманской империи были мобилизованы в турецкую армию и прошли там военную подготовку, однако большинство палестинских евреев было на стороне англичан. Появилась даже добровольная молодежная организация НИЛИ («Нэцах Исраэль ло йэшакэр»: «Всевышний не изменит своего обещания»[2]), которая собирала разведывательные данные о турках и передавала их англичанам. Многие евреи, бежав из Палестины, пошли добровольцами в британскую армию, где состоявший из евреев Сионский корпус погонщиков мулов покрыл себя славой при Галлиполи.
Приток добровольцев в британскую армию увеличился особенно после того, как лидер сионистов доктор Хаим Вейцман (будущий первый президент Израиля) добился того, что британский министр иностранных дел Артур Джеймс Бальфур написал 2 ноября 1917 года открытое письмо лорду Ротшильду – письмо, известное как «Декларация Бальфура». В ней объявлялось, что «правительство Ее Величества благожелательно рассматривает возможность создания в Палестине национального государства еврейского народа и сделает все возможное для того, чтобы способствовать достижению этой цели». Из добровольцев-евреев, а также евреев из Англии и США, состояли 38-й, 39-й и 40-й королевские стрелковые батальоны – в феврале 1918 года они в составе британской армии ступили на палестинскую землю.
Здесь был создан еще один батальон, полностью состоявший из палестинских евреев. И в сентябре 1918 года евреи Палестины способствовали освобождению своей родины от турок, приняв участие в наступлении генерала Алленби, которое привело к изгнанию турок и освобождению Иерусалима.
После того, как Оттоманская империя капитулировала и по Лозаннскому договору отказалась от Палестины, Лига Наций передала Великобритании мандат на Палестину. Было широковещательно объявлено, что цель мандата – претворить в жизнь Декларацию Бальфура. А сама Декларация Бальфура отнюдь не была, как нередко случалось в истории дипломатии, демагогическим трюком: об этом свидетельствует хотя бы то обстоятельство, что среди секретных документов российского царского двора, опубликованных большевиками после русской революции, была телеграмма из Форин-офиса британскому послу в Петербурге лорду Бьюкенену, в которой говорилось, что Лондон готовит документ о подготовке к созданию еврейского государства в Палестине (эта телеграмма была послана летом 1917 года, задолго до Декларации Бальфура). После опубликования Декларации Бальфура несколько крупных британских государственных деятелей, среди них Уинстон Черчилль, выступили за скорейшее создание палестинского еврейского государства.
В резолюции Лиги Наций широковещательно объявлялось urbi et orbi, что в основе британского мандата на Палестину должно лежать «признание исторической связи еврейского народа с Палестиной как страной, где должен быть восстановлен национальный очаг этого народа». На Парижской мирной конференции представитель арабов эмир Фейсал (позднее первый король Ирака), который во время войны возглавлял вместе с Лоуренсом Аравийским восстание арабов против турок, положительно отнесся к идее еврейского государства. 3 января 1919 года Фейсал заключил соглашение с доктором Вейцманом: в соглашении он официально признал право евреев на создание своего государства в Палестине при условии, что арабы получат независимость в других частях Ближнего Востока.
В те дни не возникало никаких споров, каким именно государством будет Палестина. Фейсал официально признал справедливость требований сионистов. Лорд Бальфур говорил о «независимом еврейском государстве». Президент Вильсон выразил надежду, что «в Палестине будет заложен фундамент еврейского общества». А фельдмаршал Ян Кристиан Смэтс произнес пророческие слова: «В будущем поколении вы увидите, как там еще раз возникнет новое великое государство».
Вражда с арабами
Но британское правительство скоро забыло о своих заверениях. После Каирской конференции 1922 года оно недвусмысленно повело себя в Палестине таким образом, словно взяло на себя двойное обязательство: перед англичанами и перед евреями. Речь пошла уже не о еврейском государстве, а о еврейском сообществе в государстве Палестина. Это было явное нарушение мандата, в котором не было ни намека на перспективу создания двух государств – арабского и еврейского, напротив, мандат четко говорил об интересах еврейского народа, о еврейской иммиграции в Палестину, о будущем еврейского государства Палестина.
Британским властям тем легче было так себя вести, что само сионистское руководство не только не критиковало их, но, непонятно почему, повело себя точно так же. Еще в 1802 году, когда британский министр колоний Джозеф Чемберлен предложил для еврейского государства территорию Уганды, некоторые лидеры сионизма, как это ни курьезно, согласились. Теперь же, после I мировой войны, сионисты, казалось, и вообще отказались от главной цели сионизма – создания еврейского государства – и исключили этот пункт из своих программ. В знак протеста из Сионистского Исполкома вышел Жаботинский. Когда же в июле 1931 года на сионистском конгрессе в Базеле Жаботинский призвал к массовой алии и к созданию еврейского государства в елико возможно кратчайшие сроки, конгресс проголосовал против его предложений и высказался против создания еврейского государства.
Только в 1937 году, когда комиссия лорда Пила вернулась к идее Декларации Бальфура (хотя эту идею настолько обкорнали, что от нее остались лишь пух да перья), термин «еврейское государство» был вновь включен в сионистские документы.
Одновременно с изменением палестинской политики Лондона стали ухудшаться и отношения между арабским и еврейским населением в Палестине.
Поначалу они жили довольно дружно. Евреи и арабы сотрудничали в муниципалитетах Иерусалима, Хайфы и Яффы. По примеру Фейсала, арабы сначала с симпатией отнеслись к идее государства евреев в Палестине. Еврейская алия вдохнула новую жизнь в этот прежде богом забытый край, отчего и арабы не остались в накладе: характерно, что если в 19 веке арабы эмигрировали из Палестины, то теперь они стали иммигрировать туда, и к концу 20-х годов их численность достигла 800 000 человек, тогда как евреев в это время было в Палестине всего лишь 162 000 человек.
Но после I мировой войны «эра дружественных чувств» закончилась. Между арабами и евреями пробежали черные кошки. Арабы поначалу уповали на то, что англичане, в благодарность за поддержку арабами англичан против турок, создадут на Ближнем Востоке независимое арабское государство. И когда Лига Наций раздарила все ближневосточные земли Англии и Франции, арабы почувствовали, что их оставили в дураках. Вскоре после соглашения Фейсала с Вейцманом всеарабский съезд в Сирии, где приняли участие и палестинские делегаты, денонсировал Декларацию Бальфура, и Фейсал был изгнан из Дамаска. Мандат Лиги Наций обязывал англичан заботиться о евреях, но ничего не говорил об арабах, и это уязвляло самолюбие гордых сынов Востока.
Сыграли свою роль в разжигании вражды арабов к евреям и честолюбивые политические демагоги, вроде Хадж Амина Эль Хусейни – Великого Муфтия Иерусалимского (позднее отправившегося на службу к нацистам и нашедшего убежище в гитлеровской Германии). Арабы болезненно переживали по поводу ожидаемой алии евреев.
Действительно, Декларация Бальфура явилась мощным стимулом, который способствовал тому, что иммиграция в Палестину превратилась в непрерывный поток. Особенно увеличилась алия после прихода Гитлера к власти в Германии. Меньше чем за двадцать лет, с 1929 по 1947 год, еврейское население Палестины увеличилось со 162 000 до 650 000 человек. Расставшись с шумными европейскими городами, молодые иммигранты (халуцим) строили дороги, осушали малярийные болота и превращали каменистые и пустынные земли в поля и сады. К 1938 году экспорт цитрусовых с одних лишь еврейских ферм и из кибуцев достиг 10 миллионов ящиков в год. Одновременно развивалась и промышленность. В 1927 году «Палестайн Электрик Корпорейшн» перегородила плотинами Ярмук и Иордан и дала стране электричество. В 1930 году «Палестайн Поташ Компани» занялась добычей минеральных богатств Мертвого моря. Если в 1922 году в Палестине было 1 850 еврейских предприятий с общим числом 4 434 работающих, то через двадцать лет число предприятий выросло до 6 600, и занято на них было 56 000 человек.
Этот экономический бум привлекал в Палестину арабов из соседних арабских стран (многие из нынешних претендентов на палестинские земли – это, по сути дела, дети и внуки эмигрантов из Сирии или Трансиордании). Однако эти арабы – по причинам, о которых говорилось выше, – не испытывали к евреям чувства братской семитской любви.
В 20-х годах начались и позже периодически повторялись так называемые «арабские бунты» – еврейские погромы и нападения на еврейские поселения. Самые серьезные погромы были в 1920, 1921, 1929 и 1936-1939 годах. Во время арабского бунта в апреле 1920 года было убито пять и ранено около двухсот евреев. В мае 1921 года во время погрома было убито уже 46 и ранено 116 евреев. В августе 1929 года ссора по поводу выполнения религиозных обрядов у Стены Плача переросла в настоящее сражение, стоившее жизни 133 евреям и 116 арабам. В 1929 году во время резни в Хевроне было убито 59 евреев – среди них старики, женщины и дети. Хевронский полицейский отряд, состоявший из 30 арабов и возглавляемый тремя офицерами, из которых двое были арабами и один – англичанином, не смог справиться с озверелой толпой погромщиков, которая почувствовала вкус крови, и только прибытие двенадцати англичан-полицейских и небольшого отряда солдат из британских ВВС прекратило резню.
Особенно много людей погибло в погромах 1936-1939 годов – эти погромы возглавлялись, как правило, Великим Муфтием Иерусалимским.
Коль скоро власти были либо бессильны справиться с погромщиками, либо проявляли преступную «нейтральность», евреи снова, как и до І мировой войны, стали организовывать отряды самообороны. Так был заложено ядро Хаганы, ставшей потом основой израильской армии.
Создание Хаганы
Сначала администрация шла навстречу евреям. В 1936 году власти официально разрешили создать так называемую Джей-Эс-Пи («Джуиш Сеттлмент Полис», Еврейская поселенческая полиция), которую они финансировали и вооружали. В задачи Джей-Эс-Пи входили патрулирование дорог, защита ферм и кибуцев, поддержание порядка в городах, ликвидация банд.
Однако средств на Джей-Эс-Пи отпускалось мало, личный состав ее был невелик, и справиться со всеми возложенными на нее задачами ей было не по плечу. Это стало особенно ясно, когда арабские бунты приняли небывалый размах. Для защиты евреев нужна была мощная военизированная организация, пусть бы и нелегальная. И такая организация была создана, у ее истоков стояли два выдающихся военных организатора – еврей Ицхак Саде и англичанин Орд Уингейт.
Ицхак Саде, иммигрант из России, спортсмен, жизнелюб, человек неукротимого темперамента и буйного нрава, хоть и не получил военного образования, был прирожденным командиром и тактиком. Его школу прошло большинство израильских военных руководителей сороковых и пятидесятых годов. Он давно уже занимался сколачиванием разрозненных ячеек самообороны ха-шомеровского типа, беспорядочно разбросанных тут и там по Палестине. Организаторских способностей ему было не занимать, но не хватало военного опыта. Встреча с Ордом Уингейтом помогла ему создать единую сильную организацию.
Капитан (позднее генерал) Орд Уингейт появился в Палестине с заданием довольно узким. Арабы время от времени повреждали отдельные участии нефтепровода, который связывал нефтепромыслы Ирака с нефтеперегонным заводом в Хайфе. Уингейт был снаряжен обеспечивать охрану нефтепровода. Для этого он создал так называемый Специальный ночной взвод – Эс-Эн-Эс («Спешиал Найт Скуод»). Однако этот взвод был слишком мал, чтобы эффективно охранять нефтепровод, и Уингейт наладил сотрудничество, во-первых, с Джей-Эс-Пи и, во-вторых, с ячейками самообороны еврейских поселений, руководимыми Ицхаком Саде.
Обе «высокие договаривающиеся стороны» извлекали из этого сотрудничества взаимную выгоду: евреи помогали Уингейту стеречь нефтепровод, а Уингейт под прикрытием легальных строевых занятий бойцов Эс-Эн-Эс обучал командиров и солдат объединенной нелегальной военизированной организации, создаваемой Ицхаком Саде и получившей название «Хагана» («Защита»). Нередко нелегальные еврейские отряды примыкали к Хагане и под командованием Уингейта патрулировали нефтепровод, а утром исчезали, тогда как Уингейт со своим отрядом триумфально возвращался на базу, чтобы доложить о выполненном задании. И наоборот: объединенные силы Хаганы и Эс-Эн-Эс наносили ночью удар по какой-нибудь шайке бандитов или защищали какое-нибудь поселение, причиняя бандитам такие потери, что тем оставалось только скрести в затылках, недоумевая, откуда евреи набрали столько людей и оружия и где они так здорово научились драться.
Но Орд Уингейт не был палестинским рыцарем на час, который до поры до времени действовал исходя из принципа «мы вам – вы нам»: защита еврейских поселений не была для него всего лишь платой за помощь, а сотрудничество с Хаганой не было для него только удачным гешефтом. Он отдал Хагане свои солидные военные познания и боевой опыт не только потому, что ему это было выгодно и удобно. Он действительно всем сердцем полюбил Палестину, и дело палестинских евреев стало его кровным делом.
Уингейт вырос в строго религиозной семье и получил суровое, почти пуританское воспитание. Заветы Библии он впитал с материнским молоком, и до самой смерти она была для него самой великой книгой. Он вырос с твердым убеждением, что нет различия между словом и делом, и свои нравственные принципы, почерпнутые из Библии, он трактовал и выполнял буквально. Почти аскет в личной жизни, он видел наслаждение в том, чтобы возлюбить ближнего своего и служить ему не за страх, а за совесть. И коль скоро в Библии сказано, что евреи – избранный народ божий, для Уингейта они оставались избранным народом, которому он призван был служить. Для него важны были не схоластические дискуссии о том, кто именно – евреи или римляне – распяли Христа, а то, что Христос сам был евреем, в чем Уингейт видел глубокий смысл и божественный промысел: Сын Божий, пришедший спасти людей, и должен был принадлежать к избранному народу, иначе и быть не могло. Земля Библии и народ Библии были для него одно: в трудолюбии и уме евреев он видел божественную печать, он искренне полюбил евреев и непоколебимо верил в их историческое право воссоединиться и жить на родине их великих предков. И со всей страстностью трудился для достижения этой цели.
Такой образ мыслей – больше, чем необходимость охранять нефтепровод, – сблизил его с Ицхаком Саде, хотя по характеру жизнелюбец и остроумец Саде был совсем не похож на аскетичного и хмурого Уингейта. Уингейт был в курсе секретных планов Хаганы и почитал себя бойцом Хаганы; а бойцы Хаганы видели в нем своего командира, беспрекословно ему подчинялись и дали ему киплингианское прозвище Друг.
Именно Уингейт и Ицхак Саде превратили разрозненные партизанские отряды обороны в боеспособную единую армию обороны – Хагану. В Хагане была установлена суровая, жесткая дисциплина (то, чего, пожалуй, больше всего недоставало необузданным арабским ордам – отчаянно смелым, но не желавшим кому-либо подчиняться). Боец, вступая в Хагану, давал присягу: «Я клянусь до последнего дня моей жизни остаться верным Хагане, ее кодексу и ее приказам … Я принимаю ее дисциплину без всяких условий и оговорок, я буду готов в любое время и в любом месте явиться по ее призыву на действительную службу … Я посвящу все свои силы и, если необходимо, отдам свою жизнь для защиты моего народа и моей родины». Присяга эта принималась, из-за нелегального положения Хаганы, нередко в условиях куда как необычных (скажем, под видом собрания спортивного клуба или сходки фермеров), но выполнялась неукоснительно и безоговорочно: история Хаганы почти не знает случаев неповиновения приказу или дезертирства. «Членство в Хагане, – говорилось в уставе организации, – требует строгого соблюдения воинской дисциплины и готовности выполнить любой приказ командира. Дисциплина в Хагане имеет в своей основе сознательность каждого члена организации и законы братства, свободы мысли и равенства людей!»
Ицхак Саде и Орд Уингейт ввели в практику принцип тщательного планирования всех проводившихся операций. Бойцам подробно объяснялись все детали поставленной задачи. Каждый должен был «знать свой маневр». В то же время их учили импровизировать в изменяющихся условиях. Большое значение придавалось тому, чтобы любой младший командир сумел в случае необходимости вынести ответственное решение или принять на себя командование бóльшим подразделением, чем положено ему «по ранжиру». Особое внимание уделялось внезапности и неожиданности нападения, а также мобильности боевых частей.
Членами боевых отрядов Хаганы или отрядов ее резерва в конце тридцатых годов была почти вся боеспособная еврейская молодежь Палестины. Командиры Хаганы – Саде, Уингейт, Исраэль Галили (который будет последним командиром Хаганы перед превращением ее в Армию Обороны Израиля) – стремились подготовить как можно больше бойцов резерва, предвидя в будущем надобность более широких боевых действий. По мере возможности каждому бойцу, проявлявшему способности к военному делу, преподавалась офицерская наука, даже если пока не было ни возможности, ни необходимости дать этому офицеру особое подразделение: его, так сказать, готовили «на вырост», для будущего, чтобы он ждал часа, когда он будет нужен в качестве офицера; а пока этот подготовленный офицер продолжал служить в своем подразделении рядовым.
Помимо того, что такая система помогала создавать квалифицированные военные кадры для будущих сражений, это еще и способствовало сплочению людей, уничтожению пропасти между офицерами и рядовыми, а также созданию того духа безусловного товарищества, который и по сей день остается характернейшей чертой израильской армии и о котором говорил Ицхак Саде в обращении к своим бойцам в 1943 году: «Братство бойцов – это основа жизни, сердце и душа истинного товарищества». В этом товариществе воспитывались многие будущие прославленные командиры израильской армии: Моше Даян, Игаль Алон, Хаим Бар-Лев, Иосиф Тебенкин и другие.
Основной задачей Хаганы было защищать от арабских погромщиков сельскохозяйственные поселения, фермы и начавшие тогда возникать кибуцы. Подразделения Хаганы, вместе со специально созданными инженерными частями и строительными отрядами, превращали поселения и кибуцы в хорошо укрепленные крепости, обнесенные двойными деревянными стенами, оплетенными колючей проволокой и снабженными вышками с прожекторами. Когда в Палестину прибывала группа и ей указывалось место для поселения, это место немедленно превращалось в такую крепость, работа начиналась с восходом солнца и заканчивалась ночью. Днем охрану обеспечивали легальные части Джей-Эс-Пи или Эс-Эн-Эс, а ночью на пост выходили нелегальные части Хаганы. История Хаганы не знает случая, чтобы атака арабов на такую крепость увенчалась успехом, чтобы поселенцы оставили свое поселение и бежали.
Арабы, видя, что их попытки показать евреям, где раки зимуют, становятся день ото дня все безнадежнее, а атаки день ото дня приносят все больше и больше потерь, стали крепко задумываться, прежде чем решиться напасть на еврейское поселение. И в конце концов наличие в стране мощной еврейской военной организации, основанной на геостратегических принципах (то есть на действии в определенных географических зонах, рассматриваемых со стратегической точки зрения), привело к тому, что размах арабских бунтов стал ослабевать, и в 1939 году наступил хотя и непрочный, но все-таки мир, который, как известно, все же лучше доброй ссоры. Как пишет Игаль Алон, «Хагана сделалась современной милицией, или армией в процессе своего создания».
Белая книга
В период арабских бунтов англичанам все труднее было гнуть свою линию и отдавать кесарево кесарю, а богово богу, – то есть ублажать одновременно как арабов, так и евреев. Как обычно бывает, сторонника «золотой середины» били и справа, и слева: евреи были недовольны англичанами потому, что те их плохо защищали, а арабы были недовольны англичанами потому, что те все-таки иногда хоть как-то защищали евреев. Чтобы каким-то образом утихомирить страну и подвести юридическую базу под свою политику «двойных обязательств», англичане создали для обследования положения в Палестине комиссию, которую возглавил лорд Пил. Комиссия лорда Пила, однако, тоже пошла по пути поисков «золотой середины» и рекомендовала создать в Палестине два государства – еврейское и арабское.
Это половинчатое решение только подлило масла в огонь и вызвало недовольство и евреев, и арабов: и те и другие отстаивали принцип своего суверенитета в Палестине, причем евреи ссылались на условия мандата, а арабы претендовали на то, что Палестина – их исконная земля. Гитлеровская пропаганда немедленно воспользовалась этим и стала сулить арабам кисельные берега у вод иорданских; а арабы все больше клевали на удочку обещаний Гитлера, что он создаст им в Палестине арабское государство и прижмет нахальных евреев, – тем более, что официально декларируемое зоологическое юдофобство нацистов придавало весу обещаниям Гитлера. Пронацистские настроения, подогреваемые арабскими квислингами вроде Великого Муфтия, все шире распространялись среди арабов, и Великобритании нужно было спешно принять меры, чтобы ублажить арабов и не дать им сделаться «пятой колонной» в Палестине.
Поэтому в 1939 году правительство Чемберлена открыто отреклось от Декларации Бальфура и выпустило так называемую «Белую Книгу», в которой было объявлено о намерении Великобритании стабилизировать количество арабов и евреев в Палестине и с этой целью ограничить въезд евреев в страну. Белая Книга запрещала евреям селиться на осваиваемых территориях (даже там, где земля уже принадлежала евреям), требовала роспуска Хаганы, а взамен обещала самоопределение Палестины в неопределенном будущем.
Как и выводы комиссии лорда Пила, Белая Книга не удовлетворила ни арабов, ни евреев: арабам она показалась сущим пустяком по сравнению с теми златыми горами, которые сулил Гитлер, а евреев, даже самых умеренных, вроде Хаима Вейцмана, – она привела в ярость своей проарабской направленностью. Возник вопрос о перерастании борьбы из антиарабской в антибританскую; в это время активизировались более непримиримые военизированные организации, противопоставлявшие себя Хагане, – Эцель и Лехи.
Эцель и Лехи
Если в двадцатые годы английские власти были защитой евреев от погромщиков (вспомним, что именно англичане в 1929 году прекратили резню в Хевроне), то к концу тридцатых годов, когда была создана мощная армия обороны, которая сама могла защитить еврейские поселения, британское военное присутствие скорее мешало, чем помогало. Это усиливало антибританские настроения среди евреев, и на этой почве выросли сепаратистские организации. Так возникла Национальная военная организация «Иргун Цвай Леуми» – сокращенно Эцель.
Идейным вдохновителем Эцеля был живший в Европе Жаботинский, который еще в 1931 году в Базеле требовал немедленно развернуть борьбу за скорейшее создание еврейского государства в Палестине. Тогда конгресс отверг предложение Жаботинского как несвоевременное. В 1940 году, на похоронах Жаботинского в Лондоне, Вейцман скажет о том, что он, Вейцман, стоял за медленное движение к цели, а Жаботинский настаивал на том, что надо поспешить.
Когда Жаботинский выступал в 1931 году в Базеле, Гитлер не пришел еще к власти в Германии, но теперь, в конце тридцатых годов, опасения Жаботинского начали оправдываться. Уже была позади «хрустальная ночь», вошли в действие Нюрнбергские законы, немецкие евреи либо бесприютно скитались по Европе, либо были поставлены в Германии вне закона, а европейские правители резолюцией конференции в Эвиане дали понять, что им дела нет до судьбы евреев. Чистоплотные дипломаты, называя Гитлера работорговцем, принципиально не желали пачкать руки, совершая с ним сделки, а премного довольный этим Гитлер загонял евреев в концлагеря. Жизнь оправдывала худшие опасения Жаботинского, и Давид Разиэль – командир Эцеля – выдвинул лозунг вооруженного восстания против англичан, чтобы добиться немедленного создания еврейского государства.
Публикация Белой Книги доказывала справедливость опасений Жаботинского, и она сблизила позиции Хаганы и Эцеля. И та и другая организация стала думать о методах борьбы против новой английской политики. В короткий срок была налажена нелегальная алия в Палестину. Суда из Европы, на которых плыли евреи – беженцы от нацизма, – причаливали по ночам к палестинскому берегу, и люди сходили на берег под охраной бойцов Хаганы и Эцеля. Планировалось проведение боевых операций уже не против арабов, в значительной степени замиренных, а против англичан, на которых начали смотреть уже как на агрессоров. В это время разразилась ІІ мировая война.
Война поставила палестинских евреев перед трудной дилеммой. С одной стороны, злейшим врагов евреев был германский нацизм, и Великобритания до 1941 года, пока не вступили в войну СССР и США, была практически единственной страной, которая сражалась против Германии – сражалась один на один, отважно, с полной отдачей сил. С другой стороны, безоговорочное выступление на стороне англичан могло бы создать иллюзию, что евреи смирились с Белой Книгой. И эту дилемму едва ли могли решить парадоксы вроде фразы Бен-Гуриона: «Мы будем сражаться в войне, как если бы не было Белой Книги, и мы будем сражаться с Белой Книгой, как если бы не было войны». Приходилось делать выбор.
Для Эцеля этот выбор неожиданно упростили сами англичане: все командиры этой организации, включая Разиэля и наиболее непримиримого Авраама Штерна, были арестованы в канун объявления войны. Еврейское же население страны, не дожидаясь резолюции Хаганы, безоговорочно стало на сторону англичан. В дни, когда французские войска в Ливане и Сирии присягнули правительству Виши, когда нейтральная Турция явно склонялась на сторону Германии и, казалось, готова была ринуться в битву, чтобы не упустить своей доли еврейского пирога, когда немецкие войска в Сахаре угрожали Египту, когда в Ираке пришла к власти пронацистская группа Рашида Али и когда многие арабы в Палестине молились на Гитлера, палестинские евреи осознали, что их страна может стать полем битвы, и если туда придут немцы, евреям первым несдобровать. Кроме того, евреи надеялись, что, оказав услугу Великобритании, они в благодарность после войны получат, наконец, возможность создать свое государство в Палестине. Евреи стали уходить в британскую армию и сотрудничать с британскими властями.
Из нескольких сотен тысяч евреев, живших в Палестине, двадцать семь тысяч служило в британской армии – многие из них в особой Еврейской бригаде, которая сражалась с фашистами сначала на итальянском, а потом на французско-германском фронте. Позднее, после демобилизации, многие из еврейских солдат и офицеров вольются в Хагану, принеся в нее воинский опыт и знания, почерпнутые в одной из лучших армий мира.
Через год после начала войны англичане освободили командиров Эцеля. Между ними произошел раскол: от Эцеля откололась небольшая экстремистская группа Авраама Штерна «Лохамей Херут Исраэль» («Борцы за свободу Израиля») – Лехи. Штерн требовал отчетливой и бескомпромиссной антибританской политики. С этого момента группа Лехи ушла в глубокое подполье. Сам Штерн 12 февраля 1942 года был выслежен и убит английскими полицейскими, но его организация продолжала бороться с англичанами. Ее главным оружием был террор.
В 1943 году Эцель и Лехи подняли вооруженное восстание против англичан. Они руководствовались призывом покойного Штерна: воспользоваться тем, что англичанам нужен покой в стране, и продиктовать им условия, на которых евреи будут помогать Англии (передача евреям власти в Палестине). Начиная восстание, Эцель и Лехи имели всего около четырехсот бойцов, но они обросли новыми бойцами в ходе восстания. Повстанцы организовывали покушения (так, в Каире был убит лорд Мойен, министр по делам Среднего Востока, один из инициаторов ограничения алии), взрывали мосты, нефтехранилища, заводы, мастерские, нападали на английские военные лагеря, аэродромы, и даже грабили банки, добывая таким образом деньги для финансирования своих операций.
Что же касается руководства Хаганы, то оно отвергло террористический путь как аморальный и неэффективный: аморальный – ибо он противоречит нравственному кодексу, требующему уважения к человеческой жизни, неэффективный – ибо он привел бы лишь к контртеррору, восстановил бы против Хаганы население и дал бы англичанам повод принять против Хаганы особенно крутые меры и если не уничтожить, то сильно обескровить ее. Был принят средний путь сотрудничества с англичанами во всем, что касается борьбы с нацистами, и в то же время осуществлялось всяческое противодействие англичанам во внутренних вопросах: поощрение нелегальной алии, создание новых поселений в запрещенных зонах и, в случае необходимости, отдельные партизанские действия против англичан.
Ударная сила Пальмаха
В мае 1941 года командование Хаганы приняло решение о создании при ней независимой подпольной военной организации «Пальмах» («Плугот махац» – ударные роты): ударной силы, которая была призвана действовать, в зависимости от обстоятельств, в сотрудничестве с англичанами или же против них и выполнять особо опасные и важные задания. Не входя формально в британскую армию, Пальмах сотрудничал с ней в то время, когда Роммель рвался к Каиру – начиная с августа 1941 года, когда было принято решение о вторжении в Сирию и Ливан, где французские войска сохраняли верность правительству Виши, и кончая победой под Эль-Аламейном. Пальмаховцы служили проводниками, совершали глубинные рейды, занимались диверсиями, уничтожали вражеские штабы, повреждали коммуникации, выполняли разведывательные задания во вражеском тылу, проводили разведку боем.
В это время англичане, не признавая Пальмах юридически, неофициально признали его. Сотрудничество с англичанами помогло Пальмаху повысить уровень боевой подготовки солдат и офицеров и помочь им приобрести военно-технические знания. Как вспоминает Игаль Алон, командир Пальмаха, «под прикрытием нескольких сотен человек, которых признавало и финансировало британское командование, тысячи людей проходили аналогичную тренировку и приобретали боевой опыт… Пальмах стал лабораторией Хаганы».
Если Пальмах в течение какого-то времени финансировался из британской казны, то перед самой Хаганой возникла во время войны трудная задача: как себя прокормить? Та же проблема встала и перед Пальмахом – позднее, когда англичане отпраздновали победу под Эль-Аламейном и Пальмах им стал больше не нужен, а ему предстояло еще немало боев – в частности, с теми же англичанами. Задача материального обеспечения Пальмаха и Хаганы была остроумно решена по принципу «самообслуживания». Все взводы были распределены по кибуцам, две недели одни взводы работали на полях, а другие занимались военным делом – а затем взводы менялись местами. Полмесяца хорошей работы было достаточно, чтобы обеспечить людей и на другие две недели. Претворение в жизнь этого необычного плана решило не только финансовую проблему. Оно сблизило армию с населением, способствовало большему доверию между солдатами и гражданскими жителями и было одним из факторов, сделавших Хагану действительно народной армией, про которую можно было бы сказать словами Линкольна, что это действительно армия «из народа, волей народа и во имя народа».
Хагана и Пальмах были сухопутными силами, но уже тогда они стали заботиться о создании военно-воздушных и военно-морских сил. Правда, здесь возможности были чрезвычайно ограничены; однако делалось все, чтобы на базе спортивных летных клубов обучить больше летчиков, а на базе яхтклубов – больше моряков. Позднее спортивные самолеты, с грехом пополам приспособленные для примитивного бомбометания, сыграли определенную роль в войне 1948 года. Хотя, конечно, настоящие авиация и флот были созданы лишь после завоевания независимости.
В ходе II мировой войны партизанские отряды еврейской обороны превратились в обученную, боеспособную, дисциплинированную, организованную армию. Заслуги палестинских евреев перед союзниками позволяли надеяться, что Великобритания выполнит, наконец, Декларацию Бальфура. Во время войны Черчилль обещал, что после войны англичане дадут независимость евреям Палестины. Однако в 1945 году пришло к власти лейбористское правительство, и оно вновь стало проводить старую политику ограничения алии и пособничества арабам. С одобрения Великобритании семь арабских государств по инициативе Египта собрались в Каире и создали Арабскую Лигу, которая объявила Палестину исконно арабской землей и организовала арабский бойкот «сионистских товаров». А в Лондоне тем временем был обнародован план создания на территории Палестины двух мини-государств – арабского и еврейского – под британской эгидой.
В 1945 году президент Трумэн призвал британское правительство допустить в Палестину 100 000 еврейских беженцев, добивавшихся разрешения приехать на свою историческую родину. Но Эттли отверг призыв Трумэна; в Палестину разрешался допуск лишь 1 500 иммигрантов в год. Это был удар в спину палестинским евреям – удар, который если и не лишал их возможности добиться создания своего государства, то отодвигал эту возможность на неопределенный срок. И не желая ждать, когда рак свистнет, те самые люди, которые недавно с оружием в руках вместе с англичанами сражались против немцев, теперь обратили это оружие против англичан.
Правда, еврейское движение сопротивления еще раздиралось внутренними распрями. Отношения между Хаганой и Пальмахом, с одной стороны, и Эцелем и Лехи, с другой, настолько обострились, что в течение нескольких месяцев 1945 года хагановцы и пальмаховцы ловили членов Эцеля и Лехи и передавали их англичанам. Раскол грозил обернуться фатальными последствиями для всего еврейского народа, и, к чести обеих сторон, они сумели это понять, сумели стать выше своих разногласий. Осенью 1945 года Хагана заключила с Эцелем соглашение о совместной борьбе против англичан.
В конце 1945 года в Палестине началось всеобщее движение сопротивления. Хагана сделала упор на нелегальную иммиграцию, нелегальное заселение запрещенных зон и на партизанские действия. Эцель, наряду с партизанскими действиями, проводил террористические акции.
Создание еврейского государства
Нелегальная иммиграция достигла небывалого размаха. За три года, с 1945 по 1948 год, шестьдесят пять судов пересекли Средиземное море и привезли в Палестину около 100 000 новых олим (то есть, судя по цифре, приведенной Трумэном, всех, кто хотел и мог приехать). Агенты Хаганы в Европе собирали беженцев, фрахтовали суда и отправляли их в Палестину, где они разгружались по ночам под защитой бойцов Хаганы и Пальмаха. Эти беженцы – под той же защитой – селились на запрещенных землях, трудились, возделывали землю, ремесленничали и продавали плоды своего труда.
Английские власти пытались всячески ставить палки в колеса нелегальной алии. Захваченных в плен нелегальных иммигрантов депортировали в особые лагеря на Кипре, но эмиссары Пальмаха иногда умудрялись выкрадывать их даже оттуда, и нелегальная алия продолжалась.
Это грандиозное предприятие – в котором, кстати, принимало участие огромное количество добровольцев-неевреев, особенно итальянцев и греков, – доказало полное бессилие британских властей в Палестине, их неспособность справиться с ситуацией: доказало, что евреи стали хозяевами страны, а политика Белой Книги потерпела окончательный крах.
В то же время Хагана и Пальмах все чаще принимали участие в антибританских военных операциях. Очень часто они координировали свои операции с Эцелем. Герои сопротивления не давали Англии и минуты покоя: они нападали на казармы и полицейские участки, взрывали мосты и склады, атаковали деревни и укрепленные пункты, поджигали дома и нефтехранилища, перерезали коммуникации. В одну только ночь с 17 на 18 июня 1946 года бойцы Пальмаха разрушили или основательно повредили десять мостов, а в следующую ночь взлетел на воздух мост Алленби через Иордан – мост чрезвычайно важный и для арабов, и для англичан, связывавший Трансиорданию с Палестиной. В июле пальмаховский отряд под командованием Бар-Лева взорвал две новехонькие радарные установки, стоявшие на горе Кармель в Хайфе (они служили для вылавливания судов с нелегальными иммигрантами). И в том же июле 1946 года командир Менахем Бегин провел одну из самых дерзких и отважных операций в истории палестинского сопротивления: по соглашению с руководством Хаганы он взорвал иерусалимский отель «Царь Давид», уничтожив помещавшийся там штаб британской армии.
Над Палестиной полыхал пожар освободительной войны, который невозможно было потушить. Мир увидел крах британского правления в Палестине – увидел, что евреи окончательно выбрали свое будущее и не отступятся от цели. Не осталось и следа от еврейской покорности: еврейский народ предстал перед миром как народ-боец. Делегаты в ООН бушевали: пусть Лондон откажется от мандата на Палестину, которой он не в состоянии управлять. Черчилль, стуча кулаком по столу, требовал в британском парламенте, чтобы Великобритания отказалась от мандата на Палестину и передала палестинский вопрос в ООН для скорейшего решения проблем создания еврейского государства.
И Лондон сдался. 2 апреля 1947 года британское правительство обратилось к Трюгве Ли, генеральному секретарю ООН, с просьбой рассмотреть палестинский вопрос на ближайшей сессии, но большинство членов ООН не желало ждать. Была созвана чрезвычайная сессия, которая заседала с 28 апреля по 15 мая 1947 года и после бурных дебатов выбрала комиссию, которая должна была решить судьбу Палестины. Эта комиссия рекомендовала поделить Палестину на два государства. 17 сентября Великобритания сообщила о своем намерении вывести из Палестины войска и гражданскую администрацию к 14 мая 1948 года. 29 ноября 1947 года сессия Генеральной ассамблеи ООН приняла план раздела страны 33 голосами против 18 при 10 воздержавшихся.
14 мая 1948 года временное правительство, возглавляемое Давидом Бен-Гурионом, объявило о создании государства Израиль и обнародовало Декларацию Независимости. Доктор Хаим Вейцман был избран первым президентом. В тот же день, 14 мая, Израиль был признан Соединенными Штатами, а 17 мая – Советским Союзом. Главная цель сионизма была достигнута – еврейское государство стало фактом.
Когда-то, в конце 1897 года, после I сионистского конгресса, Теодор Герцль писал: «В Базеле я создал еврейское государство. Возможно, через пять лет, и наверняка через пятьдесят его увидят все».
Герцль ошибся всего на полгода.
Но не успело еврейское государство родиться, как на его территорию вторгся из Трансиордании Арабский легион, а за ним последовали войска еще восьми арабских государств. Однако на пути агрессоров встала Армия Обороны Израиля, которой было что защищать. Эта армия не возникла на пустом месте, из ничего, она не родилась в один день: в ней сражались бойцы Хаганы и Пальмаха, Эцеля и Лехи, прошедшие суровую школу борьбы, закалившиеся в боях за то, чтобы вновь заблистала угасшая слава еврейского народа.
[1] Борис Слуцкий, «Про евреев».
[2] Цитата из Первой книги Самуила, 15:29.