Рокер против Сазмена
(эпический милли-баттл)
Эта невероятная история произошла на милли-тое, который закончился былинным погромом… Но об этом позже! Жили-были в Бадкубе Великой парочка феерических чингачгуков. Один был завсегдатаем пабов и гламурных вечеринок с обязательным употреблением разного рода горячительных средств. Второй не пропускал ни одну свадьбу и участвовал в разного рода ток-шоу, где исполнял композиции, приводившие в восторг знатоков и патриотов…
Да, речь идет о Рокере и Сазмене.
Сначала позвольте представить публике Рокера. Рост он имел громадный и пренахальнейшую харю, увенчанную чувственным шнобелем и рагнаровской прической а-ля «бешеный бобр». Подражая скандинавскому кумиру, ходил в черной кожаной куртке в любое время года и массивных цепях, которые гремели при малейшем движении – и выбрал прозвище «Рагнар Сумгаитский». Но друзья предпочитали называть его коротко и ласково «Зыррама»[1]. Разбушевавшись, Зыррама Сумгаитский[2] становился страшен. И недаром: с отцовской стороны он был родом прямо из сумгаитских трущоб, а с материнской же стороны имел нардаранских[3] родичей. Положим, гитары прямо на сцене не ломал, ибо в нашем городе недостаточно ярых поклонников тяжелого рока, дабы оплачивать подобные сумасбродства. Но вполне мог на пару с дружками спустить в канализационный люк чересчур непочтительного таксиста, орать непотребства в своих песнях, прямо задевающие милли-намус-гейрят, выдумывать на ходу самые чудовищные для кавказского самолюбия оскорбления, выпить просто невероятное количество водки и выкурить в одни ворота гёмбул косяк, способный свалить с ног африканского слона. Сексуальные предпочтения его были своеобразны. Словно герой старого анекдота, он мог отличить Фатманису от Шарабану[4], даже не заглядывая в их свежие мордашки, по одним упругим попкам. Словом, Рагнар Сумгаитский представлял собой любопытный образчик греховной связи средневекового хашарата[5] с современным прогрессивным молодым человеком. Но какие он песни пел, какие!..
А теперь перейдем к Сазмену. О, эти славные, далекие времена, когда ашуги были облачены в сталинские френчи, широкие галифе, смазные сапоги, высокие папахи – и, пританцовывая на сцене сельских клубов, пели «Живи, живи, душа моя Сталин, чье имя передается из уст в уста…»[6]. Забудьте, забудьте! Сазмен шествовал в гламурной белоснежной рубашке и черных строгих брюках. Вид имел представительный и солидный, на круглой кошачьей физиономии с правильными чертами и пылающими страстным огнем зелеными очами постоянно играла сдержанная улыбка. И недаром: ведь он был желанным гостем на всех свадьбах и семейных торжествах. Глупости о Сталине уже не пел, но предпочитал классику, вроде зажигательных джанги[7]. Но в такой момент проявлялась скрытая языческая натура Сазмена: войдя в раж, ловко подкидывал тонкострунный саз к самому потолку и хватал его, словно великий герой Кёроглу – очередную полногрудую любовь.
Кстати, о полногрудых девах. Никакая более или менее смазливая девица иль молодая дама не могла чувствовать себя в безопасности в одной комнате с Сазменом: при одном виде соблазнительной женской груди он терял всякий разум и был готов на самые невероятные авантюры. Удивительней всего была его крепкая дружба безо всякого срамного подтекста с нежной тюрчанкой, счастливой обладательницей решительного характера, тонкой талии и кукольного личика, на пару с которой он прохаживался на всех милли-сборищах, срывая каждый раз бурные аплодисменты и приличную пикантному зрелищу деньгу. Для такого случая Сазмен переодевался в милли-костюм, как его представляют наши грешные современники. А нежная тюрчанка блистала в лиловом архалыге[8] и тонкой шелковой рубашке с длиннейшими рукавами-лелюфер, которые делали ее похожей на застенчивую юную розу. Словом, натуральные Валех и Зарнигяр[9]! Секрет же был прост: отношения между ними были чисто деловые и построены на взаимном уважении, ибо боевая подруга составляла ему прочный тыл, который он весьма ценил, но был вполне равнодушен…
Итак, предпочтения Рокера и Сазмена отличались кардинально: первый был вечный революционер, Сумгаитский Гаврош и страстный поклонник обратной стороны медали женского естества, а второй – служитель милли-ценностей, ценитель выдающегося аверса и толстопузый буржуа. Но настал день, когда совершенно непредсказуемые для нашего консервативного общества события обнажили их Истинную Суть и послужили причиной мощной бури в нашем уютном азербайджанском стакане воды.
***
Что недоверчиво усмехаешься, слушая мой правдивый рассказ? Дорогой Читатель, неужто ты действительно полагаешь, что Лакировка способна прикрыть Породу – а зажигательные речи могут изменить человеческое нутро? Так и наши злосчастные герои просто не осознавали своей Истинной Сути. Предок Рокера вполне мог устраивать погромы против врагов ислама, писать поносные стихи в стиле хаджв[10] и посещать сборища бачабази[11], где устраивать поножовщину из-за смазливого мальчика. Что до Сазмена, то ему стоило бы вспомнить, что в прошедшей жизни он мог красть баранов и кротких девушек, когда они шли к ручью за водой, – и целовать задницу бекам да ханам на грандиозных средневековых гекатомбах.
***
В один прекрасный вечер, когда «пели соловьи, издавали трели»[12], Сазмен вступил под своды дома торжеств «Монте-Кристо». Покойный граф если и имел отношение к этому священному храму брака – то весьма и весьма опосредованное. Допустим, сам создатель Мстителя из Марселя сумел сотворить маленький шедевр в стиле Ренессанса, элегантную мечту. Но на рубеже двадцать первого века наследство графа было уже полностью промотано. Слишком много раз человеческий ум продавал сам себе эту романтику, чтобы сделать коммерцию на последних оставшихся в нем некоммерческих образах. В азербайджанском изложении это вылилось в нелепую пародию. В самом центре Бадкубы Великой вырос сей памятник народной любви к аляповатой позолоте на стенах и люстрам размером с метеорит, погубивший динозавров мезозойской эпохи. Каждый зал там был отдельным кругом глянцевого азербайджанского Ада, а на входе вместо зловещей надписи «Входящие, оставьте упованья!..» красовались живые павлины и любезный негр в ливрее.
Вот в это заведение Сазмен явился на свадьбу одного весьма прогрессивного городского русскоязычного мальчика. В этот день боевая подруга, как на грех, сильно приболела – и Сазмен бодро отправился один на бой. Лишь одна мысль омрачала горизонты его мечтаний – о возможной неустойке. Увы! Если бы нежная и предусмотрительная тюрчанка была рядом, можно было бы предотвратить самые позорные и неожиданные события. Ибо жених оказался плененным милли-традициями невольником чести – и при этом смело ходил на шабаши Рагнара Сумгаитского…
Вот прогрессивный мальчик взял и пригласил его на свою свадьбу. Сумгаитского Гавроша! Зырраму! На милли-той! О, Ахурамазда!
***
Войдя в преддверие Адово, Сазмен бодро огляделся и направился к «Золотому залу», откуда доносилась гремящая музыка. Первое, что он увидел, вступив в чертог, была невеста на Пирамиде Кукулькана[13], облаченная в языческий костюм с совершенно чудовищным кринолином. Лицо девушки было набелено и нарумянено так, что она не живого человека напоминала, а актрису японского национального театра «кабуки». Невеста уже прошла полный квест милли-традиций, включающий в себя пробегание под Кораном с шампанским в руке, обязательную фотосессию, стандартный маршрут свадебного кортежа, включающий посещение Набережного бульвара, прогон через расстрельный ряд официантов, держащих большие свечи, – и скармливание друг другу кремового торта, делающего молодых похожими на пару голозадых дикарей на острове Тонга-Тонга… Рядом с ней со скрытой тоской сидел маленький жених в смокинге и жилете лунных расцветок, надетом по строгому настоянию отца, примерного аборигена и поклонника Сазмена, которого он и встретил с уместным радушием.
Красавец мужчина скользнул взглядом по невесте, заботливо придерживавшей одной рукой декольте, дабы не выскользнула пышная грудь, не приведи Аллах Великий, оценил аверс, взял в руки тонкострунный саз и приготовился творить…
***
Тем временем в углу сидел мрачный Рагнар Сумгаитский, успевший к тому времени нахлестаться водки до полного озверения. Происходящие милли-безобразия переполнили мятежную душу Зыррамы самыми зловещими намерениями и черными думами. Ибо мстительный Гаврош уже был доведен до белого каления плясками типа «Да приидет Свекровь!»[14], выступлением певички с аппетитными формами, которая со скоростью пилы Гитлера[15] выпаливала самые модные народные песни, откровениями кротких и несчастных мужей, перетиравших в прихожей за жизнь и жаловавшихся на бесчеловечные побои, которые терпели от жен. Но больше всего взбесило световое шоу, где какой-то непонятный араб крутил обручи вокруг дебелого тела. Именно в этот момент он узрел явление Сазмена и издал тихое рычание, от которого сосед отодвинулся, от греха подальше, в сторону.
Итак, красавец мужчина взял в руки тонкострунный саз и приготовился творить. В этот момент на сцену взошел Гаврош-Джокер. Движением руки он остановил подошедшего отца жениха и небрежно начал свой знаменитый спич, коему было суждено войти в историю:
– Дорогие участники замечательной церемонии! Я старый друг и соратник жениха (прогрессивный мальчик побледнел…), любитель музыки и сам народный сумгаитский музыкант. Все наши свадьбы проходят скучно, что ли. Вот тут снова явился уважаемый игрец на сазе, который будет услаждать вас. А я так полагаю, что еще лучше будет, если мы устроим тут небольшой баттл, посоревнуемся, так сказать. Я ведь тоже игрец на струнах и большой озорник. Гости соскучились, пора развеселить их задорными песнями! Ну как, уважаемый, согласны?
Сазмен растерянно молчал. Ни разу ему не приходилось попадать в такую щекотливую ситуацию – а нежной тюрчанки не было рядом, дабы мягко, но решительно отшить нахала. Отец жениха склонился к своему брату: «А что такое баттл?» Тот со значением выпятил нижнюю губу: «Это что-то из обычаев рэперов…» Мощный муж не в шутку перепугался: «Он что, мейханачи[16], у нас тут приличное общество!» «А кто его знает, говорит, что большой друг нашего Теймура». Решившись, заботливый папа объявил: «Пусть устраивают… как его там… баттл!»
Рокер нежно взял инструмент у ошарашенного гитараста – и задумался. Потом он нагнул ее, словно джигит – белотелую джану, и начал свою песнь, рыча, аки косматый медведь средней величины, изрыгая чудовищную хулу на милли-ценности:
Дочь эдакого хмыря лежит с таким-то вот хмырем,
Сестричка вот того хмыря курит толстый косячок,
Сыночек этого хмыря играет
с той вот женщиной любофф,
А бабенка развелась, детей хоть двое,
но сама ведь – огонек!
Девочка из семьи простой – взяла да и купила
джип большой,
Сто процентов насосала от конца
толстопузого дружка!
Публика слушала творца в полном остолбенении. Постепенно входя в раж, Рокер высоко поднял гитару и взревел во всю мощь своих легких:
Мысли те позорные будут жить в твоем мозгу,
Ровно столько будут жить, сколько тут сидит енгя[17].
А пришей же эту дрянь в своей душе,
Пришей сидящую тут тварь!
После чего Рокер учтиво поклонился Сазмену и скромно отошел в сторону.
Сазмен застыл на месте. Он, считавший себя великим остроумцем, не мог даже представить столь скандальную ситуацию. Следовало посадить на место мерзавца, сказать такие слова, чтобы навек стереть из мира. Но что? Мысль о позорном бегстве и нежной тюрчанке пронеслась в его мозгу. Вот она-то уж сумела бы ответить!
Внезапно раздался громкий смех. Невеста не выдержала! Бойкая городская девочка, целый день листающая любимый смартфон и отдыхающая на дорогих курортах, проявила себя. Она повторила, словно заведенная: «Ровно столько будут жить, сколько тут сидит енгя», – и потерла напудренный лобик, явно что-то вспоминая. Опомнившись, прикрыла рот – но, не выдержав, снова фыркнула.
Жених рядом сидел с разинутым от ужаса ртом…
Сазмен медленно расправил плечи и сверкнул колдовскими зелеными очами на оробевшую невесту. Затем поднял свой саз и запел чудесным голосом, приятно улыбаясь и отчеканивая каждое слово:
И ты тут, женщина?
Эй, девушка, что ты за женщина?
Сиди тут ровно, не мешай мужам –
Уж лучше говорят мужчины, чем ты, женщина.
Публика передохнула. Даже свирепо перекосившийся отец жениха не смог сдержать улыбки, ожидая развязки. Тем временем Рокер одобрительно щелкнул языком, ласково молвил: «Вот это невеста, заслуживает похвалы, а жених наставления…», театрально развернулся и запел неожиданно лирическим тоном новую песнь:
Дорогая супружница моя,
Люблю тебя я дох…я.
В сердечке же моем любовь
Усилится, коль брюхо будет у меня.
Нет, не хочу кебаб,
Нет, не хочу пити.
Пожарь-ка мне ты
Молотова котлети!
Сидящий за передним столиком солидный дайдай растерянно пробормотал: «Это еще что за блюдо?» Молодежь, между тем, озорно перемигивалась неожиданно возникшему забавному чуду. A старшие слушали Рокера, словно стадо зачарованных бандар-логов – мудрого удава Каа:
Хочешь вечерами душу разбудить,
Выйти на волю, силу пробудить.
А коль разбудит силу мусульманин,
Он должен выпить-закусить!
Нет, не хочу кебаб,
Нет, не хочу пити.
Пожарь-ка мне ты
Молотова котлети!
Настал черед Сазмена. И тут он допустил оплошность. Не должен был он бить ниже пояса – а ударил. Рокер, начавший столь грозно, оказался ласковым дурачком, несущим странный бред, – так он подумал. Посему Сазмен прижал к себе тонкострунный саз и победительно запел:
Ты ли знаешь силу струн?
Братец, просто ты болтун!
Взял гитару, бред несешь…
Братец, ты ведь просто врун!
Рокер пренебрежительно ухмыльнулся и, низко нагнув гитару, под мощные риффы начал жечь напалмом глумливым голосом:
А, приветик, дядя Афлатун, смотри –
Сынок твой вырос в муганни[18]!
На свадьбах будет петь, станет Халг артисти,
А деффки будут там орать: «Лублу тебя, о муганни!»
Ты пробормочешь: «А вдруг?!»
А мы ответим: «Муштулуг!»[19]
Одна из добродетельных дев нервно вскочила и с протестующим видом направилась к выходу. Зыррама краем глаза заметил это моральное движение и, словно сокол на вираже, обрушился на новую жертву, переменив тон на елейно-умиротворенный:
Дева мудрая ходит с поникшей головой.
Дева мудрая не выщипывает брови.
Дева мудрая не носит одежд срамных.
Дева мудрая не висит в Фейсбуке.
А где такую деву мудрую найти,
Дай телефончик!
Дай телефончик!
Все ахнули. На сей раз отец добродетельной девы вскочил и кинулся на сцену, рыча «ах ты, подлец!». Все смешалось. Сделавший лихой выпад Рокер треснул по лысой башке своего противника звонко лопнувшей гитарой и заехал прямо в нос ахнувшему Сазмену. В ответ Сазмен издал дикое урчание и вцепился в бешеного бобра. В угаре битвы, обороняясь от набегавших варваров, Зыррама продолжал страстно орать:
Дева мудрая дома сидит,
Готовит, дом убирает.
Добрый молодец возвернется домой,
Брюхо набьет и на диване отдыхает.
О-о-о-о, у мужчины должно быть брюхо, о-о-о-о!!!
Коль мудрая дева сядет за руль,
Джамаат наш скажет «вахсей!».
Дева мудрая не увидит мужского конца,
Дева мудрая дома сгниет без конца…
Где-то с треском перегорели предохранители, зал погрузился во тьму. Средь барахтающихся тел слышался страстный голос Рокера, возвещающего, аки пророк в Содоме:
Мудрая дева на море пойдет,
Вместо купальника наденет халат.
Выйдя из моря, русалкой взойдет,
А джамаат от шока упадет!
О-о-о-о, на каспийском берегу,
О-о-о-о, ах, эти узкие улочки,
А-а-ах, этот запах Каспия!
О-о-о-о, чудо вижу тут!
Как прекрасен этот мир,
Как он гармоничен!
Эпилог
На следующий день все заголовки сайтов бадкубинской желтой прессы были полны скандальными заголовками: «Халг артисти устроил гнусный дебош на свадьбе с подонком общества». Рагнар Сумгаитский получил пятнадцать суток ареста, штраф – и культовый статус средь местных неформалов.
У Сазмена распух нос. Ему пришлось выслушать немало колких замечаний от нежной тюрчанки, хорошо поставленным звонким голосом перечислявшей понесенные убытки. И это не считая подорванной репутации! «Как я, такая чистая и невинная, буду дальше выступать с таким идиотом, как ты, связавшимся с этим… как его там… сумгаитским мейханачи…» Пришлось принять экзекуцию компаньонки с должным смирением. Впрочем, нежная тюрчанка вскоре оттаяла, потому как прикинула, сколько выгод может обрести, публично кидая стрелы в своего незадачливого визави и называя его новым Вагифом[20]. Получив такую трепку, Сазмен стал осторожен, словно персидский кот, свалившийся в аквариум, – и требовал, чтобы на свадьбах, куда его приглашали, была одна милли-музыка.
Молодые развелись через шесть месяцев. Родители жены сказали, что муж был наркоман и импотент. Родители мужа сказали, что жена была шлюха и тварь. Истина, как обычно, где-то посередине.
Дом торжеств «Монте-Кристо» обрел скандальную славу.
И все вернулось на круги своя.
Лишь ваш покорный слуга, бедный рассказчик, знает секрет чудесных струн и мировой гармонии. Но не скажу. Да и зачем? Я ведь не Зыррама, чтобы учить людей жизни и затевать баттл с Сазменом на милли-свадьбе…
Ибо сказано: не должен муж праведный ходить на собрания нечестивых.
Баку, 8-10 июня 2025 г.
[1] «Зыррама» – невыразимое слово, которое можно приблизительно перевести как «отмороженный придурок, склонный к насилию».
[2] Сумгаит в советский период имел печальную славу города, загрязненного промышленными отходами и переполненного криминалом на Южном Кавказе.
[3] «…имел нардаранских родичей» – поселок Нардаран славится неумеренной религиозностью, неумеренным же потреблением наркотиков и бешеным нравом обывателей, не раз бунтовавших против властей.
[4] Фатманиса, Шарабану – простонародное произношение азербайджанских имен «Фатимеи-Ниса» и «Шахрабану», весьма распространенных в девятнадцатом веке и употреблявшихся классиками новой азербайджанской литературы как печально-снисходительное обозначение бесправной женщины Востока.
[5] Хашарат – боевое городское ополчение в средневековых городах тюрко-иранского ареала, гениальная идея монголов. Отличалось крайней отмороженностью и было склонно к погромам и буйству. Две партии хашарата, сражаясь друг с другом, сожгли последние кварталы великого города Хорасана Мерва после того, как он был захвачен и разграблен монголами в 1220 году от Р.Х.
[6] «Yaşa, yaşa can Stalin – dillərdə əzbər Stalin» – популярная ашугская песня в советский период.
[7] Джанги – жанр народной ашугской музыки.
[8] Архалыг – изящный традиционный жилет с низким вырезом, обнажавшим грудь, прикрытую тонкой рубашкой. Нынче вновь вошел в моду путем переосмысления старины плутоватыми итальянскими дизайнерами, и в этом качестве вновь вернулся в родные края.
[9] Валех и Зарнигяр – действующие главные персонажи одноименного азербайджанского дастана, пара идеальных влюбленных.
[10] Хаджв – жанр коротких сатирических стихов в городах ареала тюрко-иранской культуры. Отличался скабрезностью и запредельной грубостью. Именно из-за хаджва, написанного одним из поклонников Хуршидбану Натаван, случился скандал с замужеством породистой карабахской принцессы с ее же собственным управляющим.
[11] Бачабази – букв. «поклонники детей», крайне развратное зрелище в традиционной культуре Востока. При этом устраивались танцы, где плясали мальчики, переодетые девушками. Из-за юных бачче устраивались приемы, писались страстные поэмы, случались целые сцены. У женщин существовала альтернативная форма разврата – духтербази, где объектом трибадии были юные девочки-подростки.
[12] «Bülbüllər oxur, “cəh-cəh” edir» – популярная народная песня.
[13] Кукулькан – бог дождя и ветра у древних майя. Самое старое храмовое сооружение, посвященное этому божеству, находится на полуострове Юкатан в Мексике. На самой верхушке пирамиды осталось место, где и приносили юношей и девушек в жертву. Кажется, индейцы тюркам не самая близкая – но родня…
[14] «Qaynanalar gəlsin!» – популярный азербайджанский танец, часто исполняющийся на свадьбах.
[15] «Пила Гитлера» – немецкий пулемет MG-42 периода Второй мировой войны. Заслужил мрачную славу за свою скорострельность и надежность, с которой выпиливал вражеских солдат во славу Рейха.
[16] «Он что, мейханачи…» – мейхана представляет собой род городской поэзии, весьма близкой к хаджву и прочим поносным стишкам. Часто исполнители мейханы устраивают между собой натуральные баттлы, самым известным стала эпическая битва под лозунгом «ты кто такой, давай, до свидания!».
[17] Енгя – жена старшего брата в семье. В традиционной культуре енгя проверяет девственность невесты, осматривая простыню после брачной ночи. Впрочем, в современную эпоху эта традиция стремительно умирает, теснимая молодежью, не желающей терпеть такие кунштюки.
[18] Муганни – певец (тюрк.).
[19] «Муштулуг!» – «Поздравляю!», стандартная фраза при важном и радостном событии, вроде удачных родов, свадьбы и прочих семейных неурядиц.
[20] «…называя его новым Вагифом» – известный азербайджанский поэт Молла Панах Вагиф, помимо несомненного таланта, прославился также своим крайним сластолюбием.