Хронотоп и туман
Почти каждый раз, когда я публикую хасидскую историю или рассказ о чудесном, появляются критические комментарии. Многознающие и всесторонне осведомленные авторы указывают на несовпадение описываемых событий с общепринятым ходом истории, на неточность указания географических названий, на искажение временных рамок, несовпадение имен персонажей с именами реальных действующих лиц.
Возможно, причина такого рода уничижительных комментариев кроется в непогрешимой убежденности их авторов не только в собственной правоте, но и в предположении, будто сочинитель – в данном случае я – недобросовестно отнесся к своей работе. Не проверил даты, не уточнил географические названия, левой пяткой настрочил имена героев. Именно этим и объясняется их тон: язвительный, близкий к глумливому.
Я не буду входить в подробности ведения дискуссий, и, оставив в стороне менторские нотки, хочу поговорить о существенном различии культурных понятий, которые и вызывают критические комментарии.
Известно, что евреи неуважительно относились к топонимике. Опатув у них превратился в Апты, Новый Сонч – в Цанз, Лежайск – в Лиженск. Антисемитский домысел, будто они плохо говорили на других языках и поэтому не могли правильно выговорить названия городов и местечек, не стоит даже рассматривать. Достаточно открыть библиографию и посмотреть фамилии тех, кто почти во всех странах являются основоположниками грамматики и языкознания.
Географические названия искажались намеренно и настойчиво. И с таким же упорством евреи придерживались своего календаря. У всех людей на дворе май, а у них – непонятный сиван. Синие метели накрывают землю в декабре, а у них – в тевете. Зачем с таким упрямством держаться за названия месяцев, вывезенные из Вавилона две с половиной тысячи лет назад, – совершенно непонятно.
Термин «хроното́п» (от др.-греч. χρόνος – «время» и τόπος – «место») – «закономерная связь пространственно-временных координат», ввел в начале 20 века А. Ухтомский в контексте его физиологических исследований, и затем по почину М. Бахтина он перешел в гуманитарную сферу.
М. Бахтин понимал под хронотопом «существенную взаимосвязь временны́х и пространственных отношений».
В современной социальной психологии под хронотопом понимают некоторую характерную коммуникативную ситуацию, повторяющуюся в определенном времени и месте.
В еврейской литературе подобного рода термин был известен очень давно, еще с талмудических времен. Некоторые относят его к еще более раннему периоду, рабби Шимону бар Йохаю и книге «Зогар». Его употребляет Виленский Гаон в своих комментариях к «Мишлей» – «Притчи царя Соломона», он широко используется в книгах основоположников хасидизма. Правда выглядит он несколько по-другому и называется АШАН. Это аббревиатура слов на иврите: олам, шана, нефеш – то есть: мир, год, душа.
В отличие от хронотопа, в нем присутствует еще одна координата – душа, то есть присутствие человека. Потому что без него все остальное не имеет смысла.
Ашан на иврите – это дым, туман. Реальный мир, описываемый этими координатами, – не более чем туман, скрывающий истинное наполнение мира – Всевышнего.
Теперь понятно, почему евреи упорно держались своих имен и искажали нееврейские, почему они меняли географические названия и временные рамки. Они хотели существовать в своем ашане или хронотопе. Когда Пинхос едет в элуле в Цанз к ребе Хаиму, это совсем иное, чем, когда Петр едет в сентябре в Новый Сонч на ярмарку.
Помимо изменений имен, топонимики и календаря, евреи еще тщательным образом отбирали то, что входило в их книги. Описать жизнь во всем ее многообразии невозможно. Любая фиксация событий есть отбор фактов летописцем, то есть искажение реальности и комментарий случившегося.
В конце свитка Эстер читаем:
«И обложил налогом царь Ахашвэйрош страну и острова морские. А все деяния могущества его и доблести его, и подробный рассказ о возвышении Мордехая, о том, как возвеличил его царь, – все это вписано в книгу летописи царей Мадая и Параса».
Известный комментарий на эту фразу (если не ошибаюсь, «Нацив из Воложина») гласит (излагаю своими словами):
– Тот, кого интересует точное описание событий, пусть отправляется в библиотеку царей Мадая и Параса, откроет книгу летописей и прочтет там «подробный рассказ». Мы же отобрали то, что интересует нас с точки зрения понимания мира через призму Божественной предначертанности, призмы этики и морали.
Вот тут, на мой взгляд, и кроется ключ к пониманию хасидских историй, рассказов о чудесном.
Искать в них правильные названия географических мест, достоверные имена действующих лиц и точные даты событий, – это то, что пытался делать Сальери: поверять алгеброй гармонию. То есть стремление искать смысл в завитушках тумана, а не в том, что он скрывает.
Хасидские истории ведут нас за границу тумана, туда, где открывается истинное лицо мира и становится понятным смысл и цель его существования.