55(23) Глеб Шульпяков

       За край объектива

 

                       ***

что хочет человек и что он ждёт,

когда внутри него уже не жжёт,

а звякает негромко, равномерно,

как пряжка на моем ремне, наверно,

– что видит он, когда он видит дом

над лесом и рекой, окно, и в нём

себя, рукой дрожащей чашку чая

сжимавшего,  затем что жизнь такая,

что вот она – а завтра её нет,

потом он выключает в доме свет,

и дерево придвинулось вплотную –

затем что жизнь отверстие в иную,

где тот же снег висит на волоске

тобой ещё не тронутой тоске

 

                 ***

как подлинно, как зримо всё живое

ранение природы ножевое

как этот алфавит похож на лес

и как болит во мне его надрез

— вот птица недалёкого полёта

как будто перетаскивает что-то

с той стороны на эту и обратно,

а время желторото и всеядно

гнездо себе где хочет, там и вьёт,

а птица в клюве жизнь свою несёт

 

               ***

                                                         А. Б.

вот и зима, и земля из-под ног

столбики света роняет на воздух

чёрный по небу скользит поводок

тянет состав электричка на отдых

— нет ничего и не надо жалеть,

кроме трамваев твоих перезвона,

царских орлов почерневшая медь

лишняя тяжесть на лодке харона —

снегом засыпан вокзальный казан,

мир замирает на ножке штатива

только один дребезжащий стакан

едет и едет за край объектива

 

***

…под землёй

на перегоне в метро, в час пик

невысокий седой человек

в старомодном плаще

— мой отец

стоял в другом конце вагона

и чей-то локоть

мешал разглядеть его

как следует

 

я помнил его таким

с детства — тёмный

взгляд из-под бровей,

синева на щеках,

очки на цепочке, газетка,

— берет, который

я донашивал в школе

и этот взгляд — в себя

когда внутри

следишь за поплавком

 

(наверное, так

устроена мысль)

 

я, помню, дёрнулся:

 — отец! — хотел окликнуть

или как в детстве “папа” —

но двери открылись

толпа схлынула

поплавок исчез

 

…снег снег снег

мокрый снег слетал медленно

и тут же таял, не оставляя

следа — словно

сквозь асфальт

про-ва-ли-вал-ся

— мои мысли

были похожи на этот снег

тоже ниоткуда слетали

и тоже без следа

падали

снег падал —

я поднимался

и машины поднимались

и дома над подвалами

и деревья, которые

больше не держались

за корни

— поднимались тоже

 

(наверное, так

устроена память)

 

за тридцать лет до этого

мой отец умер

 

псков 

 блаженный фёдор и юродивый андрей

на свалке ржавых пару батарей

нашли и вниз к реке тащили,

впрягшись в коляску детскую в четыре

копыта, в кеды рваные обутых,

по красных партизан к фоме в запрудах

– теперь, сказал блаженный, заживём

в тепле, накроем стол, за стол сзовем

тимошку одноглазого и лавра

и мавру-бабу, хоть она и лярва –

пусть лишнего возьмёт на грудь фома

нам не страшна голубушка-зима

(это говорил юродивому блаженный)

– а тот молчал, он был глухой по ходу

потом они спустили груз на воду

и вниз на батареях отошли

воды речной не трогая почти

андрей смотрел вперед,

другой был сзади –

коляску без колес они не взяли

 

***

Одним из первых редакторов Гомера

был Зенодот Эфесский —

        учёный библиотекарь из Александрии.

Это он перекроил “Илиаду”

слепого, как корешок книги, рапсода.

От сотен прочих поэтов Эллады и вовсе

ничего не осталось.

 

Слишком хрупок папирус.

Слишком дорог пергамент.

Слишком мало места в библиотеке.

 

Филологи мира и ныне

пеплом нечистым главу осыпают.

 

Но поэзия?

 

Не больше, чем дерево о собственных листьях.

Или об облаках небо.

Или мойщики старых пергаментов

в подвалах Александрийской библиотеки,

каждый день смывающих в Лету

тысячи тысячи тысячи строк

неизвестных поэтов.

 

***

Любезный мой сверчок!

Непостоянству мира

да будет твой шесток

и сладкозвучна лира

моя — преградой. Пусть

наставлен сумрак ночи,

тем ярче млечный путь,

а зимний путь короче.

Что ветхий мотылёк

и бабочка беспечна?

Полёт их невысок

и повесть скоротечна.

А с песенкой твоей,

как мореходу с кручи

волны, маяк видней

— и молнии певучи.

Пусть вавилонов жрец

читает зодиаки —

мне в завитках колец

видны иные знаки.

Неслышная, одна

к другой душе слетает.

Что ищет в ней она?

И лира замолкает.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *