Дороти
Когда он сказал ей: «Скройся с глаз моих!», это означало, что он всего лишь рассердился. Однако Дороти была птичкой, поэтому она улетела, действительно скрылась. Она уселась в тридцати метрах от того места, на красном почтовом ящике, убедилась, что он не может её видеть, и улеглась на спинку.
Она закрыла глаза и попыталась представить что-нибудь приятное: крошки от шабатной халы, альбатроса с широкими крыльями, большой водоём в центре Негева… Однако её глаза сами наполнились слезами, а когда плачут, хорошо быть рядом с мамой.
— Я не понимаю, что он имел в виду, — рыдала Дороти. – Он что, вообще не хочет видеть меня или только сегодня? Он хочет, чтобы я улетела далеко или была где-то поблизости? Я просто не знаю, что мне делать.
Мама легонько погладила её и сказала, что всегда говорят мамы-птицы:
— Семья важнее всего. Нельзя разрушать многолетний союз из-за мимолётной ссоры. Побудь где-нибудь поблизости, а когда он успокоится, он тебя обязательно найдёт.
Сестра Дороти, Гали, не считала, что это будет правильно. Она была экстравертом, любила чистить пёрышки и выставлять свою гузочку.
— Отправляйся домой, держись красиво, гордо и независимо, а на него – ноль внимания. Увидишь – он быстро сдастся, — сказала она с шаловливой улыбкой.
«Сестра у меня сумасшедшая, а мама чуть пристрастная, — думала Дороти. — Я должна поговорить с Сани».
Сани, вечная холостячка этого квартала и лучшая подруга Дороти, была белой трясогузкой пятнадцати месяцев отроду, которая эмигрировала в Израиль из Калифорнии, постоянно курила, прикуривая одну сигарету от другой, и крутила романы с воробьями и славками.
— Улети куда-нибудь подальше и не оглядывайся, — категорично высказалась Сани.
Дороти отправилась в магазин канцтоваров черепахи Мошика, купила пузырёк чернил, вытащила у себя одно из лучших перьев и написала Милошу короткое письмо. Затем отослала его с голубиной почтой и пустилась в путь.
Милош получил письмо в разгар еженедельной партии в покер с приятелями. На этот раз они играли в пещере у летучей мыши, которая хотя, вроде бы и не должна была ничего видеть, очень неплохо читала карты у всех играющих. Французский воробей выиграл тысячу, песчаная ласточка – восемьсот, а все остальные, исключая Милоша, — приблизительно по паре сотен. Понятно, что все выигрыши шли из кармана Милоша – карта ему не шла, настроение было паршивое, в общем – словно это Сани ему начирикала. И вот, когда Милош в пятидесятый раз заглядывал в полученные карты и увидел, что у него «двойка» и «семёрка» — худший набор, какой только может быть в покере, вдруг ввалилась Долка – почтовая голубка нашего квартала – и вручила ему письмо. Текст был короткий и деловой: «Я лечу в Италию. Надеюсь, это то, чего ты хотел».
— Это что ещё означает? – не очень понимая происходящее, обратился Милош к компании подвыпивших пернатых, сидящих вокруг стола.
— А это, по ходу, означает, что она рванула в Италию, — изрёк французский воробей, который, хотя и был отличным игроком в покер, не отличался изысканным стилем речи. Остальные пацаны тоже не могли прояснить ситуацию, и только жаворонок Пинто произнёс с мрачным пафосом:
— Похоже, она тебя больше не любит.
Милош, который уже принял на грудь восемь рюмочек водки, не очень понял, о чём ему толкует малыш Пинто, однако сразу впал в тоску и отправился домой спать. Дороти была любовью всей его жизни, и он не представлял, как сможет существовать далее без неё.
…Когда Дороти прибыла в Италию, она обнаружила, что беременна.
Она свила гнёздышко напротив собора Сан-Пезаро, надеясь, что это место положительно повлияет на потомство, и принялась высиживать яйца. Через двенадцать дней из них вылупились четверо очаровательных птенчиков, и Дороти отправила Милошу ещё одно письмо следующего содержания: «У меня сейчас четверо птенцов, хочешь нас навестить?».
По правде говоря, она вообще-то хотела использовать глагол «присоединиться», а не «навестить», но Изабель, кудрявая официантка из кафе, сказала, что в этой формулировке он не почувствует нажима и, возможно, приедет.
— Кому понравится, что его вдруг делают отцом нескольких детей? Уж поверь моему опыту, — вздохнула она и грустно улыбнулась…
Когда Милош получил письмо, он затрепетал: ведь, когда он был ещё совсем молодым, уже представлял себя отцом. Представлял, как будет учить малышей летать, как будет защищать их от хищных птиц, как будет прививать им то, во что верит сам.
— Она пишет мне, что это мои дети, чтобы я вернулся к ней, или теперь она мстит мне, намекая, что у неё был кто-то другой? – спрашивал он своего красавчика-брата, который работал барменом в «Птички Рути».
— Я не могу знать – твои это дети или нет, но я лично на такие штучки не ведусь. Если она хочет вернуться – пусть возвращается. Ты в Италию не поедешь. Точка.
Однако Милош не успокоился. Однажды утром он объявился у матери Дороти и спросил:
— Рохи, не знаешь ли ты – это мои дети? Я должен знать.
Внутри Рохи вся кипела, словно бульон, который забыли на газу, но она улыбнулась своей синтетической улыбкой и ответила, что уже давно не получала известий от Дороти. «Как он смеет хулить мою девочку, — думала она. – Если он так о ней думает, я предпочитаю, чтобы она воспитывала детей одна».
…На склоне лет Милош достал из платяного шкафа свой самый представительный лётный комбинезон и отправился в Италию. Он не был уверен, что его организм выдержит такой перелёт, но терять уже было нечего. Он летел над цветущими полями, голубыми реками и заснеженными вершинами, подобно которым никогда не видел. Когда он пересекал границу Италии, то запел. Он запел ту песню, которая много лет назад заставила Дороти влюбиться в него, и которая сейчас зазвучала в небе Италии. Милош надеялся, что кое-кому его песня будет знакома…
Целых две недели летал он под небом Италии и пел. Птицы улыбались ему, от его пения трепетали сердца, но Дороти он так и не нашёл.
Он сделался таким печальным, совсем поник, что даже не заметил, как к нему медленно приблизилась некая птичка, и когда она коснулась его клюва, вскрикнул от неожиданности.
— Я не намеревалась пугать вас, — произнесла маленькая симпатичная трясогузка, — но мне кажется, что вы ищете мою маму.
Не говоря ни слова, они расправили крылья и полетели в направлении Сан-Рамоне, живописного прибрежного городка. Они пролетали над домами с красными черепичными крышами, улицами, мощёнными камнем и, наконец, достигли небольшого соснового бора. Там они пробрались между завалами крупных камней и остановились перед совсем маленькой надгробной плитой с маленьким зелёным изумрудом в форме шестиугольника.
— Два месяца назад она собрала нас всех и сказала, что, если когда-нибудь мы услышим в небесах ангельскую трель, мы должны отправиться встречать нашего папу. После этого она сомкнула веки…
Из глаз Милоша потекли слёзы, и он попросил молодую трясогузку на несколько минут оставить его одного. Он обнял надгробный камень, попросил у Дороти прощения и подумал, как замечательно цвет изумруда подходит к её глазам. Когда он поднялся и уже собрался уходить, вдруг заметил в уголке надгробной плиты надпись маленькими чёрными буквами: «Даже уходя, я продолжаю любить вас. Дороти».
Милош не совсем понял, кого имела ввиду Дороти, написав «вас», но спросить было уже не у кого.
Перевёл Александр Крюков