Весной в горах
Последние полчаса после пересадки она ехала в вагоне узкоколейки, где по стенам висели старые фотографии горных курортов и улыбающихся лыжников. За окнами уже было темно. Поезд неспешно тянулся вверх, а внизу в долинах появлялись и прятались в снегу редкие огни маленьких деревень. В вагоне, кроме неё, была лишь немолодая пара местных жителей. Оба молчали всю дорогу.
На маленькой станции горел неяркий, уже сонный свет. У входа попутчиков Марии ждала машина. В тишине стук двери и приветствия показались громкими. Мария постояла, привыкая к незнакомому месту. Темные горы, не торопясь, разглядывали её. Затем она двинулась к гостинице, что виднелась на холме неподалеку. За её спиной послышались молодые голоса. Слов было не разобрать, но по интонациям подумалось, что это могли быть её соотечественники. Любопытство пересилило усталость, и, когда она обернулась, увидела большую машину со включенными фарами у края дороги. Девушка в меховых наушниках прижалась к плечу высокого юноши в красной куртке, держась за него обеими руками. Её звали из машины, но она не откликалась, пока юноша не развел руки с усилием и не подвел её к машине. Дверь захлопнулась, машина отъехала. Юноша быстро ушел от станции в сторону деревни. На улице вновь стало тихо.
В домах уже не было света. Всё, казалось, спало на окраине этой альпийской деревушки, однако беспокойства, естественного для женщины на ночной улице, не возникало. Было у неё скорее ощущение спокойного одиночества среди гор и ночного неба, которые с интересом прислушивались к её шагами стуку колесиков чемодана. Яркая звезда, что висела над станцией, двинулась за нею вслед.
В комнате было немного душно. Она раздвинула шторы и вышла на балкон. Горы огромными темными пятнами лежали совсем рядом в снегу. Далеко внизу в долине ещё горели два-три поздних огня в домах. Деревни не было видно: она оказалась с другой стороны гостиницы, и до Марии не долетал ни единый звук. Пахло снегом, быстро подмерзающим после захода солнца. Подул холодный ветер. Сопровождавшая Марию от станции звезда наконец добралась до неё, повисла рядом с балконом и приготовилась к долгой спокойной ночи.
К своему удивлению, она спала крепко и проснулась довольно поздно. В гостиницах ей часто плохо спалось, несмотря на то, что последние годы приходилось ездить всё чаще. Она любила покой своего дома, осторожный скрип старых ставней среди ночной тишины провинциального города. Раньше на верхнем этаже спали дети. Они выросли, уехали, зажили своей отдельной жизнью. Оба очень гордились, что не берут у матери денег, хотя Марии доставило бы радость эти деньги им дать. Несколько раз они с мужем думали сменить этот старый дом, пришедший по наследству, на большой современный, да так и не собрались. Мария была уже слишком занята своей работой, а её муж не любил перемен ни в чем. В начале каждого учебного года он покупал себе одинаковые темные рубашки с двойным манжетом, которые и выбрасывал после нескольких стирок, потому что, как ему казалось, они меняются в цвете. Три раза в году он дарил жене розы, хотя она предпочитала тюльпаны, и часто цитировал ей строки из «Записок Цезаря о галльской войне», которые были ей неинтересны. В молодости он был хорош сухой неброской красотой, в которой чудился скрытый огонь. С годами огонь угас, так и не найдя выхода, и под личиной прочных семейных устоев в их дом осторожно вошла скука.
Когда она спустилась в ресторан, многие столики уже были свободны. Она села у окна. Внизу была долина, а за стеклом совсем близко были высокие горы. По одной из них, пристроившись сбоку, пополз к вершине небольшой состав из 4-5 красных с желтыми полосами вагонов. Напротив Марии сидела женщина с тонким длинным лицом, с ярким макияжем, непривычным для утра, и сердито смотрела на мужчину рядом с нею. Тот, наклонившись над тарелкой и прижав подбородок к груди, старательно жевал омлет с ветчиной, не глядя на свою спутницу. Женщина говорила, не переставая, при этом двигались лишь её губы, а голова оставалась неподвижной. Мужчина поднял на неё глаза, помедлил, спокойно, громко предложил ей заткнуться, и вернулся к своей тарелке. Марии стало её жаль: ведь было же, наверно, время, когда этот мужчина, увлечённый сейчас едой, был близок и внимателен к ней, но потом что-то встало между ними. Быть может, просто безразличие привычки? И напрасны уже её попытки привлечь к себе его внимание.
Последние годы Мария всё чаще вглядывалась в незнакомые пары, пытаясь понять, что их когда-то соединило, и какие движущие силы могут развести людей в разные стороны.
Потягиваясь, вошли несколько молодых людей. Темперамент французской речи был слышен издалека. Они с любопытством поглядывали в сторону Марии так, что ей стало весело. День ожидался солнечный. Администратор гостиницы – неторопливая молодая женщина с широким лицом — объяснила, что весна пришла необычно рано. Она и не помнила, когда земля так рано приоткрывалась из-под снега. На пасху еще всегда зима и холодно, но этот год был необычным. Администратор аккуратно рисовала для Марии дорогу к реке, а затем на ближний ледник, наклоняя голову к плечу от усердия.
Мария медленно шла через лес к реке. Ветер с гор был ещё зимним, морозным, но солнце поднималось всё выше, и уже пахло согревающейся землею. Снег тщательно смели с дорожек, и даже здесь в лесу были развешаны таблички с указателями расстояний до гор, ледников, городов ближних и совсем дальних.
Она шла на шум воды. Река стекала с ледника высоко в горах, бурлила на порогах. На берегу спиной к ней стоял молодой мужчина и поливал себя водой из реки. Мария остановилась за деревом, глядя, как двигаются мускулы на спине незнакомца. Ей захотелось прикоснуться к его белой нежной коже, которая золотилась на ярком солнце. Лес был безлюден в этот воскресный день, на деревьях распускалась листва. Незнакомец выпрямился и поднялся с колен. Избегая неловкости, Мария сделала несколько шагов вбок и, раздвинув кусты, вышла из леса на берег.
Юноша немного смутился, набросил на мокрые плечи рубаху и даже зачем-то натянул красную куртку. «Совсем молодой, года двадцать три, — подумала она. — Наверно, одного возраста с моим сыном». Но этот выше; голова хорошей лепки, широкие плечи, но подбородок человека скорее нерешительного, мягкого. И, узнавая в нём соотечественника, спросила:
— Не рано ли?
— Нет, не очень холодно. А у моста уже цветёт сирень вовсю – весна!
И, видя некоторое недоверие собеседницы, добавил:
— Я могу показать, если хотите, это здесь рядом.
В другое время она, скорее, просто поблагодарила бы за информацию, и вежливой сухой улыбкою отгородилась бы от этого юноши. Но она была одна всего на несколько дней, шумела вода на порогах и подули весенние ветры, которых ещё не могло быть так рано в апреле. Ей захотелось вот так беззаботно пройти вдоль реки и увидеть эту первую сирень.
Дорога оказалась неблизкой, но спутник Марии знал её хорошо. По дороге немного разговорились. Она призналась, что в этой части страны впервые. Преодолев смущение, юноша рассказал, что он архитектор, закончил последний курс. Что накануне вечером проводил своих приятелей в Берн и Цюрих, где он уже бывал, а сам остался покататься на лыжах. Они дошли до мостика с аккуратно выкрашенными столбиками перил. Всё было таким чистым и ровным, что казалось игрушечным. Только нетерпеливая вода в реке да горы – огромные и высокие – были настоящими. На склоне самой высокой горы точками мелькали лыжники.
Сирень действительно уже начала распускаться. Раскрывались на солнце лепестки с желтой сердцевинкой, и тонкий запах её, памятный с детства, казался ранним гостем в зимнем лесу. Рядом она увидела ещё одно виденье из детства – первые цветы черёмухи. Когда-то из ягод черемухи, надеясь на их целебные свойства, делали пироги и компот с его вяжущим вкусом, и маленькая Маша говорила, что от компота язык прилипает.
«У него теплые коричневые глаза и веселая улыбка. И вообще очень милый мальчик. Кажется, это его я видела с девушкой вечером на станции», — подумала она, прощаясь.
Весь остаток дня после утренней встречи она гуляла по лесу, потом перешла реку по мостику с аккуратными перилами и направилась дальше в горы. Сначала она шла довольно быстро, потом всё медленнее, ощутив в тишине прозрачную красоту этих гор, узкой тропы через ледник, неспешно тающего снега. Казалось, ещё немного, и она перейдёт из мира людей к героям сказок, которые она так любила в детстве…
В апреле солнце садилось около восьми часов. Мария следила из окна, как оно покачалось в нерешительности над вершинами, прежде чем спрятаться и оттуда ещё недолго освещать розово-красным снега на Юнгфрау и Эйгере. Потом сразу стало темно и холодно. Ей стало скучно в гостинице, и она решила спуститься в деревню.
На улицах звучала причудливая смесь европейских и азиатских языков. Кафе и рестораны уже заполнились вечерними толпами туристов, говоривших громко и одновременно. Двое энергичных молодых людей с видом охотников, которых Мария видела за завтраком, оглядев сидящих в ресторане женщин, остановили выбор на ней. Сначала они по очереди принимали изящные позы, не сводя с неё глаз, затем сделали попытку представиться и пересесть к ней за столик с бутылкой шампанского. Это было забавно, но галльский апломб ей наскучил, и, когда перед нею оказался утренний спутник, она была ему рада.
Он раскраснелся от морозного воздуха и выглядел совсем мальчиком ещё, высоким красивым мальчиком, который сразу захотел шоколаду.
— Вы любите горячий шоколад? Здесь он очень вкусный.
— Я на него уже смотреть не могу, — призналась она. – Я только что неделю провела в Берне на шоколадной фабрике. У меня компания, я делаю шоколадное печенье.
— А почему печенье? Я думал, что вы дизайнер или модельер.
— Ну, разве что надоест продавать печенье. Вот, видите, шоколад уже не могу есть. Тогда с горя пойду в модельеры.
Мария начала заниматься коммерческой деятельностью в поисках неизведанных ощущений. В ней, она знала уж давно, жила маленькая девочка, которая ожидала от каждого завтрашнего дня новых впечатлений, волнующих новостей и очень огорчалась от однообразия взрослой жизни. Идея небольших плиток шоколада с изображениями героев сказок оказалась удачной. Постепенно шоколад и печенья Марии вышли за пределы её провинциального города, заполнили кондитерские магазины по стране. Уже и радость от успеха и обладания деньгами становилась привычной. Они с мужем даже купили дом на набережной в столице, хотя муж её бывал там редко, предпочитая не уезжать надолго от любимой им школы, где он многие годы вел уроки античной и средневековой истории. Иногда Мария спрашивала себя, счастлива ли она, но, не дожидаясь ответа, вновь погружалась в работу.
Она стала было прощаться, но юноша попросил разрешения её проводить. Когда они вышли из кафе, перед ними оказалась немецкая пара, которую Мария ранее видела утром в гостинице. Женщина с узким лицом в высокой меховой шапке отставала на два шага от спутника, быть может потому, что опять говорила без умолку. Мужчина шёл впереди твердо, сыто и равнодушно. Потом они свернули за угол, и стало тихо.
Марии было приятно идти рядом с ним по спящим улицам. Говорили о пустяках. О том, что ночью может ещё выпасть снег, но уже апрель и к пасхе. Что он любит и умеет кататься на горных лыжах, а она их боится. Но, если спуск не крутой, она бы попробовала. Как-то неожиданно сговорились на следующий день идти на лыжах вместе.
А ночью действительно шёл снег, неторопливо, большими хлопьями. Горы сразу скрылись в тумане. Мария засиделась допоздна за работой, потом долго говорила со своим начальником производства, затем с мужем. Ровным голосом, как всегда, он сказал, что скучает по ней, и что в городе четвёртый день подряд идут дожди. И почему-то после разговора с ним ей стало одиноко. Перед сном она вышла на балкон. Знакомой звезды не было видно, но Мария знала, что она где-то рядом. Полосу света фонаря медленно пересекали снежинки. Как обычно, ночью было совершенно тихо. Падающий снег при полном безветрии создавал чувство защищённости. Он прогонял грустные мысли и обещал радостные уютные сны.
К утру развиднелось, открылись горы, хотя альпийские луга вновь ушли под снег. Пока она брала лыжи напрокат и добиралась до первого спуска, на солнце уже стало жарко. Снег размок и прилипал к лыжам. Сверху на большой скорости несся лыжник, казалось, прямо на нее, и Мария растерялась и застыла на месте, успев подумать, что её худшие опасения по поводу горных лыж сейчас сбудутся. Лыжник в очках, закрывших пол-лица, сделал крутой поворот и остановился перед нею. Вчерашний спутник стал вынимать из рюкзака пачки мокрых банкнот, некоторые ещё с кусочками нерастаявшего снега – сиреневые, красные, оливковые. Денег было так много, что они не помещались в руках, падали на лыжню, на проталины, сквозь которые вновь стала выглядывать первая трава. И казалось весёлым и необычным, что деньги, потерянные в горах ещё в декабре, как им позже объяснили в полиции, теперь лежали вокруг них, и снег на солнце под разноцветными банковскими билетами таял быстрее.
За находку юноше вручили значительную награду, которую он попытался разделить с Марией:
— Вы принесли удачу, — говорил он, — и тому, кто их потерял, и мне. Сейчас мы будем тратить награду: вы ведь не сможете мне в этом отказать?
Весь этот день они провели вместе. Взобрались на поезде на вершину Юнгфрау. Потом спустились в деревню, и он ей купил первую землянику этой весны, которая, так же как сирень и черемуха, никогда еще не приходила в горы так рано. Случайно узнали, что вечером в соседнем городке состоится концерт известного поэта и певца. И всё это время её не покидало чувство, легкое как первый хмель, когда изменяются границы видимого, и в реальность весело вступают чудеса.
Концерт начался, когда уже стало темнеть. Ночь ожидалась ясная, звездная, но с гор подул ветер. По счастью, Мария и её спутник сидели достаточно близко к полузакрытой эстраде, и холодные потоки воздуха огибали их. После громкого и несколько беспорядочного вступления джазового оркестра на эстраду вышел уже очень немолодой мужчина с обычной шестиструнной гитарой. Сильно побитый жизнью и собственными излишествами. Его появления ждали, и замерзающая аудитория приободрилась. Зрители скандировали имя артиста, пар от дыхания многих людей становился плотнее. Пока он настраивал гитару, пошёл легкий снег.
Певец добросовестно работал свою программу. В зале громко аплодировали. Потом оркестр смолк, и он запел балладу об ушедшей молодости. Он пел её очень просто, не в зал, а только для себя, как напоминание о том, как быстро проходит и его жизнь. Марии подумалось, что он затем и пришел, чтобы спеть одну эту балладу. Сознание того, что она ещё молода, хороша собою, желанна – радостное чувство, которым она обязана была этому вечеру, весне, наконец, молодому мужчине, сидящему рядом с ней, — вдруг ушло. Она взглянула на своего спутника, который, словно ощутив тревогу, повернулся к ней. Улыбнулась ему. Минутная слабость постепенно исчезла.
Они возвращались в шумной весёлой толпе. Многие зрители приезжали каждый год послушать этого артиста и знали все его песни, кроме последней баллады, видимо, написанной недавно. По их словам, в этом году его исполнение было менее удачным. У входа в гостиницу они несколько секунд стояли молча рядом.
— Завтра мы пойдём к дальнему леднику. Он освещен по ночам. Я приду ровно в девять.
Мария быстро простилась, едва удержавшись от желания прижаться к нему, целовать его. В номере она еще долго не могла унять волнение от неожиданно сильного чувства.
Мария искренне верила, что, если полностью вобрать в себя имеющуюся информацию, сложные решения как личного, так и делового характера постепенно созреют сами собою. Деловое решение касалось покупки серии современных машин для перемешивания шоколадной массы, её медленного подогрева и насыщения пузырьками воздуха. Предлагаемые условия были выгодными для её компании.
Решения же личного характера представлялись менее очевидными. Уже в который раз с самого утра она задавала себе вопрос: чего же она, собственно, хочет? Чего ожидает от ночного свидания на леднике? Вопрос этот возник после вчерашнего вечера, когда она с трудом совладала с острым желанием. Романа на два-три дня? Нет и нет. Быть может, ей хотелось сохранить некоторую дистанцию, хотелось видеть в нем лишь инструмент, чтобы ощущать себя прекрасной и желанной, не вполне отдаваясь чувству?
В два часа, а потом в четыре пополудни она заколебалась и решила было не идти. Переоделась в домашнее, решительно разложила на столе материалы, собранные во время поездки в Берн. В коридоре послышались шаги. Засмеялась женщина, мужчина что-то негромко говорил ей. Она опять засмеялась. Шаги и голоса стихли.
За окном солнце неспешно плыло по яркому небу к горам. Она подумала, что, быть может, никогда уже ей не приехать в эту альпийскую деревню так, чтобы в апреле цвели черемуха и сирень, и таяли во рту ягоды первой земляники. Да кто же знает, повторится ли ещё здесь такое чудо? Ей захотелось, чтобы он пришёл сейчас же и увёл её на ледник по горной тропинке, крепко держа за руку. Потом она рассердилась на себя за нетерпение. В дверь постучали и внесли несколько нежных веток сирени от неизвестного дарителя. В комнате Марии запахло весной.
Ближе к восьми часам она уже была готова для ночной прогулки. Зеркало одобрило её выбор одежды, согласилось с тем, что она прекрасна зрелой женской красотою, что возбуждённо блестят её глаза, и гладкая, почти без морщинок шея переходит в высокую грудь. К четверти девятого уже совсем стемнело.
От деревни путь к гостинице вел вверх, к открытой площадке, где томился единственный горящий фонарь. Она стояла на балконе и смотрела, как её спутник поднимается по тропинке. Вот он подходит к освещенному месту. Забылись все её колебания — она уже готова была его окликнуть. В этот момент на дороге остановилась машина. Он обернулся на звук, и несколько человек окружили его. Девушка повисла у него на шее и стала его целовать. Он поднял было голову и посмотрел в сторону гостиницы. Мария быстро отодвинулась от края балкона, чтобы её нельзя было разглядеть снизу. До неё доносились оживлённые голоса, но слов было не разобрать. Некоторое время она не находила в себе сил глянуть вниз, потом голоса стали стихать и удаляться, и, когда она выглянула, площадка под фонарем уже была пуста. Она стояла в полной тишине, чувствуя, как трогательная красота этих дней распадается на разрозненные части, пока ей не стало совсем холодно. С близких гор сошли облака и стали закрывать небо. Они скрыли и звезду, которая висела возле балкона все эти три дня, но покинула её этим вечером. Тогда она вошла в комнату с мыслью о том, что пора уезжать.
Со временем забылась острота поражения. Заботливая память срезает острые углы прошлого, помогает объяснить причины разочарований и забыть ненужное. Остались лишь ранняя сирень в ещё зимнем лесу, запах черёмухи, юноша с золотистой кожей, поднимающийся с колен возле горной речки.
Из гостиницы Марии ещё долгое время присылали каталоги и приглашения на новые сезоны в горах. На фотографиях все лыжники старательно улыбались…