Гадание на мелкой монете
Вилли работал в этой газете уже порядочно. Собирал материалы, — большей частью накапывал скандальные истории в интернете, в глянцевых журналах, которые где-то добывал владелец, неуклюжий и жадный Жан. Газета была эмигрантская, бестолковая. Чем-то напоминала салат, политый дешевым вином. Качество материалов никого не волновало – ни создателей, ни читателей. За рабочий день Вилли успевал посмотреть гороскоп, поесть два-три раза, поговорить по телефону с Джитой, медноволосой феей, румынкой, которая с Вилли ни в какую не желала встречаться. Поработать он тоже как-то успевал, хотя удовольствия от процесса не получал. Его тяготили пыльные, сто лет немытые окна редакции, груды бумаг, газет, журналов на столах и под столами, хозяин, который ничего не понимал в газетном деле. Вилли и сам-то не очень был готов для этой работы, но он все же пять лет после лесного техникума трудился в маленьком районном «Зеленом листке». Приехав в новую страну, он искал такую работу, чтобы без особого напряжения и в тишине. За окнами редакции выли сирены¸ задыхались в приступах злости дожди и ураганы, звонившие в газету люди жаловались на свою жизнь: на здоровье, на крыс в подъезде, на министров, диджеев, водителей автобусов, протекающий кондиционер, вообще на все.
Вилли давно научился слушать вполуха и отвечать туманными фразами, в которых не было даже намека на оценку ситуации. Рокот далеких голосов в телефонной трубке его никак не затрагивал. Дома Вилли сосредоточенно искал уединения. Ужинал в молчании, сдержанно хвалил жену, старался и на ее вопросы отвечать уклончиво и кратко. Отгораживался упрямым глазением на телевизионный экран и скороговоркой «пойду рано спать — еле на ногах стою». Роза, жена Вилли, носила вязаные кардиганы, красила ногти принципиально синим лаком¸ обладала деятельным и суматошным характером. Она знала миллион никому не нужных вещей: примет, способов сохранить цветы в вазе живыми подольше, ее волновали и вдохновляли вещие сны. Она любила давать советы и считала себя немного ведьмой. Денег в доме постоянно не было, и она призывала одиноких женщин, матерей, у которых были стойкие и драматичные проблемы с детьми, озлобленных искательниц богатства и счастья, к себе на прием. Чтобы озарить их жизни и мрак в головах важными предсказаниями. При этом она не скупилась на саморекламу и гордо называла высокую цену за свои услуги. Вечерами в растрепанную, очень захламленную, душную квартиру тянулась безмолвная цепочка женщин всех калибров, стилей, социальных слоев. Чем-то со стороны это напоминало муравьиную дорожку в чужом лесу, незаметную и очень трогательную. Роза громко выкрикивала «вижу сглаз!», или «о, как ваша мама вас любит – просто ангел- хранитель!». Потом, на следующих визитах, она меняла трактовку, той клиентке, у которой была мама, говорила про сглаз, а «сглаженной» — про мать… Еще она маленькой метелкой сметала со спины женщины плохие энергии, жгла свечи, шептала что-то над «Книгой мертвых», которая во всей своей заманчивой таинственности лежала перед ней на столе. Книга была на немецком, Роза не понимала в ней ни слова. Но страсть и многозначительность, с которыми Роза склонялась над книгой¸ придавали весомость процессу.
Вилли часто присутствовал при сеансах¸ точнее – был дома, и закрывался во время этих священнодействий в маленькой комнатке, которую Розе почему-то нравилось называть «офисом». Клиентки смотрели на Розу так¸ как, наверное, смотрят раковые больные на врача с мировым именем, который может сотворить чудо. Если предсказание-расследование не давало желаемого результата, не совпадало с действительностью, она смиренно говорила, опустив голову: «Жаль, что не совпали энергии, — а в этом даже я не властна!».
Майя, невысокая¸ неловкая, всегда депрессивно настроенная, коротко и принципиально немодно постриженная, работавшая наборщицей в той же редакции, где безынициативно и преданно служил четвертой власти Вилли, прознала про Розины опыты. Всхлипывая, сжимая в кулачке промокший носовой платок, она стала проситься на прием. Вилли сначала наотрез отказывался. Потом она его все же упросила: «Ты же ни при чем! Я не обижусь, даже если все это зря!..».
Вечером в дверь квартиры Вилли позвонили, и маленькая, вся какая-то мятая, но оживленная, с жадным блеском в серых глазах¸ Майя возникла на пороге. Роза радушно улыбнулась и повела ее в гостиную, заваленную хламом и какими-то штуками непонятного назначения. Майя была взволнована и сосредоточена. Она серьезно отвечала на вопросы, терпела, когда Роза жгла свои ядовитые свечи, когда сметала с ее спины нечто, явно мешавшее счастью и гармонии в жизни. В финале Роза сказала устало и удовлетворенно:
— Ну, вот, все прекрасно. Нет сомнений, что все получится. Дам вам свечку с собой – ночью обнесете свое жилище зажженной свечой. А еще возьмете мелкие монетки – и сейчас, по дороге домой, бросите их за спину, не оглядываясь. И скажете свои сокровенные желания. Быстро, пока монетки не упали. Понятно? Не забудьте: свеча и монетки работают. Это действительно сильно действует. Монетки – вот ваши главные козыри.
К деньгам Роза не прикасалась — попросила клиентку положить нужную сумму под вышитую подушечку. В это время зазвонил телефон. Роза крикнула мужу, чтобы он взял трубку в «офисе». Майя простилась, улыбалась с напряжением и готовностью чемпионки, которая идет на рекорд. Тепло поблагодарила и ушла.
Майя выпила воды, устало глянула в тусклое зеркало. Смахнула ресницу со щеки, пробормотала «устаю, много энергии трачу». И закричала «Вил, кто это? Что надо?». Он сначала не отозвался, потом пришел и понуро сообщил, что их дочь, Марианна, уехала куда-то на Матланские острова. В коммуну. В новую жизнь. «Что?» — охнула Роза. «Как? Ты спросил ее — почему? С кем? Куда писать?!»… Вилли раздраженно махнул рукой: «Ты же ее знаешь. Вечно дурь в голове. Сплошной сквозняк. То она не ест мясо, то не носит мех и кожу, не пользуется шампунем…». Роза была в истерике:
— Зачем мне рассказываешь то, что я и сама знаю? К чему? Она оставила адрес? Она, твоя дочь, сказала, как ее найти, через кого держать связь?
Он пожал плечами:
— Ничего она не сказала. А что, твои гадания-предсказания ничего тебе не открыли? Про других все знаешь, советы раздаешь, а свою дочь в подзорную трубу не можешь разглядеть?
Роза чуть не лопнула от возмущения. Она залпом опрокинула стакан воды, схватила себя за плечи и закричала:
— Мои гадания? Если бы ты зарабатывал – я бы с этими игрушками не возилась. И ребенок бы был с нами. Все ты, всегда твоя глупость нам дорого обходится!»
Он тяжело задышал, рванул ручку двери и скрылся в «офисе». Роза кричала вслед:
— И что? Теперь в кусты? Надоело, как горькая редька! Где она, где Марианна? Какого черта ее туда понесло?!
Ночь прошла быстро, Вилли забылся в кошмарном сне, проснулся не отдохнувшим, ватным, в поту, будильник дырявил его мозг. Вода и бритва раздражали, улица угнетала монотонным шумом.
Он постарался не сталкиваться с женой, налил кофе в термос, прихватил из буфета галеты, из холодильника сыр — и промчался по лестнице. Роза молча сидела на кухне с чашкой чая, сигаретой и гороскопом. Она нервничала, злилась. Нервно стягивала полы старого кардигана на груди, пыталась вычитать в измятой журнальной странице что-то тайное и мудрое для себя. Знаки, преддверия.
Рабочий день прошел у Вилли обычно. Хозяин опять пытался изыскать ресурсы экономии («…Может, есть возможность не платить переводчикам? Скажем, что это временно, что совсем нет денег… потом они забудут, а?»… «…Или фотограф… это же не работа – щелкнул, переслал картинки – вот и весь труд, даже непонятно, за что платим?!»).
Вилли равнодушно выслушал, привычно отмахнулся, пообещал подумать. На звонки отвечал нетерпеливым тоном. Перед самым окончанием рабочего дня график Алекс предложил на скорую руку отметить его день рождения. Сбегали в лавку, купили то да се. Выпили. Сказали дежурные слова. Когда выпили побольше, речи стали патетичнее. «Ты знаешь, где находятся Ма… Мати… Матланские острова?» — спросил Вилли у секретарши редакции Руты. Рута испуганно уставилась на него:
— Там революция?
— Да нет, вроде, я так спросил. Для общего развития… Что там хоть растет, что ловится?
График Алекс расхохотался:
— Старик, тебе не все фиолетово¸ что растет и кто ловится? Нашу газету туда не добросить – да и нафиг надо… пей, давай¸ водка греется! За тебя, братуха! Кайф с тобой работать! Ты человек! Дай обниму!
Домой Вилли приехал поздно. Роза шуршала чем-то в спальне, ужина не было.
Он покурил на балконе. Старые, обычные звезды равнодушно и лениво мигали над крышей дома. Соседи кричали так громко, что казалось, будто их убивают. Вилли поставил будильник, вздохнул – и провалился в сон.
Через несколько дней рыжая Джитта согласилась, наконец, пойти с ним в ресторан. Они сидели на веранде, рядом со скрипучим шкафом-кондиционером. Тугие ветки искусственных кустов с белыми цветами лезли в бокалы. Выпив, Вилли притиснул Джитту к ограде, плакал, говорил, что ему уже снятся рыжие сны, и что он ее дико хочет, и что ее поведение выглядит как издевательство. Джитта, аккуратно постелив салфетку, выпила вино, съела свой шницель, не отказалась от десерта, и, забрав подаренный Вилли кожаный красный кошелек, ушла в сгустившиеся малиново-синие сливки заката.
Шли дни. Вили отсиживал в редакции. Листал новости мира под чутким оком владельца. Слушал грубоватые анекдоты Алекса, иногда с ним выпивал. Майя смотрела на него молитвенно и неизменно передавала Розе уважительные приветы. А он проходил мимо Розы молча, не глядя на нее, разве что иногда бесцветно бросал «я ушел» или «буду поздно».
Пейзаж за окном и температура на градуснике были все те же. Как-то ближе к вечеру в редакции раздался звонок. Вилли долго не поднимал трубку, думал, звонившим надоест, и они отстанут. Но звонок повторялся и повторялся. Телефон вибрировал, и воздух качался. Наконец, Вилли сдался. На другом конце провода сказали совершенно невозможную вещь. Что его дочь Марианна была найдена в гостинице за много километров отсюда без признаков жизни. Вилли начал бормотать и заикаться. Он не понимал, не желал понимать. Ему было трудно вникнуть, сложить слова, образ дочери в желтой куртке, с выбившейся из–под шапки прядью черных волос стоял перед внезапно ослепшими глазами.
Потом он видел бьющуюся в истерике, обезумевшую Розу, звонил матери, чтобы сообщить ей о несчастье¸ ездил в далекий город на далеком острове. Там почти в бреду, почти в бессознательном состоянии опознавал, получал вещи, отвечал на вопросы, что-то подписывал. И опять подписывал. И опять…Пустой и постаревший, он вернулся. В самолете, мучаясь болью во всем теле, какими-то судорогами мышц, потихоньку выпил коньяк из фляжки. Пытался спать. Он так и не понял, что произошло. Полиция открыла дело. Но зацепок не было. Не было ни свидетелей, ни мотивов. Ни подозреваемых. Горничная в гостинице, где Марианна умерла, намекала Вилли на какие-то золотые часы, наркотики, парня в камуфляжных штанах. Но он так плохо ее понимал, что каждую фразу приходилось переспрашивать. Да и денег, чтобы она была словоохотливей, у Вилли не было. Пустая сумка, немного одежды, несколько книг Стивена Кинга – это все, что у Вилли осталось от дочери. Он пил в самолете всю дорогу домой. Пил, пока ждал такси. Пил, хотя все тело горело и во рту был вкус ржавчины. Вошел в дом, отодвинул серую от слез и бессонных ночей, всклокоченную Розу. Ушел в «офис», хлопнув дверью. Роза билась и голосила за стеной. Били часы, гудели автомобили, бессмысленно пытаясь куда-то прорваться.
Вилли не вставал два дня. Не ел. Не отвечал на телефонные звонки. Роза охрипла от криков и проклятий. На третий день вечером раздался звонок в дверь. Роза, шаркая разношенными домашними туфлями, ворча, отворила. Вилли услышал голос Майи. Вышел. Майя, часто моргая белесыми жалкими ресницами, кричала, захлебываясь слезами, кашлем, злобой:
— Гадания, да? Свечки, монетки… Пока не упадут?! Все сбудется?! Лживая тварь! Вымогательница. Сука! Вот тебе твои монеты, вот, получай!
Она размахнулась и швырнула в Розу пригоршню мелких денег. Монеты ударили градом по зеркалу, катились по полу. Прыгали в полутемной прихожей, как круглые верткие жучки. Майя повернулась и бросилась бежать. Вилли схватил Розу в охапку, она беспомощно обвисла на его руках, сказала беспомощно, каким-то детским голоском:
— …Не совпали энергии… бывает. Разве я виновата?..