Луны тончайший серп
Стены книгами заросли,
Занавеску колышет ветром,
Мы с тобой в этот дом внесли
То, что вряд ли измеришь метром.
В ночь на Вербное в свет луны
Тучи тихо плывут по Невке,
Лишь с вокзала едва слышны
Поездов поздних перепевки.
Можно выйти в ночной тиши
Из парадного, крикнув дверью,
Помнишь это? Скорей пиши,
А не то тебе не поверят.
Разношёрстных желаний мяв
Не позволит прийти Морфею.
И, замкнуться себе не дав,
Я ослепну и онемею.
Я дышу этой простотой,
Этим счастьем в окне туманном,
Зная точно, что в жизни той
Ляжешь поздно — проснёшься рано.
След в душе — словно от гвоздя,
И саднят, и саднят нелепо
Этот питерский вкус дождя,
Этот питерский запах неба.
***
годы прошли я не становлюсь ворчлив
да и в дальнейшем поверьте стану едва ли
так из кислющих и недозрелых слив
можно создать замечательный соус ткемали
вейзмир бояре старость не знак конца
всё ещё тянет на всяческие безумства
помнишь, как бегали парк обежав с торца
на сеансы вечерние в Доме культуры УМСа
время сейчас иное другие слова на заборе
но не ложится грузом список прошедших лет
женщина смотрит вопрос содержа во взоре
и что ещё забавней я знаю ему ответ
кошка наполнена мурканьем по самую пуговку
носа
человек человеку брат, а порою даже сестра
в небе луна округла видимо ждёт опороса
чтобы количество звёзд выросло до утра
впрочем, опять отвлёкся от генеральной линии
нынче уже не вспомнить как матери нас рожали
можно пройти сквозь двор в торжественном
благочинии
и ото всех заныкавшись покуривать за
гаражами
значит решили время из уст не вытянет стона
будем крепки на трение круче нас лишь гранит
луны тончайший серп как ободок гондона
всех от грядущих бедствий спасёт и предохранит
***
Давай-ка прекратим, уткнувшись в калькулятор,
Считать остаток дней, часов, минут, секунд.
Давай смотреть в цвета горящего заката,
Давай сотрём печаль. Давай устроим бунт.
Что так стучит в ночи? Не сердце ж, в самом деле,
И не трамвай – их нет, они ушли в ничто.
Откуда столько сил скопилось в этом теле,
Что хочется сыграть с планидою в лото?
Пускай глядит луна зрачком своим совиным,
Не надо обижать прикосновеньем снег.
Тогда и вечер вдруг покажется недлинным,
И умным – к вам на свет зашедший человек.
Всё изменилось и не рвётся там, где тонко,
Дома вокруг слились в танцующую муть.
А помнишь про слезу невинного ребёнка?
Не забывай, а то бесцельным станет путь.
Под утро сквозь туман пройти по Самотёке
В колючие огни Садового кольца…
Мой пароход давно ржавеет в тесном доке,
А кто мог ожидать счастливого конца?
По небу, я прошу, как надо, всё развесьте —
Созвездия, Луну и чёрную дыру.
Я спрятал, уходя, мечты в надёжном месте.
Когда вернусь, то пыль ладонью оботру.
***
В стране где разрешается лишь то
Уверовав во что своим ты станешь
Поймёшь, но всё же сам себя обманешь
Обняв на всех ложащийся галдёж
Пойми, что выбор сложен или прост
Удрать от пыток мрази и дубинок
Суметь семью спасти, а поединок
Внести туда где взорван прежний мост
Как просто отказаться от себя
И вылить в мир воззрения чужие
Забыть про то что в смерть идём нагие
Вломившись в дом где жили не скорбя
Внимая гласу внутреннему вновь
Пойду как все с фонариком во дворик
Сметать с души страх ужас плач и горе
Пустить в полёт свою шальную кровь.
***
Терпкий цвет осенних листьев
Оживляет серость плит.
Кто из чаек голосистей —
Не смогу определить.
Слева — море, справа – дюны,
И остатки тех путей,
Где с тобой гуляли, юны,
Не пугаясь злых вестей.
Справа — дюны, слева — море,
В небе солнце и луна.
Нам судьба подарит вскоре
Эту чашу, что без дна,
Эти стены, что без окон,
Этот город без людей.
Одиноко? Одиноко.
Значит, думай и седей.
Колокольня тучи серой
Под дождём, искря, звенит.
Жизнь без меры, жизнь без веры
Тяжелее, чем гранит.
Только дует ветер влажный,
Рассыпается жильё.
Век железный, век бумажный…
Впрочем, это не моё.
Это сказано когда-то
Кем? Не помню. Но не мной.
Всё, конец. Начищу латы
И продолжу путь земной,
Где копьё, кинжал и палка,
Где Добро идёт на Зло.
Вам меня, скажите, жалко?
Лучше бросьте: «Повезло…»
***
Вой шакалов за околицей,
За воротами в поля,
Здесь живут, едят и молятся,
Это всё – моя земля.
Дождь срывает листья тщательно —
Это батюшка-январь.
И глядит на нас внимательно
На закате киноварь.
Где-то снег, несомый вьюгами,
Где-то трескается лёд.
А у нас свисают дугами
Сонмы радуг напролёт.
Наших разных тел вместилище —
Эта узкая земля.
Бог готовил нам чистилище,
Счастье поровну деля.
Мы идём сквозь испытания,
Да, Он правит, но порой….
Вот когда сомкнём лобзания,
Нет над нами власти той.
Мы совсем кончаем маяться,
Счастье – только на двоих.
Так нечасто получается
В суете глухонемых.
…Засыпаю. Ночь стирается.
Ни берёз нет, ни осин.
А вдали всё рэпом лается
Громогласный муэдзин.
***
Может, вы не заметили — нынче проходит
эпоха,
Та, в которой играли мы вовсе не слабую роль.
Было лучше и хуже, но помню, что не было
плохо,
Мы старались не ссориться, даже рассыпавши
соль.
Приедается всё, лишь тебе не дано
примелькаться
Жизнь моя, где луна в промороженном напрочь
окне.
Ночь внимательно смотрит древнейшим
провизором Кацем
И вручает диагноз, где истина только в вине.
Если я заболею, в ислам обращаться не стану,
Обращусь в альбатроса, ударившись трижды о
пол.
Пусть плывут под крылом разноцветные люди
и страны,
Те, которых Господь в своём перечне
недоучёл.
В уходящий мой шаг дай вложить мне
последнюю нежность,
Вот ещё одному время выйти в саднящий
поход.
Я тебе напишу, проявляя и такт и прилежность,
Чтоб порхали слова над пожаром предутренних вод.
А эпоха… Чёрт с ней. Никогда мы минут не ценили,
А скорей за бесценок свои растранжирили дни.
И на вилле в Догвилле, в лесу, на скале и в могиле
Были злы и беспечны. И в том никого не вини.
Памяти Валеры Чечета
Уйти не прощаясь, уйти как с обрыва,
Как может исчезнуть сапёр после взрыва,
Оставив гитары потёртой молчанье,
Слезу на морщине и хлеб на стакане.
Ах, сцены отрава! Наркотик оваций!
В восторге с друзьями потом обниматься,
Составить свечами в углу стеклотару,
А после немного подстроить гитару…
Проходят недели, меняются годы,
И каждый живёт в ожидании коды.
Мы все успокоились, снова запели,
А он всё шагает в последнем тоннеле.