Стихотворения победителей
Международного конкурса поэзии
«Любви все возрасты покорны»
Жюри конкурса:
Бахыт Кенжеев (Нью-Йорк, США)
Андрей Грицман (Нью-Йорк, США)
Алёна Жукова (Торонто, Канада)
Ирина Маулер (Ришон ле-Цион, Израиль)
Татьяна Вольтская (Санкт-Петербург)
1 место
***
Из трав, от ветра пошедших в пляс,
Из лужи, из глины сырой
Господь слепил тебя в первый раз,
А я леплю во второй.
Из мрака, из талого снега, слёз –
Ловя губами, леплю:
Плечо проступает, щека и нос,
И губы, то бишь, люблю.
Из мха, где комар заложил вираж,
Где прель под еловой корой,
Господь слепил меня в первый раз,
А ты слепил во второй.
Уже проступил под твоей рукой
Затылок, висок, плечо:
Я не видала себя такой
Ни разу. Ещё, ещё!
***
Всё кажется, жив, а не умер,
Всё кажется, ходишь, не спишь –
То буквы читаешь на ГУМе,
То слушаешь под полом мышь.
И сколько же дел неотвязных
Тебя осаждает с утра
И писем – из Праги, из Вязьмы,
Из града святого Петра –
Как будто невидимый кратер
Гудит – дорожает бензин,
Из гроба встает император,
Соседка бежит в магазин,
И сам с непонятною ношей
Несешься вдоль елок и шпал.
А влюбишься – сразу проснешься
И вскрикнешь: «Как долго я спал!»
***
На поднос, не жостовский, голубой –
Желтый лист березовый, грошик медный:
Осень разгорается, как любовь,
Поначалу кажется незаметной.
Поначалу что там – банальный флирт,
Поблестит чуток и сыграет в ящик.
Красной краски тюбик да желтой – литр,
И огонь какой-то не настоящий.
Но пока ты мудрствовал и решал,
Что же это – Гжель, Хохлома ли, Палех,
Точно печь открыли – пожар, пожар,
Дураку понятно, что мы попали,
Что уже охвачены все дворы,
Все леса полны золотым безумьем,
Что спасаться поздно, лишь до поры
Повисает в небе гусиный зуммер.
Золотым и красным горят тела,
А плечо заденешь – и сразу искры,
И еще не скоро – зола, зола,
Утро, иней, яблоки в синей миске.
Сергей Плышевский (Оттава, Канада)
2 место
***
Первая женщина – крупные зубы,
Смех громогласный, вдоволь еды,
Полки престижной хрустальной посуды,
Блат в поликлинике, дачи, сады,
Рюшечки, бантики, лямочки, ленты,
Страх от последней страницы – кроссворд!
Все пересказы газетных нелепиц.
Сто запятых на две фразы – развод.
Женщина – два: утончённые вкусы.
Небо, рассвет, биография птиц.
Смесь: макраме и шофёрские курсы,
Ревность вне поводов, сцен и границ.
Буря в мешке. Детонация крика.
Гаммы истерик; рыдать и реветь.
Планов и чаяний неразбериха.
Рак. Метастазы. Трагедия. Смерть.
Третья судьба – амплитуда гармоний.
Поступь богини и голос небес.
Крылья и когти, летящие кони,
Знание правды и силы в себе.
Точный фрагмент совершенства вселенной,
Дней отведённых прекрасная грусть,
Та, перед кем опущусь на колени,
И понимаю, что не дотянусь.
***
Я – ветер твой. Чувствуешь – ветер.
Дурманящих ягод лоза.
Я – дикие искорки эти
в твоих сумасшедших глазах.
Я – тёмные южные ночи,
метели полярных широт,
я – эти огни вдоль обочин,
зовущие за поворот.
Я – тень твоя, призрак–хранитель,
Ах, есть ли у ангелов тень?
Я – тонкие звездные нити,
струящиеся в темноте.
Я – там, где шальные тайфуны
волочат свой шлейф болевой.
Я – шаткая палуба шхуны
и остров спасительный твой.
Я – звуки негромкие арфы,
и пальцами в струнах пою.
Я просто снежинка под шарфом,
кольнувшая нежность твою…
***
Я забуду тебя, забуду, –
Про себя повторяю веско,
Отпусти меня, жизнь не путай,
Тёмноглазая ирокезка.
Я не тот, я смущаю племя,
Зря помог арбалет настроить,
Отпусти меня, вышло время,
Пока нас не случилось трое…
Я опять убегу, послушай,
Мне колдун показал все знаки,
Я насыплю табак за лужей,
Чтобы след не нашли собаки,
Ты не знаешь меня, я хитрый,
Впрочем, это пойдёт во благо…
Хватит, кончим все эти игры…
Погоди, ну не надо плакать!
Успокойся! И ножик ржавый
Положи. Ну, обсудим трезво…
Ну, иди сюда, обожаю…
Колдуна прикажи зарезать…
Нелли Воронель (Торонто, Канада)
3 место
Канун
Я не помню числа, но знаю –
тёплый август и волны в сене,
груботканая плоть льняная,
и мурашками звезд усеян
сгусток неба в окне чердачном,
помню запахи травной смуты,
новолунья прищур кошачий,
петушиный захлёб под утро,
вздохи, шорохи, жаркий шёпот,
смех отца я забыла, впрочем,
помню, скрёбся в углу мышонок
той наполненной мною ночью.
Я не помню, но точно знаю –
тёплый август… провалы в сене.
Я заплачу впервые в мае
от вселенской тоски весенней.
Параллели
«И будет он как дерево…
которое приносит плод свой во время свое…
и во всем, что он ни делает, успеет…»
Псалтирь 1:3
Помнишь, здесь мы сидели с тобой
за накрытым субботним столом,
с нами двое счастливых детей,
не рождённых уже никогда.
Таял стебель огня восковой,
и садился Давид за псалом,
вечный город незваных гостей
с целым миром играл в города.
Кипарисовый гребень холма
оттенял седину трёх морей,
в поле боли тюльпаны цвели,
море соли мерцало и жгло.
Но на сердце змеилась зима
наших будущих календарей,
отведённое время земли
шло на взлёт, и мигало табло.
Помнишь сны в параллельных мирах,
разведённые наши мосты,
затонувших огней неуют,
штиль, песчаные бури на дне,
горькой смоквы развеянный прах,
ровный пульс в колесе суеты
и нужды убедительный кнут,
отбивающий мысль о цене.
Я не помню, и ты забывай,
почему всё сложилось не так,
почему наши дети на нас
не похожи, и мы здесь одни.
Нашей юности тряский трамвай,
правоты неразменный пятак
и само построение фраз –
антикварному хламу сродни.
Снег зашторил окна окоём,
елей сумрачные терема.
В доме – запах лекарств и борща,
память правду стирает со лба.
Наше позднее счастье вдвоём –
немощь, выжившую из ума,
постигать и любить, не ропща
на того, кто решил – «не судьба».
Молитва о нелюбимом
Госпоже и Мати Света, внемли просьбе до конца,
не остави без ответа тварь Предвечного Творца.
Извелась я – не смириться, не испить чужую жизнь,
отжени меня, Царице, и от жертвы откажись!
Без меня ему же лучше, в нелюбви отрады нет.
О, Споручнице заблудших, Непорочной Правды Цвет,
отпусти его на волю из удушья наших стен,
ясным утром в чистом поле постели ему постель.
Неподъёмные скрижали жгут нещаднее огня.
Утоли его печали в этой жизни за меня,
просвети скорбящий разум в нём, Пречистая Слеза,
дай Нечаянную Радость – Небо в любящих глазах,
положи ему на плечи руки женщины земной,
помоги ему навечно исцелиться от смурной
бесприютной тени в доме и от пагубы вина.
Сколько жён живет и стонет в одиноких полуснах!
Умягчи незлое сердце, пусть забудет, не узнав –
Кто я? Грешница до смерти, ветру верная жена…
Владимир Узланер
(Саттон Вест, Канада)
3 место
Дворик в Сан-Марчеллино
Помнишь маленький дворик на Сан-Марчеллино?
Тишину разбавляет лишь росчерк пчелиный.
Белый каменный лев, охраняющий храбро
И цветы, и игрушечные баобабы.
Я тебя вспоминаю на Сан-Марчеллино —
Как ты мне приносила в постель капучино.
Поцелуи твои с тонким привкусом кьянти,
Старый каподимонте[1] на ветхом серванте.
Городишко в Италии, область Кампанья,
Растворяет мои и твои очертанья.
Дворик выцвел на солнце… Иль в памяти это
Растеряли мы краски, как дни и предметы?
Города-дожди
Мне во снах мерещатся города-дожди,
Серебристо-капельные — призраки, почти.
Там в одном из двориков, ключиком звеня,
Ожидает женщина юношу-меня.
Не уйти за ливнями в мокрый горизонт,
Чтобы к ней пристроиться под промокший зонт.
Льёт по водосточинам с акварельных крыш.
Дверь в судьбу иную мне больше не открыть.
Ну, а, может, города больше просто нет?
Ни в какой галактике, ни в какой стране,
Где, в других реалиях, прямо под дождём,
Знаю — эта женщина полстолетья ждёт.
Всё бледнее контуры, не видать уже
За холстом расплывшимся брошенный сюжет.
Захлебнулись улицы и плывут вдали
Кем-то позабытые города-дожди.
Золушка
Звучат проклятья и валится всё из рук,
Из глаз не вытравить въевшийся давний испуг.
Отец помер, видать, наломал дров…
И вот остывает, как убывает, тёплый некогда кров.
На огороде — лишь тыквы нетронутые гниют,
Ожидание чуда, отсчёт полуночных минут…
Глядишь в бесцветный, промокший от дождей потолок,
Да в пустынность ведущих к дому раскисших дорог…
Белые крысы в клетках — а толку-то что?
Каретную тыкву съели, счастье ушло.
Не вернулся принц из дальних походов и вот — одна.
Ожидание, как одиночество, не имеет дна.
Хозяйка устала работать. Оцепенение? Грусть?
Как расправишь спину — по старым косточкам хруст.
О, маленькая Синдерелла, задумалась ты о чём?!
Хрустальный истерзанный позвякивает башмачок,
Уложенный медальоном, замызганный бульоном,
Поцелованный в миллионный раз — на необъятной груди.
Маргарита Сливняк (Торонто)
Специальный диплом
«За индивидуальный поэтический почерк»
***
Мы целовались? Ах, я забыла!
И даже сердце почти не ныло,
Когда на танец третьего дня
Ты пригласил её, не меня!
Мы целовались, да я забыла…
Ах, в этом слове такая сила!
И я танцую, и зал весь мой,
И я танцую, но не с тобой!
Ретро
Я дама перронно-вокзальная,
Стою на перроне пустом,
Улыбка смущенно-нахальная
И шляпка с павлиньим пером.
Какая банальная story,
Стоять на перроне пустом!
Но, может, примчится твой скорый,
Улыбка мелькнет за окном…
Три туфельки
Принцесса потеряла три туфельки,
Потому что у нее были три ножки.
Их подобрали три принца, и каждый был очень хорош.
— Что же ты плачешь, старуха, одна в сторожке
И пьешь чай с песком из трех старых галош?
— А мне нужен был чёртик! И чтоб непременно рожки!
[1] КаподимОнте — марка итальянского фарфора.