Магда
Поэма в 4-х танцевальных балладах с прологом, эпилогом, интермедией и постскриптумом
…Вечером 16 июня 1933 года на тель-авивском пляже неизвестными был убит один из ярчайших сионистских деятелей Хаим Арлозоров. Убийство это до сего дня остаётся нераскрытым. Было рождено много версий о причастности тех или иных кругов к этому преступлению, но ни одна из них не получила окончательного подтверждения…
ПРОЛОГ
«– …Срывайте двери – два несчастья
хочу я видеть, сыновей убитых,
злодейку- мать, убившую несчастных!..
Появляется колесница, запряженная драконами.
В ней Медея с телами детей…»
Еврипид. Медея. Пер. Даниэля Клугера
Две женщины носили имена
Похожие, и первая – Медея,
Царя Колхиды бешеная дочь.
Чтоб отомстить неверному супругу,
Колдунья черная зарезала детей.
Прошли века, прошли тысячелетья.
Несчастную преступницу жалеем
И думаем: «Безумна от любви».
Вторую звали Магда, и она
Была женой министра пропаганды.
И, приготовив в чашке цианид,
И обмакнув конфеты в это зелье,
Она детей убила – и себя.
Был месяц май, и грохотали пушки.
Йазон и Йозеф, Магда и Медея.
И никого, кто мог бы пожалеть…
ПАЛЕСТИНСКОЕ ТАНГО
Во время обучения в Германии Виктор (Хаим) Арлозоров познакомился с Магдой – будущей супругой Йозефа Геббельса, которая была подругой его сестры. Магду с Хаимом связывала не только страстная любовь, но и увлечённость сионизмом.
Осенний Берлинский вокзал.
Прощаются Виктор и Магда.
Он пристально смотрит в глаза
Зеленые, словно смарагды.
Она улыбнется легко,
Снимая дождя паутину.
А Виктор уже далеко –
Он видит страну Палестину.
А марши в Берлине гремят
И рев оглушает трибуны.
И факелы ночью дымят,
Зигзагами – молнии-руны.
Ах, мутная эта вода,
Поет она дьявольским ладом…
Но тянет и тянет туда –
К огням, площадям и парадам…
Вокзала невнятная речь.
Невнятная сцена прощанья.
Не будет ни писем, ни встреч,
Не стоит давать обещанья.
Под небом глубоким едва ль
Он будет вздыхать по Берлину.
…А ветер уносится вдаль,
В чужую страну – Палестину.
А марши в Берлине гремят
И рев оглушает трибуны.
И факелы ночью дымят,
Зигзагами – молнии-руны.
Ах, мутная эта вода,
Поет она дьявольским ладом…
И тянется Магда туда –
К речам, площадям и парадам…
ТЕЛЬ-АВИВСКИЙ ФОКСТРОТ
16 июня 1933 года Виктор (Хаим) Арлозоров со своей супругой Симой сидели на балконе тель-авивского пансиона «Кэте Дан» (ныне гостиница «Дан»). Когда вокруг них стала собираться толпа зевак, они решили прогуляться вдоль моря…
Весел и прекрасен, юн и говорлив
Городок у моря, в золотом песке.
Но оставлен ими шумный Тель-Авив,
Он, она – и море… Жилка на виске…
В полумраке тают милые черты…
«Нынче в целом свете только я и ты…
В синем небе блекло светит лунный круг.
Тени, тени, тени наплывают вдруг…
В небе ангел смерти свой заносит нож.
И ужалит пуля – подло, будто ложь.
И глаза закроет темной пеленой.
И надежду смоет смертною волной…
Море безутешно, море слезы льет.
Море гасит звуки, и безлюден мол.
До Берлина ветер письма донесет.
И министру рапорт прилетит на стол:
«Встретили на пляже, всё успели в срок.
Завершили дело в восемь двадцать пять».
Йозеф прячет рапорт в ящик, под замок.
Выпивает рюмку – и ложится спать.
В небе ангел смерти свой заносит нож.
И ужалит пуля – подло, будто ложь.
И глаза закроет темной пеленой.
И надежду смоет смертною волной…
Рано утром Магда встала ото сна.
Странные виденья мучили ее.
– Магда, дорогая, что же ты грустна?
Без улыбки смотришь в зеркальце свое?
– Милый, мне сегодня снился страшный сон.
Небо, словно бездна… Мертвый человек…
– Ты его узнала? – Мне не ведом он.
– Успокойся, Магда. Всё прошло – навек…
Над Берлином ангел занесет свой нож.
Яд с ножа прольется горький, будто ложь.
И Берлин накроет темной пеленой.
Чью-то память смоет смертною волной…
ЕВРЕЙСКИЙ ВАЛЬС
Перед Первой мировой войной мать Магды вышла замуж за еврейского промышленника Рихарда Фридлендера. Он удочерил рожденную вне брака Магду, так что в пять лет Магда стала Магдой Фридлендер. В 1938 году по распоряжению зятя, Йозефа Геббельса, Рихард Фридлендер был отправлен в концлагерь.
Старый еврей тоскливо
Ждет два часа в приемной.
Орден приколот криво –
Старый, солдатский, черный.
Орден носить негоже
С желтой Звездой Давида.
Он понимает. Все же
Носит – и не для вида.
…На виске пульсирует жилка,
Отзывается громким стуком:
«Фрау Гéршкович, Вам посылка.
Вам коробка из Равенсбрюка.
Муж скончался – в пансионате.
Посылали ему подарки.
За кремацию – счет к оплате.
Девяносто четыре марки…»
Входит министр. Он занят:
«Фрѝдлендер, что ты хочешь?
Высылка – наказанье?!
Что ты, еврей, бормочешь?
Вот Бухенвальд. Так даже
Пища там здоровее!
Или Дахау, скажем:
Это курорт евреям!»
…На виске пульсирует жилка.
А у Бога – простое сальдо.
«Фрау Хóровиц, вам посылка.
Вам коробка из Бухенвальда.
За кремацию – счет к оплате.
Девяносто четыре марки.
Распишитесь вот здесь, в квадрате.
Погуляйте сегодня в парке…»
Фридлендер, гость незваный,
Не доводи до лиха.
Фридлендер смотрит странно
И произносит тихо:
«Как бы мне попрощаться,
Прежде, чем я уеду?
С Магдою повидаться…»
Зять оборвет беседу.
…На виске пульсирует жилка.
Почтальона встречают робко.
«Фрау Áдельберг, вам посылка.
Берген-Бельзен… Легка коробка…
И не плачьте, Вам слез не хватит –
Причитанья к лицу дикарке.
За кремацию – счет к оплате.
Девяносто четыре марки…»
Фрѝдлендер тихо выйдет
Под берлинское небо.
Он ничего не видит,
Просто шагает слепо…
Может быть, стало легче?
Может быть. Не гадайте.
«Магделе, – Рихард шепчет. –
Мейделе, нит гедайге…»[1].
…На виске пульсирует жилка.
Пульс под локоном бьется светлым.
«Фрау Фрѝдлендер, Вам посылка.
Из Дахау –коробка с пеплом.
За кремацию счет к оплате –
Девяносто четыре марки».
А посылка совсем некстати…
А за окнами краски ярки…
ИНТЕРМЕДИЯ. ПИСЬМО МИНИСТРА
Министр напишет вечером письмо
По поводу комедии Шекспира.
Коснувшись образа жестокого еврея
Отметит он, что Шейлок-иудей
Есть точный образец семитской расы,
А кровожадность Шейлока, жестокость
И ненависть к арийцам таковы,
Что стоило б использовать сей образ
В имперской пропаганде. Но, увы,
Досадна в пьесе явная ошибка:
Ведь Джéссика, которую Шекспир
Зачем-то сделал дочерью еврея,
На самом деле олицетворяет
Арийскую красавицу. И вот
Министр предполагает, что Шекспир
Еще не знал учения о расах.
И потому неплохо было бы
Дополнить пьесу. Указать на то,
Что Джессика отнюдь не иудейка, –
Приемное, а вовсе не родное,
Не кровное для Шейлока дитя.
Была похищена у бедных христиан,
А после продана богатому еврею.
БЕРЛИНСКИЙ МАРШ
Выйдя замуж за Йозефа Геббельса, Магда подружилась с вождем Третьего Рейха Адольфом Гитлером. Гитлер любил бывать у нее в гостях и никогда не приходил без подарка.
У Магды дом – полнее полной чаши
Цветы живые, Рубенса холсты.
Берлин все тот же – или даже краше.
Зари победной розовы персты.
«Herbei zum Kampf!»[2]…
Картинки переклеив,
С детьми идешь орехи золотить…
Вот только странно – нет нигде евреев…
Но, впрочем, это можно объяснить.
Магда ночами глотает таблетки.
Сердце тревожится, что-то не так.
Магда не может уснуть на кушетке.
Видит во тьме опустевший барак…
А дети на конверты клеят марки,
Солдатам вяжут теплые носки.
И фюрер шлет букеты и подарки,
И вовсе нет причины для тоски,
«Herbei zum Kampf!»…
Ни Хаима, ни Хаву
Не помнишь ты – оборванная нить.
Вот только странно: отчим твой в Дахау…
Но это тоже можно объяснить.
Магда ночами глотает таблетки.
Сердце тревожится, что-то не так.
Магда не может уснуть на кушетке.
Видит во тьме опустевший барак…
Отныне ты свободно, вольно дышишь.
Отныне ты гуляешь налегке.
Так отчего же ты все время слышишь
Шопена звуки где-то вдалеке?
«Herbei zum Kampf!»…
Кто в сумраке безлунном?
Кого ты так стараешься забыть?..
Вот только странно жить в краю безумном.
Но это тоже можно объяснить.
Магда ночами глотает таблетки.
Магда не может уснуть на кушетке…
Магда не может…
Магда ночами…
Магда…
Ма…
ЭПИЛОГ
«Мир, который придёт после Фюрера, не стоит того, чтобы в нём жить. Поэтому я и беру детей с собой, уходя из него. Жалко оставить их жить в той жизни, которая наступит».
Из предсмертного письма Магды Геббельс сыну Харальду Квандту.
Бомбят дома, вокзалы и Рейхстаг,
Бомбят мосты, и зоопарк, и церкви…
Но церкви, впрочем, нынче не нужны –
Нужны бойцы, патроны, танки, пушки.
И Фауст уж не доктор, а патрон.
И Мефистофель просто застрелился.
А Гретхен мечется и вновь убьет ребенка…
Не одного – но столько лет прошло!
Советник Гёте! Были бы вы тут –
И третью часть поэмы написали
О Магде, что баюкала детей,
Отравленных недрогнувшей рукою.
…За десять лет бессонницы ужасной
Впервые Магда захотела спать.
Сойдя с ума и спутав утро с ночью,
В белесом небе пели соловьи…
В страстном и долгом романе будущей первой леди Третьего Рейха и ярчайшего сионистского лидера, много темных мест. Тайна убийства Хаима (Виктора) Арлозорова на тель-авивском пляже летом 1933 года, по сей день остается тайной.
Харальд Квандт, старший сын Магды от первого брака, служил в Люфтваффе, попал в плен к американцам. После войны занимался бизнесом. Его дочь Хильда прошла гиюр, стала иудейкой, вышла замуж за гамбургского еврея. Их сын, правнук Магды Геббельс, уехал в Израиль. После срочной службы в израильской армии, стал кадровым офицером. Он носит имя Хаим.
POSTSCRIPTUM. СТАРИННЫЙ РОМАНС
В воздухе запах сирени,
Капли грибного дождя…
Кружатся блеклые тени,
Чтобы уйти, погодя…
Только разбиты ступени,
Стерты давно имена.
В воздухе запах сирени,
А на глазах – пелена.
Мы не узнаем друг друга.
В этом смешении лиц
Будут метаться упруго
Черные строки ресниц.
Больше не выйти из круга,
Чтоб без тюрьмы и сумы.
Мы не узнаем друг друга…
Полно, а кто это – мы?
[1] «Магдочка, девочка, не волнуйся» (идиш).
[2] «На борьбу!» (нем.) – начало нацистского марша, скопированного, как полагают, с советского «Марша авиаторов» (через немецкую «коммунистическую» версию – марш «Rote Flieger»).