Это не ХАМАС, это смерть, мать ее…
Несколько минут спустя после того, как малышка, наконец, задремала, Меир Коэн без сил рухнул на диван в гостиной.
– Заснула? – спросила Ронит.
– Заснула, – ответил он. Глаза у него закрывались уже сами собой, но тут раздался звонок в дверь.
Ронит открыла – на пороге стоял невысокий человек в очках, державший в руках большую папку с бланками.
– Меиль и Монит Кохам? – спросил он.
Ронит молча смотрела на него, не понимая[1].
Человек повторил вопрос.
– Меир и Ронит Коэн, – поколебавшись, поправила она.
– А, – проговорил тот и заглянул в свои бумаги. – Ох уж эти мне компьютеры, вечно все перепутают. Я – демограф, из Института национального страхования, – наконец представился он и протянул руку.
– Очень приятно, – Ронит машинально пожала ему руку и переспросила: – Вы – кто?
– Демограф. Я провожу социологический опрос. Вас не затруднит ответить на несколько вопросов?
– Да мы только что…
– Всего лишь несколько маленьких вопросов.
Ронит обернулась и вопросительно посмотрела на мужа – Меир безразлично пожал плечами.
– Отлично! – обрадовался демограф и вошел в квартиру.
Спустя полчаса он все еще сидел у них в гостиной, копаясь в своих бланках и продолжая монотонно задавать вопросы.
– Так, теперь относительно детей, – почти ласково произнес он и огляделся. – Дети есть?
– Есть, девочка, – ответил Меир.
– И сколько ей?
– Полгодика, – устало сказал Меир, – у вас еще надолго, а?
– Нет-нет, уже заканчиваю, – бормотал тот, записывая в свои бумаги. – Так, полгода. Наверное, уже говорит.
Ронит и Меир, удивленные, посмотрели на него.
– Не говорит? – почувствовал демограф свою оплошность.
– Нет, – сказала Ронит, – а вы знаете много полугодовалых младенцев, которые разговаривают?
– Я… – мужчина растерялся. – Извините, у меня нет своих детей, я еще слишком молод. Я просто выгляжу старше, это из-за очков. Или из-за этой работы в национальном страховании.
Меир молча поднял глаза к потолку, Ронит смотрела себе под ноги.
– А как ее зовут?
– Яэль, – ответила Ронит.
– Красивое имя. – Он сделал запись. – Это в честь кого-нибудь из близких?
– В честь Рабина, – сказал Меир, – еще много вопросов?
– Нет-нет, – ответил очкарик и записал в анкете: «В честь Рабина».
Меир и Ронит переглянулись.
– Да это шутка, – сказала Ронит. – Муж пошутил.
Молодой человек посмотрел на нее вопросительно, но потом до него дошло:
– А, чувство юмора, это очень важно, – он понимающе кивнул, однако не зачеркнул написанное.
– Профессия? – обратился он к Меиру.
Тот некоторое время смотрел на демографа в упор, потом произнес:
– Я произвожу воздух. Воздух произвожу, вот моя профессия.
Статистик записал, потом перешел к следующему вопросу:
– А сколько, если позволительно спросить, вы зарабатываете? Ваш ответ будет сохранен в полном секрете. Итак, от тысячи до двух, от двух до четырех или более четырех тысяч?
– Я хочу взглянуть на ваше служебное удостоверение, – произнес вдруг Меир.
Молодой человек несколько погрустнел, но достал документ. Это было официальное удостоверение Института национального страхования с фотографией и указанием должности – демограф-статистик.
– Итак, – продолжил он.
– Итак, более четырех тысяч, – продолжил и Меир. – Намного больше, может, восемь тысяч. – Он смотрел на очкарика с искренним любопытством: неужели кретин и это запишет?
Кретин и это записал.
– Больше восьми тысяч? Вот это да… – он задумался. Казалось, у него даже промелькнула мысль о переквалификации. – Вот это неплохо.
– Совсем неплохо, – согласился Меир, – но летом нет работы.
– Правда? А почему?
– Да вы же знаете, как у нас здесь летом – совсем нечем дышать, воздуха-то нет.
– А, понятно, – сказал демограф и записал в свои бумаги. – А вы? – обратился он к Ронит.
– А я работаю девушкой по вызову.
Подумав немного, она прибавила:
– С гостями из-за границы, но это официально.
Статистик покраснел.
– В свое время я ублажала Рока Хадсона, – добавила Ронит с гордостью.
Очкарик склонился к своим бумагам и записывал, записывал… Меиру и Ронит не было понятно – чего он там столько пишет? Наконец, статистик поднял голову и спросил:
– А из какой вы этнической общины?
– Мы – пришельцы, – сказала Ронит.
– То есть?
– Ну, мы с некой звезды, – пояснил Меир.
На этот раз молодой человек, наконец, оторвался от бумаг, снял свои большие очки и уставился на супругов. В этот момент проснулась их маленькая дочка и начала плакать.
– Малышка запела, – сказала Ронит и встала, – извините меня.
– Она кормит девочку грудью, да? – спросил демограф, посмотрев вслед Ронит.
– Да нет, что вы, – ответил Меир, – жена мочится на ребенка каждые пять часов. Так принято на нашей звезде.
Статистик покраснел. На мгновение Меир почувствовал себя неловко:
– Простите, – произнес он, – я должен посмотреть, как там ребенок.
Когда он вошел в спальню, Ронит стояла, склонившись над кроваткой малышки, с трудом сдерживая хохот.
– Тихо, тихо, – удержал ее Меир, – мы переборщили, уже становится неудобно.
– Ну и идиот, – прыснула Ронит, – ну и идиот, а?
– Да нет, он не идиот, так, немного… тормоз, не въезжает. Наивный. Но, мне кажется, до него начинает доходить.
– Ты проверил – его удостоверение настоящее?
– Да вроде настоящее, написано: Институт национального страхования, а там поди знай.
Меир взял дочку на руки, и тут позвонили в дверь
– Кто это в такой час? – спросил он. Ронит пожала плечами.
Меир подошел к двери и открыл, – на пороге стояла Смерть. Она не была одета в черное, в руках у нее не было косы, крыльев тоже не было. Голос – обычный. Но это была Смерть, без всяких сомнений.
Что впечатляло, так это ее глаза. Спустя годы, когда демограф будет пытаться вспомнить, как выглядела Смерть, то единственное, что останется в его памяти – ее глаза. Причем они были не какие-нибудь холодные или пугающие, наоборот: добрые и нежные. Однако – решительные…
Меир с малышкой на руках окаменел. Ронит вышла из спальни и тоже застыла на месте.
Смерть посмотрела Меиру прямо в глаза.
– Я? – прошептал он.
– Ты.
Меир не пошевелился:
– Я?!
– Ты, – подтвердила Смерть.
– Но… почему я?
– Время пришло…
– Но я еще молодой, у меня дочке всего полгода!
– А молодые не умирают? Пойдем, через полчаса у тебя автокатастрофа.
И тут вдруг Ронит бросилась вперед, обхватила мужа и закричала Смерти:
– Нет! Ты не можешь вломиться вот так, сразу, посреди… посреди всего.
Смерть удивленно взглянула на нее:
– Это почему же?
– Но… За что? – продолжала молодая женщина, – что он сделал?
Смерть грустно улыбнулась.
– Нет, – не могла смириться Ронит, – я хочу знать – почему? Ты не можешь забрать его вот так вдруг, даже не сказав мне почему.
– Сейчас ты хочешь знать почему, – проговорила Смерть, – потом захочешь узнать – куда? Нет, мы не сообщаем.
Меир открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но передумал. Он обернулся к жене и протянул ей ребенка. И посмотрел на них обеих. Затем повернулся и вышел на темную лестничную площадку. Ронит слышала, как постепенно затихают звуки их шагов по ступенькам.
***
Молодой демограф очнулся первым. Он закрыл входную дверь и аккуратно повел Ронит назад в гостиную.
– Присядь, – сказал он ей, – прежде всего, присядь.
Все еще в шоке, она села.
– Ужасно, что с тобой произошло, – сказал очкарик, – ужасно. Может, приготовить тебе стакан чаю? Или, или чего-нибудь покрепче?
– Там есть виски Меира, – проговорила Ронит и начала плакать.
Статистик огляделся, увидел небольшой бар с напитками и налил ей немного виски в высокий стакан. Ронит механически глотнула и закашлялась. Постепенно ее дыхание выровнялось. Она взглянула на дочку и снова заплакала:
– Что же мне теперь делать? Как нам жить? Как я одна справлюсь?
Демограф беспомощно молчал.
– Как я.., – слезы душили Ронит, – как я скажу ей, что у нее теперь нет отца?
Сейчас она плакала тихо и горько, долго, пока совсем не обессилела. Потом взглянула на девочку и проговорила:
– Теперь мы одни, малышка, только ты и я.
И тут снова позвонили в дверь… Никто не двинулся, и после третьего звонка дверь распахнулась сама.
Это опять была Смерть.
Ронит и демограф, онемев, смотрели на нее. Смерть вошла в комнату и указала на женщину. Ронит, не веря своим глазам, остолбенела.
– Да, – печально проговорила Смерть, – так иногда случается.
– Но что… – начала было Ронит.
– Заминированная автомашина на улице Ибн Габироля, – прервала ее Смерть.
Очкарик вдруг вскочил на ноги:
– Минутку! Одну минутку, – начал он торопливо. – Здесь, наверняка, ошибка, ведь только что вы забрали ее мужа.
– И что? – смерть устало пожала плечами. – Как там они обычно пишут в «Едиот ахронот»: «Считанные часы спустя после автокатастрофы, в которой погиб ее отец, маленькая Яэль потеряла и мать в результате террористического акта». Такова жизнь, вы ведь не вчера родились?
– Но я… Прошу вас! – Ронит умоляюще смотрела в глаза Смерти. – Я не могу оставить девочку одну! Ей лишь полгода!
Озадаченная, Смерть задумалась.
– Ну, – предложила она неохотно, – я могу забрать и ее с нами.
Ронит ничего не ответила.
– Ладно, прощайся с дочкой.
Женщина уложила девочку на диван, поцеловала ее и тщательно завернула в розовое шерстяное одеяло. Затем направилась к выходу, Смерть открыла перед ней дверь.
– Ох уж эти мне теракты, – пробормотала она себе под нос, когда Ронит вышла из квартиры и стала спускаться по лестнице. – Работы невпроворот.
***
Когда дверь за ними закрылась, и молодой демограф остался с малышкой вдвоем, он некоторое время не мог прийти в себя. Наконец он глубоко вздохнул и подсел к девочке на диван. Та проснулась и начала плакать.
Очкарик взял ее на руки и стал напевать:
Как рождается песенка?
Да как младенец.
Сначала… Тра-та-та…
– А потом, а потом… Нет, не помню. – Он прекратил петь. – Эй, малышка, что же я с тобой буду делать? Не знаю даже, как и сказать тебе, но произошло нечто очень нехорошее.
Девочка перестала плакать и улыбнулась ему.
– Послушай, – сказал он и взял ее за малюсенькие ручки. – Знаешь, э-э-э, тебе придется расти без папы с мамой.
Она забавно пискнула.
– Но это все-таки не конец, ты не думай, жизнь, в общем, не такая плохая штука. Жизнь хорошая, правда, очень хорошая. Но вот иногда случается такое, что невозможно… что трудно… Ну, то есть, я имею в виду…
Мужчина вздохнул. Малышка смотрела на него широко открытыми глазами.
– Но это не значит, – повторил он, – что жизнь нехороша.
Девочка улыбнулась и надула пузырь.
– Я думаю, – начал демограф говорить уже сам с собой, – что они меня разыграли. Во всем. Начиная с твоего имени. Наверное, никакая ты не Яэль.
Она снова заплакала.
– Ну, ну, не плачь, я здесь. Послушай, я почти ничего не знаю о маленьких детях, у меня их никогда не было, но я постараюсь. Я тебя не оставлю.
Он начал укачивать ее и опять тихонько запел:
Спи-засыпай,
Баюшки-бай…
Раздался звонок в дверь, и в квартиру нерешительно вошла Смерть.
– Еще один теракт, – как бы извиняясь, произнесла она и кивнула в сторону ребенка.
Демограф вскочил на ноги:
– Ах ты, сволочь, мать твою..! А ну пошла вон отсюда!
Смерть неуверенно помялась, посмотрела в потолок…
– Ладно, пусть так, – пробормотала она, повернулась и вышла.
Не веря себе, очкарик тихонько положил девочку на диван, покачал головой и повторил:
– Сволочь.
Перевод Александра Крюкова
[1] Статистик перепутал имя и фамилию героев, причем на иврите это звучит забавно: меиль – пальто, монит – такси, кохам – их сила.