Как Сохнут евреев в Германии спасал
Из книги воспоминаний «Записки пресс-секретаря Сохнута»
В декабре 2010 года ко мне обратился глава отдела Сохнута по работе с евреями Германии Михаил Едовицкий – с просьбой обеспечить освещение в прессе крупного семинара, который он организовывал в Веймаре. Я был знаком с Мишей еще со времен работы в министерстве диаспоры, когда вместе с Пинхасом Полонским занимался проведением семинаров среди русскоязычных евреев Германии. Тогда, в 2003–2004 годах, я дважды съездил в Германию. И общение с тамошними русскоязычными евреями произвело на меня тягостное впечатление.
Эти эмигранты, слетевшиеся в Германию на жирную социальную помощь – «социал», как они ее называли, – оказались предоставленными сами себе. Немецкого языка они не знали, да и знать особо не хотели, считая, что им и так все полагается только потому, что они – евреи, приехавшие жить в Германию. Поэтому их участие в жизни страны сводилось к минимуму – контактам с представителями социальных и медицинских служб и продавцами магазинов. В деятельности местной еврейской общины они, как правило, не участвовали из-за того же незнания языка. И все, что им оставалось делать, – общаться между собой. Показательно, что единственная тогда газета «Русская Германия» выходила с девизом на первой странице: «Наша Родина – русский язык».
Такая ситуация вовсе не нравилась федеральным немецким властям. Один из еврейских активистов в Германии сказал мне: «Если Израиль сумеет увезти отсюда большую часть этой публики, то тому, кто будет руководить вывозом, поставят в Берлине памятник». Я удивился, и тогда он объяснил это, на первый взгляд, парадоксальное утверждение.
Когда в свое время покойный глава еврейской общины Германии Галинский убедил канцлера Коля открыть ворота перед советскими евреями, то каждая из двух сторон преследовала свои цели. Галинский хотел увеличить количество евреев Германии, чтобы придать себе и своей общине больший общественный вес. А у федерального правительства было сразу несколько целей.
Первая – оно хотело довести количество евреев Германии до прежнего – около 800 тысяч. То есть до размеров общины перед приходом Гитлера к власти. Федеральное правительство рассчитывало, что приехавшие евреи с радостью примут в подарок отреставрированные им десятки синагог. И тогда Германия сможет сказать миру – вот, посмотрите на наших евреев, на синагоги, еврейские газеты, клубы, на полнокровную и полноправную жизнь еврейской общины! Круг замкнулся, господа, Германия смыла с себя позорное пятно.
И, второе, немцы еще хорошо помнили, что евреи были интеллектуальным цветом страны – инженерами, врачами, музыкантами, писателями. В начале тридцатых годов ХХ века в берлинских театрах было только три немца-директора. Всеми остальными руководили евреи. Из пяти тысяч берлинских адвокатов три с половиной тысячи были евреями. А наука? Достаточно вспомнить Альберта Эйнштейна и Лизу Меттнер. Вклад евреев, при их совсем небольшом количестве, в германскую экономику, банковскую систему, даже политику – был огромен.
В конце ХХ века Германия испытывала, да и продолжает испытывать сейчас, острый дефицит рабочей силы. И потому была вынуждена привозить турок и других иностранных рабочих, которые со временем превращаются в большую проблему, поскольку создают свои гетто, все больше и больше изолированные от жизни страны.
«Ост-юде» – восточные евреи – должны были стать альтернативой туркам: дешевая, квалифицированная рабочая сила, которая к тому же ощущала бы себя (как и те, прежние евреи) «немцами Моисеева закона». Да, она привезла бы с собой какое-то число людей, нуждавшихся в социальной помощи. Это стоило бы денег, может быть, немалых. Но, в конечном счете, Германия оказывалась бы в большой выгоде – и политически, и экономически.
Все эти расчеты оказались ошибочными. В Германию, на дармовой «социал», повалили не только старики. Повалила публика, которая хотела не работать, а получать деньги за пролитую фашистами еврейскую кровь. Без каких-либо моральных проблем, наоборот, получатели «социала» сильно огорчались, когда их бесхитростные обманы для увеличения социальных выплат раскрывали федеральные чиновники. Вот и получилось, что из 100 процентов «ост-юде», попавших к концу ХХ века в Германию, работать уже не могли 80 процентов. А оставшиеся 20 процентов – не хотели. Те же, кто все-таки включался в рынок труда, вовсе не желали вкалывать на тяжелых работах, а искали, где полегче, получше и, желательно, по-«черному», чтобы сохранить выплаты «социала». В синагоги советские евреи не ходили – выросшие на «долой, долой монахов, раввинов и попов», они поголовно были атеистами и от синагоги шарахались, как от «опиума для народа».
Кроме тяжкого бремени для казны и резкого увеличения количества получателей «социала», вызывавшего раздражение и зависть местного населения, ничего другого Германия от «ост-юде», на которых возлагались такие надежды, не получила. «Именно поэтому тому, кто эту публику отсюда уберет, и поставят памятник в Берлине. И не просто в Берлине, а на Унтер-ден-Линден», – заключил мой знакомый активист.
Моральный облик у русскоязычной публики в Германии был действительно тот еще. Я это очень живо почувствовал, когда во вторую свою поездку от министерства диаспоры прочитал лекции в нескольких общинах. Приходили на меня толпами – советник израильского министра был птицей высокого полета, которую в этих общинах не видывали. И, к тому же, их всех живо интересовал вопрос, который сквозил во всех вопросах и один раз был задан мне напрямую: «Так что, значит, нам теперь амнистия вышла?» Знала, знала кошка, чье мясо съела. Но я, конечно, ушел от прямого ответа на этот вопрос.
Дело было не в этих стариках и паразитах, а в их детях и внуках. В начале 2000-х в министерстве по связям с диаспорой мы оценивали их число в несколько десятков тысяч. И эта молодежь была обречена на ассимиляцию, поскольку их родители не имели никакой еврейской идентификации. Мы понимали – если не вмешаться, то в Германии за короткое время произойдет новая мини-Катастрофа, в которой исчезнут почти без остатка около двухсот тысяч русскоязычных евреев, приехавших на сладкий немецкий «социал». Особо жаль было, понятное дело, молодежь…
В министерстве диаспоры мы сделать ничего не могли – не было ни средств, ни инфраструктуры, ни кадров. Но Щаранский запомнил, что эта проблема существует, и поэтому, едва избравшись на пост главы Сохнута, он создал специальный отдел по работе с русскоговорящими евреями Германии, во главе которого и поставил моего давнего знакомого Мишу. И когда тот в декабре 2010 года предложил мне съездить в Веймар на семинар, я согласился – мне было интересно посмотреть, как развиваются события в Германии.
Это может кому-то не нравиться, но в Германии выросло целое поколение евреев, говорящих – и думающих! – на немецком языке. Их оказалось около 70 тысяч – детей еврейских эмигрантов, прибывших в течение последних двух десятилетий в Германию. В Сохнуте решили не бросать этих ребят и девушек на произвол судьбы. Одним из конкретных шагов борьбы стала трехдневная конференция в Веймаре, в которой приняли участие 350 русскоязычных студентов, занимающихся в университетах немецкоязычных стран – Германии, Австрии и Швейцарии.
Тут следует подчеркнуть, что шла о талантливой молодежи, не жалеющей усилий, чтобы завоевать место под солнцем. Приведу лишь один пример. Полный аттестат зрелости получить сегодня в немецкой школе совсем не просто. Настолько не просто, что всего 40 процентов немецких школьников заканчивают с ним среднюю школу. Среди детей бывших «русских» немцев, репатриировавшихся после развала СССР в Германию, этот показатель еще ниже – чуть больше 10 процентов. Что же касается еврейских школьников из русскоговорящих семей, то среднюю школу с полным аттестатом зрелости оканчивали около 90 процентов!
И эти ребята искали свою национальную идентификацию. Они вовсе не считали себя немцами, наоборот, даже обижались, когда слышали подобное утверждение. Они и не русские – с русской культурой их объединял разве что язык общения с родителями. А с евреями их связывало только происхождение – их знания и об Израиле, и об иудаизме были лапидарны и случайны. Мне пришлось услышать от участников конференции много высказываний на эту тему. Их диапазон был велик – от «кто сказал, что Германия не еврейская страна – тут ведь каждый прохожий на улице понимает идиш», до «Израиль – моя родина, но жить и работать я буду в Германии».
В Сохнуте прекрасно понимали: эта молодежь находилась на критической стадии формирования своей национальной и культурной идентификации. И если ей не помочь остаться еврейской, то подавляющее большинство окажется потерянным для еврейского народа.
Семинар в Веймаре стал первым таким семинаром, которые Миша Едовицкий стал проводить ежегодно. И его усилия увенчались успехом – между ребятами стали образовываться связи, переходившие в дружбу и браки, многие стали четко идентифицировать себя с еврейским народом. Нет, конечно, никто из них не собирался и сейчас не собирается покидать сытую и, несмотря на принятых Меркель арабских беженцев, все еще по большому счету спокойную Германию. Но и от ассимиляции эти ребята были, в основном, спасены. Так что задачу свою Еврейское агентство выполнило.