Неприязнь
Юрий Платоныч захмелел сильнее, чем рассчитывал. Всё это японское пиво и мутная тёплая жидкость – ссакэ, кажется. Он даже задремал на кожаном диване, уронив голову и пустив слюну на рубашку. Но настойчивые руки выдернули его из угла и заставили орать в микрофон вместе со всеми. Его обнимали, и он обнимал: за плечи, за шею, прижимал сразу несколько голов к груди, а потом сам зарывался в чью-то подмышку. Обессилев, он упал на стул и шарил по карманам в поисках зажигалки, когда послышался тонкий голос:
– Надо же, даже со Сверчковым обнимались.
Юрий Платоныч прищурился, из сумрака выступили большие глаза и ровные зубы секретарши Марины.
– Почему это – даже?
– Так он же вас не переносит.
Глаза округлились. Марина сболтнула лишнего и поскорее отошла от стола. А Юрий Платоныч сидел неподвижно и обсасывал сигарету. Подошёл худой официант.
– Простите, у нас не курят.
Юрий Платоныч поднял к нему потускневший взгляд, хотел грубо отшить, но не нашел слов и просто оттолкнул пацана. Кто-то крикнул, люди вокруг засуетились и забегали, вызвав у Юрия Платоныча улыбку. Он попробовал встать, но его удержали, в толчее он получил локтем по голове. Наконец зашуршали деньги, и всё улеглось. Потом была череда рукопожатий, крепкие объятия, заднее сиденье такси, потом темнота, растерянное лицо жены, хомут унитаза и подушка. Снова хомут унитаза и снова подушка…
– Плохо, мне пло-хо! – гудел из зашторенной спальни Юрий Платоныч. Разгорячённые лица коллег выступали из темноты, и он прикрывал глаза рукой. Голова разбухла и стучала, после водки всё же полегче. Галя уже наряжалась в соседней комнате.
– Опоздаем!
Чего она придумала – в театр ехать? Двадцать первый век на дворе. Юрий Платоныч с трудом поднялся и, пошатнувшись, схватился за стену. Но с каждым следующим шагом только крепчал.
В театре на них оборачивались соседи по ряду. Видимо, не удалось парфюмом забить перегар. Юрий Платоныч не ждал ничего хорошего и сидел с кислым лицом, пока в зале гас свет. Но всё оказалось ещё хуже: по сцене скакали какие-то полуголые мужчины, паясничали и кричали не своими голосами. С каждой минутой Юрий Платоныч мрачнел всё сильнее.
В антракте они отправились в буфет и встретили там знакомых – большого железнодорожного чина с женой.
– Как вам спектакль?
– Кошмар, – опередил Галю Юрий Платоныч. – Ни уму, ни сердцу.
– А мне кажется, весьма интересная интерпретация…
– Набор слов каких-то! Только классику поганят.
– Расстрелять, – пошутил чин.
Стоило им отойти, и Галя набросилась на мужа.
– Ты можешь хоть раз в жизни помолчать?!
– А что я не так сказал? Обезьяны какие-то по сцене скачут…
– Ну и что? Можно потерпеть! Не протрезвел ещё, вот и позоришь нас обоих.
Юрий Платоныч был в корне не согласен, но решил смолчать, чтобы не разводить склоку в людном месте. Он съел два бутерброда с колбасой и остаток спектакля вдобавок ко всему мучился изжогой.
Дома он несколько минут попыхтел над Галей, но угодить ей сегодня было невозможно. Она повернулась на бок и заснула, а Юрий Платоныч ещё долго лежал с открытыми глазами. Весь день его тревожила какая-то неясная мелкая пакость, вроде душевного заусенца. Он всё старался схватить и разглядеть её, но пакость ускользала. Юрий Платоныч ненадолго заснул, а потом резко проснулся и поймал её за хвост: «Сверчков меня не переносит». Он тихо встал, крадучись прошел на кухню и налил себе воды. Что ещё за новости? «Что я ему сделал? Мы с ним за всё время двумя словами обмолвились, и то в столовой». Юрий Платоныч подошёл к окну и смотрел на спящий город. Днём он напоминал серый разбухший труп, а ночью электрические огоньки и вывески с трудом возвращали его к жизни…
Он помотал головой – надо уже прийти в себя после загула. Но мысли расползались в разные стороны, как извилистые автострады за окном.
В понедельник Юрий Платоныч сидел в своём кабинете и просматривал сразу несколько скопившихся на столе отчётов. Работа шла медленно, цифры утекали из одного столбца в другой, прошлый месяц путался с нынешним… «А всё-таки, за что он меня не любит?» Экран компьютера давно погас, по нему плавала самодовольная птица с логотипа компании. Ещё этот тукан ёбаный! Юрий Платоныч нажал кнопку телефона.
– Марина, ко мне зайди, пожалуйста.
Марина появилась на пороге, выдавая лёгкое волнение за оживлённость.
– Ты мне… в субботу хотела рассказать о недопонимании каком-то.
– Разве?
– Что со Сверчковым у нас какой-то конфликт зреет… Странно, мы же по работе не пересекаемся.
– Вы уверены, Юрий Платонович? Я ничего такого не помню.
Он пристально смотрел на секретаршу из-за стола, собрав в глазах всю усталость последних дней. Деваться ей было некуда.
– Да я так только, разговоры слышала краем уха.
– Так в чём причина?
– Понятия не имею. Знаю только, что негативная энергетика какая-то присутствует.
Он потёр переносицу.
– Ладно, иди.
Марина с облегчением вышла. Юрий Платоныч развернулся к окну и задумчиво смотрел на пасмурное небо.
Весь обеденный перерыв он караулил Сверчкова у кофейного автомата. За пять минут до конца Сверчков появился, чтобы купить двойной, как говорили коллеги, экспрессо, а Юрий Платоныч шагнул из-за угла и поздоровался. Сверчков удивлённо поглядел из-за очков в толстой оправе и кивнул.
– Ничего на корпоративе оттянулись, а? – спросил Юрий Платоныч, внимательно наблюдая за реакцией.
– Ой, нет, ошибка была, – улыбнулся Сверчков.
«Что, интересно, за ошибка – выпил много? Или что обниматься со мной стал?» Юрий Платоныч придвинулся к собеседнику, но Сверчков еле заметно отшатнулся.
– Я, честно сказать, плохо всё запомнил. В рамках приличий себя вёл, надеюсь?
– Вполне. Хорошо поёте, – лицо Сверчкова исказила натянутая улыбка.
Он был почти на голову выше и смотрел теперь поверх Юрия Платоныча, чьи пальцы сами тянулись к нему и хотели ухватить за пуговицу пиджака. Глаза за стёклами бегали из стороны в сторону – ищет повод смыться, сука. И точно, Сверчков махнул кому-то рукой, извинился и отошёл. Юрий Платоныч вернулся в кабинет угрюмым и долго не притрагивался к отчетам. Марина была права.
Вечером Юрий Платоныч ужинал с сыном в ресторане. Антон давно стремился к независимости и съехал от них, как только поступил в университет. Это Галя всё переживала, а Юрий Платоныч не слишком. Они вяло ковыряли пасту с морепродуктами и молча жевали.
– Как учёба?
– Да нормально.
– А поподробнее если?
Антон отложил вилку, вытер рот и развязным тоном принялся рассказывать, но отец уже не слушал. Какая-то дрянь застряла в зубе, Юрий Платоныч нащупал её языком, но никак не мог поддеть и освободиться. От напряжения за шиворотом стало влажно. Всё эта Москва. Стоило сюда переехать, и пошли эти сплетни, разговорчики, нравится – не нравится. Не переносит! Да у нас бы за такой базар сразу спросили. Он взглянул на сына. Его бы в моё время вообще убили…
Размышления его прервал иностранец в золотых часах за соседним столом: араб какой-то или индус. Потерял самообладание и кричал в трубку:
– Какая я тебе плять? Сам ты плять, понял! Нормально со мной разговаривай!
Впервые за день Юрий Платоныч оживился. Они с Антоном переглянулись и заулыбались. А что, может, так и сделать? Поговорить с ним напрямую, по-мужски. Он поднёс ко рту салфетку и сплюнул в неё хвост креветки. И разобраться уже, что там за подводные камни.
Ночью Юрий Платоныч лежал рядом со спящей женой и продолжал думать. Только надо припереть его к стенке, чтобы не смог улизнуть, как сегодня. В ресторан, что ли, позвать? Подозрительно. Он ворочался под одеялом и кряхтел, пытаясь придумать подходящий вариант. Потом замер и хлопнул себя по животу. Позову его в баню! Юрий Платоныч так обрадовался, что уже не мог спать. Он долго расхаживал по комнате, а потом наступил на что-то мягкое и поднял с пола Галин чулок. После коротких раздумий Юрий Платоныч натянул чулок на голову и грубо растолкал жену под видом грабителя. Галя отвесила ему пощечину и зарыдала. Несмотря на все извинения и уговоры, заснула она только под утро, выпив валерьянки.
Всё прошло, как Юрий Платоныч и спланировал. Он постучал в кабинет Сверчкова и заговорил нарочито громким голосом, чтобы обернулись коллеги. Пригласил завтра после работы в баню. В ответ на растерянный взгляд добавил, что с ними ещё пойдёт Федюшкин из отдела кадров. На самом деле не пойдёт. Сверчков начал что-то мычать, а коллеги уже переглядывались и посмеивались. Тогда Юрий Платоныч пообещал забрать его на парковке в семь и вышел из кабинета. Конечно, у него будет целый день, чтобы отвертеться. Но Юрий Платоныч чувствовал, что приглашённый в баню при свидетелях мужчина уже не откажется.
Ночью от возбуждения он снова плохо спал. Попадётся, точно попадётся! Галя в этот раз решила ночевать на диване в гостиной. Он закончил работу на пятнадцать минут раньше и спустился на парковку, забыв попрощаться с Мариной. От долгого ожидания у Юрия Платоныча вспотели ладони, чего с ним не случалось очень давно, может быть, со школы. Наконец через вращающуюся дверь прошел долговязый человек с портфелем и двинулся в его сторону. Юрий Платоныч закусил губу и сильно стукнул кулаком по ладони. Они со Сверчковым пожали руки и сели в машину.
– А Федюшкин сам приедет?
– Он сегодня не сможет – сын заболел.
– Так мы же не с сыном идем, а с ним.
Юрий Платоныч слегка растерялся.
– Ну, он хороший отец как бы, хуё-моё…
Сверчков нахмурился, но больше не возражал. Оставшаяся дорога прошла в молчании, иногда Юрий Платоныч удовлетворённо поглядывал на спутника. В бане они разделись, завернулись в полотенца, взяли пиво и сели за столик, отгороженный ширмой. Сверчков крутил головой и щурился; встретившись взглядом с Юрием Платонычем, он улыбнулся. Юрий Платоныч вытер пенные усы и кивнул в ответ. Лыбится. Навалиться бы прямо сейчас, пока мы за ширмой… Нет, рано. Ударил колокол, мужики повставали со стульев и выстроились в цепочку.
– Полотенца оставляем! – крикнул бородатый банщик у входа в парную.
В глазах Сверчкова мелькнул испуг, Юрий Платоныч и сам такого не ожидал. Но мужики послушно скидывали полотенца и заходили голыми животами вперёд. Юрий Платоныч и Сверчков последовали их примеру. Как ни странно, все скамейки на втором ярусе были свободны, а с десяток голых тел расселись внизу – прямо на каменном полу. Один из посетителей всё-таки пронес полотенце и стелил себе, когда его заметил банщик.
– Без полотенец, сказано же!
– А мне неприятно на голом полу сидеть, – возразил посетитель.
– Да мне без разницы. Полотенца пар портят!
– Что, разве есть правило такое? Где сказано, что без полотенец?
– Сегодня среда, в среду – без полотенец.
Возмущённый посетитель оглядел сидящих вокруг.
– А я не понял, у нас что тут, диктатура?
– Ты на что намекаешь?..
– У нас тут разве Германия тридцатых годов?!
Из угла поднялся молодой парень.
– Мужики, я вчера дембельнулся только. Дайте попариться нормально.
– Сядь и сиди молча! – сорвался на него банщик. – Я сейчас вообще уйду и никого парить не буду, понятно?
Сидящие на полу осуждающе заворчали и вынудили недовольного посетителя избавиться от полотенца. Пар клубами начал заполнять помещение, воздух быстро раскалился. Юрий Платоныч чувствовал, как по всему телу выступает и приятно скатывается пот. Вот теперь – самое время. Он повернулся к Сверчкову, который ерошил влажные волосы.
– Слушай, я что обсудить-то хотел…
– Мужики, тишина! Пар послушаем, – прервал его банщик.
Юрий Платоныч бросил на него недовольный взгляд, но замолк. Парная покорно слушала хищное шипение. Вскоре мужики все как один раскраснелись и начали вздыхать от боли, а не удовольствия. Тогда банщик взялся за опахало и начал разгонять пар. Юрию Платонычу обожгло лицо и грудь, он не выдержал и застонал. Голову пекло невыносимо. Самые находчивые плашмя разлеглись на полу, среди них был и Сверчков. Остальные ещё мужались, но скоро были вынуждены в спешке втискиваться между лежащими. Банщик стал ещё яростнее размахивать опахалом, глаза его сверкали, кучерявая борода намокла и свалялась.
Юрий Платоныч бросил малодушный взгляд в сторону двери, но сразу вспомнил про спутника. Нетушки, первым я не выйду! Мужчины извивались и заслоняли тело руками, а жар всё крепчал и накатывал на них волнами.
– Мужики, катайтесь, как шашлычки, чтоб не обгореть! – орал дьявольский банщик.
И голые мокрые тела начали, кряхтя, переваливаться с бока на бок. Места было мало, и соседи то и дело упирались друг в друга, перемешивая свой пот с чужим. Юрий Платоныч сразу отвернулся от Сверчкова, но вскоре почувствовал, как в его спину тычется острый костяк. В панике он перекатился через мохнатые ноги мужика справа и заполз под деревянную лавку. Там было чуть терпимее.
Сжатое стенами облако жгло без пощады, тела катались всё быстрее и сталкивались чаще. Мужчины начали теснить друг друга и переругиваться; кому-то не хватало места. Лысеющий коротышка с трудом выбрался из-под соседа и бросился ничком на лавку. Пот с его ошпаренного тела заструился между досок и капал на Юрия Платоныча, который закрыл лицо руками и отплёвывался.
Наконец, в клубах пара кто-то поднялся на ноги. От жары потерял равновесие и опустился на лицо соседа, но снова выпрямился и, покачиваясь, вышел из парной. Тогда мужики повскакивали со скользкого пола и ломанулись к выходу. Юрий Платоныч вылез из-под лавки, протиснулся между разгорячённых тел, грубо оттолкнул дембеля и с рёвом залез в купель.
Сверчков хотел сам идти до метро, но Юрий Платоныч отказался его слушать и повёз до дома. В голове всё плыло и трещало – что ещё за адская баня по средам? Они снова ехали молча, а Сверчков ещё и отвернулся к боковому окошку. Вместе такое пережили, а он всё нос воротит!
Наступившая тишина выматывала Юрия Платоныча, он кусал губы, понимая, что план его провалился. Снова придётся допрашивать Марину, подслушивать разговоры в столовой, снова мучительно ждать у кофейного автомата. И он не выдержал.
– Так чем же я тебе не угодил, гондон малокровный?
Сверчков повернулся к нему.
– Не понял.
– Чего ты не понял? Думаешь, я глухой? Об этом весь офис гудит.
– О чём?
– Кончай комедию ломать! Не переносишь меня, так ты сказал?
– Да я вроде такого не говорил… Высадите меня, пожалуйста.
– Ну вот, хотя бы нормальный диалог завязался.
– Нормальный?! – взвизгнул Сверчков.
– А то все строишь из себя молчуна. Недотрогу, мля…
– Юрий Платоныч, спасибо, конечно, что в баню пригласили, но давайте теперь попрощаемся, и каждый дальше своей дорогой пойдёт.
Юрий Платоныч рассмеялся ему в лицо, от него пахло пивом и обожжённой кожей.
– Своей дорогой? А ты знаешь, что я ночами не сплю! Меня жена уже знать не хочет. И всё из-за одного заморыша на работе!
Сверчков промолчал. Потом наморщился, как будто стараясь что-то вспомнить.
– Так что давай, выкладывай. Чего я тебе, зарплату не додал? Или бабу твою увёл?
– Нет, ничего такого…
– А в чём тогда дело?
– Да ни в чём. Просто.
– Просто?!
– Просто… Неприязнь какую-то ощущаю.
Юрий Платоныч уже плохо владел собой, правая рука его соскользнула с руля и тянулась к галстуку Сверчкова. В салоне вдруг стало тихо и безвоздушно, как в космосе. Две пары глаз смотрели друг на друга с таким напряжением, что посторонний предмет между ними мог бы воспламениться.
– Так не бывает! Я вот никаких чувств к человеку не испытываю, пока он мне чего хорошего или плохого не сделал. Если только он не пидор там какой…
– Разобьёмся!
Юрий Платоныч схватился за руль и в последний момент вывернул со встречки. Машина нырнула в сторону, пересекла несколько полос и врезалась в фонарный столб. Со всего маху пассажиры разом ударились головами, а подушки безопасности не раскрылись – Юрий Платоныч пожалел денег их заменить. Некоторое время машина ещё шипела, а потом наступила умиротворяющая тишина. Через разбитое лобовое стекло души Юрия Платоныча и Сверчкова выпорхнули наружу и рука об руку отлетели на небо.