Польза и вред прогулок на свежем воздухе
Несовременная история
Нарочно разлюбить так же невозможно,
как и нарочно полюбить.
Анри-Рене-Альбер-Ги де Мопассан
Как известно, все собачники здороваются друг с другом независимо от того, знакомы они или нет, потому что чувствуют себя членами одного сообщества. В этом сообществе нет отдельно собак и людей, возникают некие парные зооантропоморфные существа, и не удивляйтесь, если владелец злобно рычащего черного бульдога, похожего на маленький живой танк, скажет: «Вы нас не бойтесь, мы кастрированные». Поэтому было естественно, что Антон, молодой человек 44-х лет, гулявший со своим Кентом, поздоровался с девушкой Литой, 33-х лет, гулявшей с вельш-корги-пемброк Барби.
Двухлетняя Барби сразу проявила к пятилетнему Кенту дружелюбный интерес. Было раннее утро, в парке безлюдно, поэтому Лита спустила Барби с поводка, спустил своего Кента и Антон. Барби тут же начала резво бегать от Кента, заманивая, его, давая себя догнать, но тут же шаловливо огрызаясь, в общем, вела себя так, как и свойственно всему женскому полу.
Собаки весело носились, а Лита и Антон беседовали.
– У вас дама или джентльмен? – спросил Антон.
Лите понравилась эта формулировка, обычно слышишь банальное: «Девочка или мальчик? Или: «Кобелек или наоборот?» Собачники матерые, опытные таких слов не любят, они режут прямо: «Кобель, сука?»
– Дама, – ответила Лита. – Барби зовут.
– Смешно, – сказал Антон. – А моего Кент, почти Кен. – Только ваша-то породистая, я вижу.
– Вельш-корги.
– А у меня беспородный. Взял выбракованного из питомника – очень уж понравился.
– Да, симпатичный, – любовалась Лита бойким рыжим псом, похожим отчасти на сеттера, отчасти на спаниеля.
– Быть может, его бабушка согрешила с сенбернаром, – улыбнулся Антон.
– Булгаков, – тут же узнала цитату Лита.
И обоим было приятно от своей эрудиции.
– Я вас раньше не видел, – сказал Антон.
– А мы недавно в этот район переехали. Вон в тот дом, – и Лита кивнула в сторону дома современной архитектуры, отделанного панелями песочного и светло-серого цвета, с застекленными от низа до верха лоджиями, огражденного собственным забором садово-паркового типа, с виньетками; виднелся широкий пологий въезд в подземную парковку — дом так называемого бизнес-класса или клубного типа, невысокий, всего четырнадцать этажей.
– Ясно, – сказал Антон. – Мы тоже рядом живем.
Но показывать на свою пятиэтажку-хрущевку не стал, хотя ее тоже было видно из парка «Дубки», где все и происходило.
У собачников еще одна особенность: они могут знать клички других собак, их повадки и особенности, чем кормят, какие от них бывают неприятности и, напротив, чем они утешают хозяев; им известно, какого песика вчера рвало, а какого пронесло; о самих же владельцах часто не знают ничего – ни имен, ни того, кто они, кем работают. Это считается несущественным в человеко-собачьем комьюнити. Исключение составляют женщины серьезного возраста, пенсионерки, они общительнее, они находят темы для бесед не только о собаках.
Но хватит лирики, перейдем к истории.
У Антона были не только жена, взрослая дочь, сын-школьник, но даже уже и двухлетний внук Никита, а работал он с документацией в одном государственном учреждении, заведовал отделом, состоящим из трех человек. А Лита была замужем за топ-менеджером из – из какой отрасли, угадайте с трех раз! – да, угадали с первого, из нефтяной. Детей у них с двадцатисемилетним мужем Максимом еще не было, он с утра до вечера пропадал на работе, на выходные отправлялись в загородный коттедж, Лита там занималась декоративным садоводством, а еще ежедневно вела блог на морально-политические темы, у нее было почти четыре тысячи друзей и около пяти тысяч подписчиков, уважавших ее за ум, красоту и либеральные воззрения.
Кстати, полное ее имя было Аэлита. Отец, впервые увидев ее, вынесенную из роддома счастливой мамой, сказал:
– Надо же, глаза какие! Прямо марсианка. Аэлита.
– Отличное имя! – отозвалась медсестра, вышедшая на перекур.
– В самом деле, – улыбнулась мама. – Аэлита, Лита. Так и назовем.
Глаза у Литы были и впрямь какие-то марсианские – широко расставленные, водянисто-голубые, слегка как бы затуманенные, обволакивающие, загадочные. При этом очень светлые волосы и очень белая кожа, не как у людей-альбиносов, но близко.
Нет, это опять лирика, а не история.
История в том, что Антон и Лита понравились друг другу.
Лита раньше гуляла с Барби без графика, утром когда проснется (а иногда всю ночь не ложилась – любила ночную одиночную тишину), а вечером, когда Барби сама начинает поскуливать, подходить, подсовывать голову под руку. Теперь же выходила в шесть тридцать, как и Антон, которому после этого надо было ехать на работу, а вечером подгадывала к восьми, когда, опять-таки, появлялся с Кентом вернувшийся с работы и поужинавший Антон. Иногда, очень редко, с Кентом выходил четырнадцатилетний сын Антона, еще реже – супруга, о них Лита ничего не знала, потому что Антон не рассказывал, понимала только, что это – сын, а это – жена.
Они много говорили о кино, о книгах, а потом и задружились блогами, Антон оценил морально-политические эссе Литы, сам же писал мало и редко, предпочитал комментировать и ставить лайки.
Все чаще Лита ловила себя на том, что пишет не для друзей и подписчиков, а представляет себе Антона. И улыбается.
Улыбался и Антон, читая ее тексты, не всегда вникая в суть.
И оба стали в это время добрее, мягче. Жена Антона Анастасия, специалист-технолог знаменитого завода «Карат», не прочь была упрекнуть мужа за невнимание к бытовым проблемам, в недостаточной заботе о детях, в отсутствии честолюбия; раньше он раздражался, спорил, выходил на балкон нервно курить, а сейчас на все слова жены отвечал близоруким рассеянным взглядом, словно не вполне понимая, о чем речь.
Лита же встречала мужа преувеличенной заботой, словно была в чем-то виновата перед ним, постоянно что-то готовила, хотя раньше любила заказать с доставкой пиццу или какие-нибудь салаты, предпочитая легкие и полезные, оправдывалась занятостью – она пишет кандидатскую диссертацию по своей специальности, ландшафтному дизайну, которым занималась теоретически и практически до замужества, будучи выпускницей Тимирязевской академии.
Максим, наследственно влиятельный человек, сын отца-замминистра, привыкший все вопросы решать быстро, предлагал Лите за неделю сделать ее кандидаткой, а за месяц докторшей наук, она отказалась:
– Нет, хочу сама.
Много времени у нее отнимала и забота о себе: Лита занималась фитнесом, ухаживала за своей внешностью; она выглядела ровесницей мужа, а то и моложе. Антон, кстати, был уверен, что ей двадцать пять – двадцать шесть лет.
И вот дошло до того, что Антон признался в любви. Не Лите, а другу и сослуживцу Сергею Сергиенко. Сергиенко было тридцать пять, он был рыхл, медлителен, бородат, похож на священнослужителя, поэтому Антон добродушно звал его Отец Сергий. Жил Отец Сергий с мамой и угадывалось, что он и к пятидесяти годам будет таким же, как и сейчас, и так же будет жить с мамой, разве еще больше раздобреет, и в бороде появится проседь.
– Прямо любишь? – спросил Отец Сергий. – Прямо точно?
– Точно. Тоскую о ней, а когда вижу – счастлив, как пацан. Снится то и дело.
– Эротически?
– В том числе.
– А с женой как?
– Да всё прекрасно, в том-то и дело! Жену люблю – ну, супружески, конечно, не так, как раньше. Детей люблю, внука обожаю.
– Не обязательно уходить, попробуй с ней это самое.
– Не хочу я это самое! То есть хочу, но…
Антон не умел объяснить, чего он хочет. Да и не знал точно, знал лишь, что влюбился без памяти.
– Несовременный ты, – сказал Отец Сергий.
– Будто ты современный.
– Я – очень. Я, как все мудрые люди нашей эпохи, понял, что гендерный дискурс зашел в тупик.
– Что это значит?
– Долго объяснять.
Но и Лита чувствовала, что влюбилась. Так, как ни в кого не влюблялась. И тоже призналась в этом – маме. Ее мама, Жанна Феоктистовна, трижды разведенная, а теперь гордо и счастливо одинокая, была женщиной очень широких взглядов, сейчас у нее имелось сразу два любовника, в чем она не стеснялась признаться дочери, а Лита, в свою очередь, тоже рассказывала ей всё.
Жанна Феоктистовна отреагировала спокойно:
– Нравится – переспи с ним.
– Не могу. Мучиться буду.
– Совестливая ты у меня неизвестно в кого. Шучу. Я, когда замужем была, своим мужьям тоже не изменяла. А сейчас могу себе позволить.
– Сама не изменяла, а мне советуешь?
– Не изменяла, потому что дура была. По любому будешь мучиться, Литка, но лучше сделать и мучиться, чем мучиться, что не сделала. Это и для психического здоровья вредно.
И были встречи, встречи и встречи на прогулках, без которых Антон и Лита уже не могли жить. И однажды она вдруг спросила:
– Мне кажется – или ты в меня влюбился?
– До смерти, – сознался он.
– И я тоже.
– Ничего себе… И что будем делать?
– Понятия не имею. Я не хочу мужу изменять.
– А я жене. Может, не встречаться?
– Да, наверно.
И они стали выходить на прогулку в разное время. Но однажды Антон не выдержал и позвонил Лите по мессенджеру соцсети.
Она ответила тут же и призналась:
– Ты не поверишь, я сейчас сама собиралась тебе звонить. Я не могу. Я хочу тебя видеть.
– А я тебя.
Вечером они встретились на прогулке. Лита смыла с себя весь макияж – впрочем, всегда легкий, но, как у многих светловолосых, брови и ресницы ее казались без подкраски бесцветными.
– Вот такая я по-настоящему, – сказала Лита. – Я раньше никогда так на улицу не выходила.
– Ты прекрасная, – сказал Антон. – Ты неземная просто.
– А ты обычный, вот парадокс-то. Мне никогда такие не нравились.
– Значит, и я разонравлюсь.
– Я тоже надеялась, но никак. А еще у меня все плечи в веснушках.
– А у меня на зубах слева внизу – протез бюгельный. Вот, посмотри, – и Антон открыл рот.
Лита посмотрела.
– Ужас какой.
– И я об этом. И еще я в сексе не гений. Средненький мужичок такой, – с трудом солгал Антон и это, нынешние мужчины согласятся, поступок героический, жертвенный, особенно когда на самом деле считаешь себя вполне мастеровитым в любовных делах.
– Да и я ленивая насчет секса, – солгала и Лита. – И вообще ленивая. Привыкла, что у меня богатый муж, машина у меня «порше-кайен», особняк за городом, сад. Я иначе жить не смогу.
– А я никогда тебе такой жизни не обеспечу.
И они долго еще перечисляли свои недостатки, чтобы разонравиться друг другу.
Не помогло.
– Всё равно люблю, – печально сказала она.
– И я, – вздохнул он.
– Да еще живем рядом.
Лита придумала: начала уговаривать Максима сменить место жительства. Он сказал:
– Как хочешь, но не сейчас. Очень много работы.
– Я сама займусь.
И Лита увлеченно взялась за подбор новой квартиры. Ездила смотреть вместе с риэлторами, но всё ей не нравилось. То район не очень, то дом не такой, как хотелось бы, то планировка квартиры не устраивает…
А Отец Сергий посоветовал Антону начать выпивать.
– Чтобы Лита разлюбила? – спросил Антон.
– Чтобы жена выгнала. Разведетесь, будешь свободным, найдешь работу получше. И всё сбудется.
– Я выпивать не очень люблю.
– Не любишь – а надо! Я вот тоже не люблю, но каждый вечер по сто пятьдесят выпиваю. Врачи рекомендуют. Так что – действуй!
Отец Сергий, сам не способный на решительные поступки, в это время очень переживал за Антона, вот и давал другу такие экстремальные советы.
Антон начал выпивать. Жена удивлялась и злилась, дочь специально приехала прочитать отцу нотацию, сын посмеивался.
Лите выпивший Антон сказал следующее:
– Ничего я тебя не люблю, а просто запал на твою внешность чисто сексуально. Хочу тебя поиметь, вот и все. Давай трахнемся, тебе жалко, что ли?
И на следующий день тоже сказал ей что-то в этом духе, на грани хамства.
Но Лита не обижалась, она жалела Антона и говорила:
– Я всё понимаю. И даже спасибо, что ты так стараешься. Но не помогает.
Жанна Феоктистовна, устав от печальных исповедей дочери, сказала:
– Надо совершить что-то подлое. Чтобы он тебя возненавидел. Пожалуйся Максиму, что этот Кен пристает, пусть он ему рыло начистит,
Жанна Феоктистовна, как всякая интеллигентная дама нашей эпохи, любила выразиться просто и народно.
– Он не Кен.
– И ты не Барби. Сделай – не пожалеешь.
– Но я и себя буду подлой считать.
– Давно пора! Подлой женщине жить легче, уж поверь мне. А уж подлым мужикам совсем легко и весело, ты посмотри на нашу власть, все эти думы и правительства наши – красавчики, грабят миллиардами и хохочут!
И Лита послушалась, рассказала Максиму о приставаниях Антона.
– Убить, покалечить? – спросил Максим.
– Не надо! Можно немного побить. Без увечий. И не сам, ладно?
– Нет проблем!
И два человека из службы секьюрити фирмы Максима на глазах Литы встретили и побили Антона. Кент бросался на них, рычал, укусил одного за ногу, тот выхватил электрошокер, Лита бросилась к нему, толкнула, закричала:
– Звери, сволочи, а ну, пошли отсюда!
Напавшие переглянулись, пожали плечами и убрались. Лита плакала, обнимала Антона.
– Это ты их натравила? – Антон улыбнулся и поморщился: болели разбитые губы.
– Да. Через мужа. Сволочь я, тварь последняя, гадина.
– Обожаю, – сказал Антон.
Через неделю они решили: надо выложить всю правду. Она мужу, он – жене. И будь что будет. Может, жена его выгонит. А ее выгонит муж. И само собой всё решится.
Что всё, оба не уточняли.
Вечером Лита сказала Максиму:
– Максим, я полюбила другого человека.
– И? – спросил Максим.
– Что «и»?
– «Полюбила» – это вводная информация, ты ее озвучила. А дальше?
– Дальше ничего. Просто – полюбила. Но я и тебя люблю, – поспешила добавить Лита.
– То есть разводиться не собираешься?
– Нет. И у меня с ним ничего не было. И не будет. Это так… – Лита вспоминала старинное слово и вспомнила: – Платонически.
– Тогда на здоровье, – разрешил Максим. – Мне, конечно, неприятно, но бывает. Кто-то может понравиться – временно. Мне вот тоже одна сильно понравилась год назад.
– Ты с ней – …?
– Нет. Удержался.
– А кто она?
– Какая разница? Ну, девушка одна из юридического отдела. Неважно, я же говорю – всё прошло.
Литу это почему-то встревожило. Через день она, придумав какой-то повод, заехала к мужу на работу, в офис, который занимал половину этажа одного из небоскребов в Москва-Сити, шла коридором, увидела табличку «Юридический отдел», свернула туда. В отделе сидели три женщины за тридцать и одна помоложе, приятной внешности. Наверное, она.
Лита подошла к ней и негромко сказала:
– Мы можем поговорить? Не здесь.
Девушка пожала плечами, встала, они вышли в коридор.
– Вас как зовут? – спросила Лита.
– Юля. А вас я знаю. Фотографии видела.
– Он показывал?
– Не обязательно. Я ваш блог читаю, там ваши совместные фотографии.
– Ясно. Юля, скажи, только честно, я пойму, если соврешь: что у вас было с Максимом?
– Ничего. К сожалению.
– Даже так?
– Даже так. Да, он мне нравится, скрывать не собираюсь. С удовольствием отбила бы у тебя, пробовала – не ведется.
– Жаль, – сказала Лита.
– Чего? – удивилась Юля.
– Да это я так. Шучу.
Анастасия же на признание мужа отреагировала странно – рассмеялась.
– Это ты мне, что ли, для того говоришь, чтобы я ценила тебя, что ли? Цену набиваешь, что ли?
– Не набиваю. Люблю. И она меня.
– Молодая, красивая, богатая?
– Да.
– Кто бы сомневался! Дружок, думаешь, я тебя держать буду? Давай – бегом на мороз! Через день ножки замерзнут – вернешься.
– Лето вообще-то.
– А я – образно!
– Ты меня не любишь совсем? – предположил Антон.
– Это мое дело. Я тебя хорошо знаю, Антоша, ты – мечтатель. Ты и на работе, наверно, не столько работаешь, сколько мечтаешь. Ну, помечтай, помечтай.
Антону стало обидно. Так обидно, что захотелось доказать серьезность своих переживаний. И он уехал к маме, которая жила в Гольяново. Кента, естественно, взял с собой. Прожил там неделю, на расспросы мамы отвечал, что хочет взять паузу и переоценить свою жизнь, ездил через полгорода на работу и скучал. Скучал о Лите, с которой даже не созванивался (и она тоже не звонила), скучал о жене, о дочери и внуке, о сыне. И Кент тосковал, целыми днями лежал у двери, гулял неохотно, лишь бы отчитаться по своим собачьим нехитрым обязанностям.
Меж тем Анастасия догадалась о Лите. Это было несложно: она не раз видела с балкона, как Лита и Антон с собаками вместе выходили из парка и прощались, долго беседуя, хотя собаки тянули поводками к домам. Но она думала, что это так, знакомство на почве прогулок, а, оказывается, вон что. И однажды, увидев Литу с Барби, торопливо оделась, наскоро подкрасилась, пошла в парк. Встретила Литу, спросила:
– Это, значит, ты?
Лита, знавшая Анастасию в лицо, честно ответила:
– Я.
– И какие планы?
– Никаких.
Барби рвалась с поводка к Анастасии.
– Знакомый запах чует, – сказала Анастасия. – У нас же с Антоном запах общий. Вместе живем потому что.
– Да, наверно. Вы не думайте…
– А я и не думаю, только он из дома ушел. Ты ему бы сказала, если встречаетесь…
– Мы не встречаемся.
– Ну, позвони. Скажи ему честно: никаких перспектив, никогда у него с тобой ничего не будет. Ведь не будет?
И Лита хотела сказать: конечно, не будет, но вместо этого уронила растерянное:
– Не знаю…
– Неужели влюбилась? – не поверила Анастасия. – Во что?
– Понятия не имею. Он… У него душа чуткая.
– Что есть, то есть, – признала Анастасия. – Если б не душа, давно бы я его бросила. Тяжело с ним. Но я-то привыкла, а ты не сможешь.
– Не смогу, – согласилась Лита.
– У него и здоровье на все пятьдесят лет, а то и больше, – сказала Анастасия. – Сахар повышенный, простата не в порядке, нейропатия – кожу на ногах по ночам жжет. Не рассказывал?
– Рассказывал.
– Тебе, наверно, не привыкать, такие, как ты, за старых миллиардеров выходят, уж прости за правду.
– Это неправда, моему мужу двадцать семь.
– Ох ты. Тогда это точно любовь. Что я тебе на это скажу? – терпи. У меня тоже было, втюрилась десять лет назад. Так втюрилась, так втемяшилась, на всё была готова, если бы он тоже. Но он, слава Богу, нет. И ничего, прошло. И у тебя пройдет.
– Надеюсь.
Шло время. Антон вернулся домой, Лита нашла отличный вариант, квартиру в доме-сталинке на Кутузовском, место и красивое, и престижное. Максиму и дом, и квартира понравились. Он в это время был деликатным, ни о чем не спрашивал. В считанные дни продали они свою квартиру и переехали в новую.
За это время, то есть до переезда, Антон и Лита почти не встречались, в парке, увидев друг друга, сворачивали. Кент и Барби рвались, скулили, не понимая, в чем дело, Антон и Лита оттаскивали их, строго крича: «Фу! Нельзя!» Собаки, конечно, этого не понимали. Недавно было можно, а теперь нельзя – почему? Впрочем, и Кент, и Барби знали, что в человеческом поведении нет никакой логики. Лежащую палку или ветку разрешают схватить и понести в зубах, а пластиковый стаканчик или металлическую банку нет – почему? Присесть в кустах или густой траве, где все колется и мешает, можно, а сделать то же самое на дорожке, где чисто, где хозяевам легче все собрать в пакет и бросить в урну – нет, почему? Наскакивать приветственно на людей с собаками можно, а на людей без собак нет – почему?
После отъезда Литы обоим показалось, что понемногу отпускает. Недаром же мудрая поговорка учит: «С глаз долой – из сердца вон». Антон даже перестал читать блог Литы, да она и сама не делала новых записей – не до того было, защищала диссертацию, и успешно защитила. А потом устроилась на работу в одну из лучших проектных фирм Москвы. Устроиться помог Максим, на этот раз она позволила ему это сделать – хотела быть ему обязанной. Фирма в это время трудилась над крупным заказом – проектировали подмосковный парк-отель на берегу водохранилища; шеф Сотейников, любивший возбуждать в коллективе соревновательность, поручил сразу пятерым сотрудникам разработать ландшафтные варианты, и заказчикам понравился вариант Литы, в котором она использовала образы фильма «Властелин колец» – домики и шале в холмах, с овальными дверьми и круглыми окнами. Оказалось, что главный заказчик, Иван Саргасян, был страстный поклонник этого фильма, и он взял вариант Литы, но не для парк-отеля, а для собственного поместья. Вышло эффектно, друзья Саргасяна засыпали Литу заказами – кому-то хотелось копию окрестностей Хогвартса, кто-то мечтал о настоящем саде камней, а один бывший горец попросил создать маленькое ущелье, похожее на Дарьяльское; трех гектаров его усадьбы для этого вполне хватало.
Так Лита неожиданно стала очень прилично зарабатывать.
Она могла бы трудиться и дома, но предпочитала ездить в офис или на объекты, с Барби гуляла специальная женщина, профессиональная выгульщица. Лита в это время, кстати, охладела к Барби, будто та была виновницей ее несчастной любви. Соучастницей уж точно.
Антон гулял с Кентом сам, но тоже без прежней охоты – каждая прогулка напоминала о том, что теперь нет Литы и Барби. Кент, необыкновенно чуткий, вел себя необычно – бросится за каким-нибудь собачьим другом или подругой, немного побегает и останавливается, оглядывается на хозяина и взглядом словно просит прощения. Я тебя понимаю, как бы говорит он, но и ты меня пойми: жизнь продолжается!
Однажды Лита, возвращаясь с объекта и объезжая пробку на Дмитровском шоссе, поехала, повинуясь указаниям навигатора, по улице Ивановской, мимо того самого парка, мимо своего бывшего дома. И как раз в это время дорогу переходили Антон с Кентом. Лита остановилась. Остановился и Антон, увидевший Литу.
Он смотрел на нее, она на него, и вдруг Лита вышла из машины. Сзади гудели, Лита не обращала внимания. Кент, узнав Литу, бросился к ней, Лита нагнулась, потрепала его голову, потом распрямилась, сделала шаг и обняла Антона.
Так они и стояли, обнявшись, а умный Кент сидел рядом и смотрел в сторону.
– Я так больше не могу, – прошептала Лита.
– Я тоже, – ответил Антон.
– Давай встретимся.
– Давай.
– Я позвоню.
Лита уехала.
Она уехала и намеревалась тем же вечером позвонить Антону. Но не позвонила. Он сам позвонил ей, она не ответила.
Через два дня Лита позвонила Антону. Теперь не ответил он.
А через неделю Лита ездила на гольф-мобиле по угодьям Самсона Верейского, человека, выше статусом не только Максима, но и его отца, замминистра. Поместье Верейского занимало площадь большую, чем княжество Монако, а сам он, имея за плечами два брака и взрослых детей, был еще не стар, выглядел вполне крепким. Он ездил вместе с Литой (пешком всё обходить было бы слишком долго) и говорил:
– Хочу деревню под открытым небом. В старом русском стиле. Но не музей, а реконструкцию. Найму людей, будут моими крепостными, а я буду барин. Буду девок портить, а провинившихся на конюшне сечь.
– Вы серьезно? – не поверила Лита.
– А почему бы и нет? Видишь ли…
– Мы на ты?
– Я на ты, а ты как хочешь. Видишь ли, Литочка, все наши несчастья от демократии и свободы выбора. У хорошего помещика крестьяне были счастливы: если засуха или дожди, неурожай, они с голоду не помрут, барин выручит. Раньше было: я ваш отец, а вы мои дети. Кстати, детей от помещиков в деревнях и впрямь бегало множество.
– То есть вы хотите насиловать девушек?
– Сами согласятся. Если девка знает, что барин всю жизнь будет подкармливать своего ублюдка, байстрюка, бастарда, как хочешь назови, она сама подол подымет.
– Это гадко, извините, – толерантно поморщилась Лита.
– Как сказать. Посмотришь на современные отношения – сюси-пуси-маракуси, она ждет, что он инициативу проявит, а он от нее сигнала ждет. Пять лет притираются, еще пять лет живут без брака, потом поженились и опа! – через два года разбежались! А раньше: или отец-мать замуж выдавали и женили, или барин, или сам парень, если не дурак, брал девку за ж… за женское, так сказать, начало, и всё! Моя, и шабаш! И живут счастливо, и семеро по лавкам, никуда не денешься. Всё честно, понимаешь? Я бы вот тебя тоже взял, прямо вот тут, в рощице, да ведь в суд подашь, – упрекнул Верейский.
И тут произошло неожиданное. Лита, оглядев широкоплечего Верейского, сказала:
– А возьмите. Я согласна.
– Цена вопроса? – осведомился Верейский, думая, что понял Литу.
– Ноль. Даром.
– Тогда не въезжаю в ситуацию. Неужели я тебе понравился?
– Не очень, но я коллекционирую новые ощущения.
– Елки-палки… Ну, давай попробуем.
И Верейский подал Лите руку, как даме, выходящей из кареты, и повел ее в кусты. Там он облапал ее, густо и горячо дышал, потянулся ртом к ее губам, Лита терпела. «Мне это надо», — думала она, не проникая слишком глубоко в недра своего ума, чтобы понять, зачем надо. Полагалась на интуицию. Верила, что после этого она станет другой и перестанет сомневаться, будет все делать по порыву, а не по надоевшему уму. Но Верейский отвалился от нее, сел на траву и признался:
– Не могу. Я, знаешь ли, всю жизнь преодолевал и побеждал. Стереотип у меня. И если кто сразу соглашается, у меня не выходит. Мне победить надо.
– Зачем тогда крепостные девки? Они ведь тоже соглашаться будут.
– Я им вводную дам, чтобы брыкались.
– Могу и я побрыкаться.
– Нет, у меня или сразу – или никогда. А заказ я тебе не поручу, прости. Чтобы не терлась перед глазами, чтобы я не вспоминал, что не смог. Начну ненавидеть, мужу твоему наврежу, тестю, могу и убить со злости.
– Правда можете?
– Шуток не понимаешь? – отсмехнулся Верейский и отвернулся, но Лита поняла: может.
Прошла еще неделя. Лита знала, что надо что-то решить, но сама она решить ничего не могла, нужен был чей-то совет. К матери обращаться не стала. Позвонила подруге Даше, бывшей сокурснице. Даша не так давно вышла замуж, родила близняшек, была, насколько знала Лита, счастлива. Собираясь спросить совета, мы обычно выбираем того, кто скажет нам именно то, что хочется услышать. Лита хотела услышать от Даши: не дури, роди Максиму ребенка, будь счастлива тем, что имеешь!
Но Даша, выслушав Литу, сказала:
– Завидую. Мне бы тоже влюбиться.
– Неужели тебе плохо?
– Не то, чтобы плохо, Лит, а одинаково. Запарилась я. Кухня, дети, муж. Паразитки мои болеют то и дело, и нет, чтобы в одно время, шиш-то вот: Глашка выздоравливает, Симка заболевает, Симка выздоравливает – Глашка опять заболевает. Прямо нон-стоп какой-то. Нет, я их обожаю, но – устала. А я ведь литературой, если ты помнишь, увлекалась, стишки сочиняла, роман собиралась написать. Ага, роман, щас прям. Стишки иногда выскакивают, но такие тоскливые, самой противно. Вот, например. «Подгузники. Ипотека. ЗОЖ. Долги. Еда. Езда. Ещё. Цени!»
– Какие-то странные стихи. Без рифмы.
– В современных стихах рифма не всегда нужна. Ты запиши в столбик, и все поймешь.
– Я не запомнила.
– На телефон сброшу в готовом виде. А тебе я, знаешь, что скажу? Пока нет детей, люби, живи, отрывайся! Потом некогда будет.
– Спасибо…
В машине Лита посмотрела текст, который послала ей Даша: Подгузники.
Ипотека.
ЗОЖ.
Долги.
Еда.
Езда.
Ещё.
Цени!
И всё равно не поняла, в чем тут стихи.
Она решила встретиться с другой подругой и сокурсницей, Улей, Ульяной. Уля, высокая и крупная девушка, была, как она сама о себе говорила, ушиблена сексом, постоянно меняла партнеров, относилась ко всему легко и жизнерадостно. Может, Уля скажет: хватит страдать, переспи с ним, да и все!
Она почти так и сказала. Но перед этим спросила:
– Ты чего хочешь, любить или трахаться?
– Наверно, и то, и то.
– Так не бывает. Вот у меня сейчас трое. С одним мне нравится трахаться, с другим говорить интересно, но трахаться не очень, а третий меня страшно любит, с ним ни говорить, ни трахаться не интересно, но приятно же, когда кто-то страшно любит, вот я его и навещаю: ладно, люби. А так, чтобы всё сразу, у меня не было. Подозреваю, что и не бывает. Короче, по тому, как ты его описала, я думаю, надо тебе с ним…
– Только не говори трахаться. Не люблю я это слово.
– Всегда поражалась тебе, Литка. Ты обалденная, ты ходячий секс, но ты всегда была одна. У тебя сколько мужиков было до замужества?
– Один. Недолго.
– Кошмар.
– Никакого кошмара. Я считаю, что это должно быть только по любви.
– Ты в каком веке живешь, подруга?
– При чем тут век? У века своя мода, а у меня свои правила.
– Несовременная ты.
– Может быть. Я не понимаю, что такое — быть современной. Дашка вот стихи современные пишет, посмотри.
Лита показала, Уля прочитала и долго смеялась.
– Что? – не понимала Лита.
– Ты действительно не видишь?
– Что тут видеть?
– Нет, ты не просто несовременная, ты инопланетянка какая-то. Аэлита, этим все сказано. Ты не ответила: чего ты хочешь?
– Любить.
– Тогда трахнись. И сразу все пройдет. Гарантирую. Могу дать адреса особых гостиниц, сдают отличные комнаты для встреч. Мужчины любят, чтобы на нейтральной территории. Дать?
– Не надо, – отказалась Лита.
А из машины написала Уле: «Ладно, пришли адреса».
И Уля прислала список. И не просто список, а под каждым названием прямая ссылка на сайт гостиницы.
Лита остановилась, просмотрела. Выбрала. И написала Антону: «Предлагаю встретиться здесь. В субботу вечером. Сможешь?»
И послала ссылку.
Он тут же ответил: «Да».
И они встретились возле обычного жилого дома, с торца которого был вход в полуподвал, над дверью многозначительная вывеска, не без юмора: «Нумера».
– Лихо, – сказал он.
– Пойдем быстрее, – сказала она.
Комната была зарезервирована и оплачена Литой заранее, она назвала номер заказа, женщина за стойкой у входа, похожая на сердобольную больничную сестру-хозяйку (возможно, из-за медицинской маски на лице), выдала ключ и напутствовала: «Отдыхайте!» – глядя при этом куда-то вниз и в сторону, показывая этим гостям, что она не собирается запоминать их внешность, и если потом кто спросит, скажет: «Не видела, не помню, не знаю!»
В комнате было полутемно, плотные шторы почти задернуты, все пространство занимала кровать, по бокам две тумбочки. Больше ничего – ни стульев, ни кресел, ни шкафов. Сбоку дверь в санузел. Пахнет приторными духами, табачным перегаром (хотя на двери листок с перечеркнутой сигаретой в красном кружке), еще чем-то не очень приятным.
Лита не могла говорить – сдавило грудь и горло, даже дышать было трудно.
Она начала раздеваться. Но, сняв футболку, подошла к окну и задвинула шторы. Стало темно до кромешности.
– Ты уверена? – послышался голос Антона.
– Да, давай уже!
Лита наощупь нашла тумбочку, сложила на нее одежду, стянула с постели покрывало, свернула, положила на ту же тумбочку, забралась под одеяло. Ждала. Через некоторое время к ней присоединился Антон. Они лежали по краям, не касаясь друг друга. Замерли. Но вот Антон заворочался, повернулся на бок, его рука коснулась Литы и тут же отскочила.
– Нет, – сказала Лита. – Я так не могу.
– А как? – спросил Антон.
– Не знаю. Я тебя люблю, очень люблю. Люблю встречаться с тобой, говорить. Я без тебя тоскую. Остальное – не обязательно. Я ненормальная? Или, как подруга говорит, несовременная?
– Я сам такой, – ответил Антон. – Я боялся признаться, какой мужик в этом признается, я тебе тоже люблю, но…
– Без секса?
– Сложнее. Я этого тоже хочу, я о тебе мечтаю, по-мужски иногда мечтаю, то есть…
– Я поняла.
– Да. Но мечтать одно, а чтобы вот так вот, как у всех… Или пусть не у всех, но… Я тоже без тебя тоскую, хочу тебя видеть, говорить, но… Ты мечта, Лита, а мечту не трахают.
– Будто другого слова нет.
– Нет. Нет для этого нормальных слов. Иметь, переспать, заниматься любовью, совокупляться, перепихиваться, чпокаться…
– Перестань!
– Я и говорю: всё не то.
Антон помолчал и спросил:
– Ты это для того решила, чтобы всё кончилось?
– Да.
– Ты хочешь, чтобы всё кончилось?
– Нет.
– Тогда зачем?
– Не знаю. А вдруг понравится?
– Этот вариант мы не учли. Тогда… – и Антон опять зашевелился.
Но Лита отодвинулась, чуть не упав при этом.
Она восприняла это как подсказку тела и встала. Начала одеваться.
– Даже если понравится, – сказала она, – всё пойдет к концу. И очень быстро. Ты мне стал как старший брат, понимаешь? А с братьями…
– Точно. А ты – как младшая сестра. С сестрами тоже…
– Прости, я пойду. А ты попозже, ладно?
– Ладно.
Лита вышла из комнаты, а потом из гостиницы. По глазам привратницы было видно, что та не удивилась. Ко всему привыкла.
Неделю они не созванивались, обоим было неловко, будто что-то меж ними все-таки было.
А потом Лита не выдержала, позвонила, приехала к парку «Дубки», и они гуляли вчетвером. Кент и Барби бросились друг к другу с таким визгом, будто не виделись сто лет, и гонялись, играли не меньше часа, не обращая внимания на других собак.
А Лита и Антон, с улыбками глядя на них, говорили о…
Впрочем, неважно, о чем.
А потом Лита всё же развелась с мужем, который, как оказалось, завел себе подружку модельных параметров, а через полгода женился на ней.
Лита живет одна, выполняет интересную работу, получает хорошие деньги, купила квартиру.
Около года они встречались изредка с Антоном, но потом Анастасия заболела сложной аутоиммунной болезнью, начались больницы, врачи, пансионаты, Антон не отходил и не отходит от жены ни на час в свободное от работы время, с Кентом гуляет выросший сын.
И встречи прекратились.
Что потом? Потом продолжилась жизнь с ее разными мелочами, трудностями и радостями, но и Литу, и Антона всегда поддерживает чувство, что в их жизни было счастливое и необычное время, когда они оба пережили то, что, возможно, удается пережить не каждому, и этим можно гордиться. Да, иногда жаль того, что не свершилось, но, если подумать, многим людям, оглядываясь назад, и пожалеть-то не о чем.